— Что?! — нет-нет-нет! Я не готов такое даже слышать! — Не сейчас! Тем более, ты весь побитый.

— А когда? — он провел рукой по моему эрогенному месту.

— Ну… Я не знаю… — боже, что он улыбается? Сейчас это выглядит ужасающе, но тем не менее… — А почему мне?.. Я тоже могу…

— Да? Можешь? Ты уверен? .. — провел рукой по моему члену, — Хочешь попробовать?..

Мне ему?! Сейчас?! Я не знаю, как! То есть… Знаю, но…

— Так! Тебе нельзя шевелиться, — убрав его руку, положил на лопатки и прикрыл одеялом.

— Пышка, ты сейчас меня динамишь?

— Нет! Ты что? Я о тебе беспокоюсь, — погладил по его волосам, — я хочу, чтобы ты себя чувствовал хорошо.

— Правда, хочешь?

— Конечно!

Он сбросил одеяло на пол и намекнул, что я должен сделать. Ладно. Это мы уже проходили. Расстегнув ширинку, попытался запустить руку в его трусы:

— Не рукой… — он положил руку поверх моей и посмотрел в глаза.

— Не рукой? .. — конечно, я знаю, о чем он. Но… — Ты… Хочешь?

— Очень!

Ну, что тут такого? Закрою глаза…

— Хорошо.

— Правда?! — смотрит, словно не верит в такое везение, — Я в душ! Ты же не передумаешь?

— Нет.

Пока его не было, я не мог поверить, что такое ему пообещал. Смогу ли?

Он вышел в одном полотенце и подошел ко мне. Бугорок под полотенцем оказался на уровне моих глаз.

— Мне лечь? Или так?

— «Или так», — только бы он не заметил как срывается от волнения голос.

— Пышка, — он запустил пальцы в мои волосы, — не волнуйся. Мне понравится, это ведь твои губы! Хочешь, выключим свет?

Я отрицательно замотал головой и запустил руку под полотенце, проведя ею по внутренней стороне бедра вверх, пока не коснулся нежной кожи.

Он побрил мошонку! Закружилась голова, и стало жарко.

— Пышка, посмотри на меня! Сделай глубокий вдох… — я втянул воздух, — и выдох… Молодец! Только не потеряй сознание, а то мне тебя откачивать придется.

Я помахал утвердительно головой. Николай снова запустил пальцы в мои волосы и слегка надавил на затылок, прижимая к слегка мокрому полотенцу в районе паха.

Я смогу! Я сумею!

Моя рука продолжила свое движение под полотенцем. Гладкая мошонка, а потом горячая плоть. Обхватив член пальцами, поднял голову, чтобы глянуть на него: закрытые глаза, облизанные, припухшие губы…

— Продолжай, пожалуйста! — тихая хриплая просьба. Побитый, но такой эротичный.

Я смогу!

Медленно потянув, второй рукой стянул полотенце. Плоский живот, красивый рельеф мышц, переходящий в такой же красивый мужской орган.

Закрыв глаза, прикоснулся губами к головке, словно целуя. Член в руке стал еще больше. Ему нравится. Даже слышно пульсирование. Кончик языка. Тихий стон. Мой бешеный пульс стучит  в унисон с его. Адреналин, кураж. Язык прошелся по всей длине. Он стонет и гладит по волосам.

— Да-да! Хорошо! Продолжай! Только не останавливайся!

И я продолжил. Может, я не такой умелый, как он, но, даже поглощая половину его члена, довел его до разрядки за считанные минуты. Он отстранился и кончил в сторону, сжимая мои волосы.

— Пышка! Пышечка!

Это оказалось не так страшно, даже приятно, что я сумел его так возбудить. Посмотрев вниз, увидел на ковре следы своих стараний.

— Черт! — вырвалось само собой.

— Что?

— Бабушкин любимый ковер, она меня убьет!

— Не убьет, скажешь, что это ее правнуки, она еще и обрадуется.

— Смешно! Боюсь, она еще больше расстроится, это же правнуки чужой бабушки.

— Сейчас мы это исправим!

Бедный ковер!

Жизнь такая штука, что никогда не предугадаешь, что ждет тебя завтра. Так случилось и со мной. На третий день нашего вынужденного больничного я с утра отправился в магазин, пополнить запасы провизии. Ничего не предвещало беду: светило солнце, поблескивал снег. «Жизнь — хороша!» — пела моя душа, когда я возвращался с пакетами домой. Но стоило подойти к двери, как раздался душераздирающий визг. Бросив на пороге свою ношу, я вбежал в комнату, где посреди комнаты лежал голый Николай, а рядом с его телом стояла моя бабка в шубе и ондатровой шапке, и верещала что есть силы.

— Что случилось?! — первым делом бросился к Николаю. Перевернув его, наклонился проверить дыхание, — Слава богу, дышит! Что ты тут делаешь?!

Бабка перестала орать, и перешла на причитания:

— Боже! Я… Я вхожу, а тут голый мужик! Вот я его и… — бабка подняла вверх сумочку.

— Ты его этим приложила?! — черт! У него же только стали заживать раны, — Николай, очнись! Ты меня слышишь, Коля!

Я стал хлопать слегка по его щекам. Потом наклонился и стал делать искусственное дыхание.

— Это кто такой?! Нужно вызвать полицию!

— Не нужно, это мой знакомый, — только полиции тут и не хватало.

— Почему он голый?!

— Бабуля, почему ты без звонка?! Мы же договорились!

— Я просто хотела в кладовке огурчиков пару банок взять и квитанции, — бабка стала стаскивать свою шапку и шубу, — Почему он голый?!

— Душ человек принимал, чего ты прицепилась!

— Что он там? Живой? — бабка увалилась в кресло и стала махать журналом, как веером перед своим лицом, — я думала сама умру, как увидела эту побитую рожу, а потом еще и это! — стала тыкать журналом в сторону обнаженного паха.

Николай застонал и пошевелился.

— Коля, слава богу! Ты как?

Он открыл глаза и, щурясь от боли, простонал:

— Пышечка, что произошло? Я вышел из душа, а меня… А-а-а-й! — он ухватился за голову.

— Тише-тише, не шевелись, сейчас я тебя одену, нужно к врачу, у тебя может быть сотрясение.

— Кх-х-х! Я извиняюсь, но мне кто-нибудь объяснит, что происходит?! — бабка не собиралась оставить нас в покое, — Гоша! Принеси мне воды и валерьянки. У меня сейчас будет инфаркт.

Я растерялся, не зная, кому оказывать помощи первому. Мои метания прервал Николай:

— Принеси воды и мне заодно. Иди-иди, все нормально.

Я вернулся за считанные секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы Николай перебрался на кресло и прикрылся полотенцем. Застал я их в полнейшей тишине.

Подавая бабушке стакан, решил их представить:

— Бабуля, это Николай Иванович — мой начальник.

— Да что ты говоришь! — сарказма в ее ответе хватило, чтобы я сообразил, что что-то не так.

— Гоша, я ей сказал, что мы пара, — его слова чуть не выбили землю из-под моих ног.

Я так и остался стоять посреди комнаты со вторым стаканом в руке.

— Боже, за что мне такие наказания?! Сын — бабник, внук — голубой! Чем я провинилась? Все! Завтра иду сдавать партийный билет коммунистической партии.

Я глянул на Николая, он, прикрывая рукой рот, пытался сдержать смех, от бабкиных причитаний. И я не удержался и стал заходиться хохотом. Моя побитая «пара» тоже последовала моему примеру.

— Посмотрите на них! Им смешно! Я посмотрю, как вы будете смеяться, когда узнают родители. Боже, боже! Что творится с этой молодежью, — причитая, она стала выкладывать из сумки на стол консервы, — наверно, и не едите ничего. Вот, как за месяц похудел, одни глаза на лице, скоро ребра выпирать станут.

Я смотрел на это и не мог остановить смех. Значит, вот чем она его огрела! Повернувшись, посмотрел на Николая, он сидел, забросив ногу на ногу, и смотрел на меня с нескрываемой нежностью. А потом пошевелил губами, я отчетливо разобрал: «Я люблю тебя». Может, не самая подходящая ситуация, но я ответил ему безмолвно: «Я тебя тоже!» И он все понял, это было видно по его глазам.

От бабки не получилось так сразу избавиться, вначале она перемыла посуду, пока я готовил чай, а Николай одевался. Потом она заставила его перерыть всю кладовку в поисках огурцов. И на этом она не остановилась, полчаса еще отчитывала Николая, что он неправильно оплатил квитанции. Чего она на него напала? Подумаешь, перестарался — оплатил на полгода вперед. Что же она бы нам сделала за неуплату? Когда за нею захлопнулась дверь, мы вздохнули с облегчением.