"Что у тебя за дело, юноша?" - неприветливо вопросил седовласый длиннобородый человек, могучее сложение которого выдавало бывалого воина. "Мое имя… Дарион", - прохрипел юный Могрейн, благо молот - оружие паладинов Света - несколько смущал его, благо оказывал немалое давление на шею. - "Дарион Могрейн, сир. Я пришел, чтобы просить тебя о помощи".

"Младшенький Александроса?" - во взгляде Тириона приязни ничуть не прибавилось. - "Я ничем не могу помочь тебе. Шел бы ты своей дорогой". "Свет ниспослал мне видение", - объяснил Дарион, когда бывший паладин счел возможным отвести молот в сторону. - "Он открыл, что ты можешь помочь мне… или, по краймей мере, дать мудрый совет!" "Значит, Свет указал тебе неверный путь", - с горечью молвил Тирион. - "Я - отверженный, изгой. Советую тебе уйти… и искать помощи в ином месте".

"Дело касается души моего отца!" - воскликнул Дарион. - "Может, ты и отверженный, изгой. Но ты - единственный, к кому я еще могу обратиться за помощью". "Души отца, говоришь?" - нахмурился Тирион. - "Александрос был олицетворением чистоты Света. Не могу представить, чтобы душе его что-то угрожало… Ладно, я выслушаю тебя. Ради твоего отца. Проходи".

…Позже, внимательно выслушав рассказ юного Дариона, Тирион надолго замолчал, погрузившись в раздумья. "Твой рассказ меня встревожил, и это еще мягко сказано", - изрек он наконец. - "Если дух Александроса и меч связаны, как ты утверждаешь… Когда я был судим - лишен ранга и положения в обществе, - то боялся, что Свет оставит меня. Но Свету нет дела до людских судилищ".

Протянув руку, Тирион принял у Дариона Испепеляющий и, воззвав к Свету, испросил явить ему истинную суть меча… после чего с гримасой искреннего омерзения вонзил меч в стол. "Меч снедает порча", - пояснил он. - "А внутри него пленена душа. Если она действительно принадлежит Александросу Могрейну, то, боюсь, от него ничего уже не осталось". "То есть?" - встревожился Дарион. "То есть душа твоего отца потеряна для искупления, мальчик", - пояснил Тирион. - "Ты сделал все, что мог. Думаю, тебе лучше примириться с этой мыслью". И с этими словами он вышел из дому.

"Мы должны найти способ!" - воскликнул Дарион, бросившись следом. - "Ты должен помочь мне!" "Твоя ливрея…" - не оборачиваясь, бросил Тирион. - "Ты не из Алых Крестоносцев…" "Я из нового ордена", - с гордостью произнес юноша. - "Серебряная Заря. Братство, которое верует в равенство всех рас и народов, посвятившее себя искоренению зла в мире".

И столь напыщенно и наивно прозвучали его слова, что Тирион не выдержал, расхохотался в голос. "Бедный глупец…" - вымолвил он наконец. - "Тебе предстоит бесконечное сражение". "Неужто вся душа твоя заполнена лишь горечью?" - покачал головой Дарион. - "Мой отец верил в тебя даже тогда, когда остальные проклинали твое имя! Неужели ты повернешься ко мне спиной, как повернулся к Таелану?"

"Ах ты, сопляк!" - Тирион в гневе обернулся к юноше. - "Не пытайся говорить со мной так, будто тебе ведома истина! Ты ничего не знаешь!" "Ты прав - я ничего не знаю!" - выпалил Дарион в ответ. - "Таелан никогда не говорил об этом. До меня доходили лишь слухи. Если отказываешься помочь мне, хотя бы расскажи, почему тебя окрестили предателем".

Таелан Фордринг вчитывался в строчки письма, которое знал наизусть, и которое было дорого ему как последняя память об отце. Неимоверно дорого, но в этом он не признается никогда и никому.

"…Я хочу, чтобы ты знал", - значилось на потрепанном листе пергамента, оставленным Тирионом сыну незадолго до изгнания его с земель королевства, - "что я очень люблю тебя и ты всегда пребудешь в моем сердце. Твоя жизнь и деяния станут моим искуплением, сынок. Ты - моя гордость и моя надежда. Будь хорошим человеком. Будь героем. Прощай".

В покои Таелана, слабо освещенные свечами, неслышно ступил Датрохан, приблизился к юноше, погрузившемуся в чтение знакомых до боли слов. "Письмо твоего отца…" - с ноткой неодобрения заметил он. - "Я слышал, что ты все еще носишь его с собой. Мы никогда не говорили о суде над Тирионом. Я был так, когда выносился приговор. Я был более, чем кто-либо изумлен, когда он отказался признать свои ошибки и просить суд о милосердии. Казалось, будто он вновь предает всех нас. Пусть мне больно говорить об этом, но твой отец заслужил изгнание. И сейчас он - отшельник, в то время как ты воплощаешь в жизнь волю Благого Света. У меня на тебя большие планы… Таелан. Я хочу, чтобы ты занял место Рено в качестве командующего в Алом Монастыре".

"Я?" - растерянно произнес Таелан. - "Ну, конечно, это было бы честью для меня". "Так пусть ею и будет", - произнес Датрохан. - "Твои возможности бесконечны, пока ты смотришь в будущее и не пытаешься жить прошлым. Я советую тебе сынок… сожги письмо".

С этими словами Сайдан Датрохан вышел за дверь, а Таелан поднес пергамент к пламени свечи… но в последний момент крепко прижал его к груди, склонил голову. Нет, это часть его наследия, и не расстанется он с нею за все блага этого мира.

"Охотясь, я заметил следы. Орочьи следы", - рассказывал Тирион Фординг молодому Дариону. Они сидели на склоне холма у лачуги, неотрывно взирая на низвергающийся водопад, и опальный паладин заново переживал всю боль, все моральные дилеммы… и сделанный им судьбоносный выбор…

"Кстати говоря, в ту пору орки были нашими злейшими врагами", - продолжал Тирион. - "Мы считали их злобными чудовищами… Следы привели меня к обрушившейся башне, где я обнаружил орка. Он был далеко не молод, но орк - он и есть орк. Мы сразились, и я с удивлением обнаружил, что умения одного не уступают другому. Поединок привел к тому, что башня окончательно обрушилась, и я лишился чувств. Позже я пришел в себя в собственной постели. После я узнал, что орк вытащил меня из-под обломков, привязал к седлу. Мой верный конь Мирадор привез меня домой. Я вернулся, чтобы поговорить с орком. Я узнал его имя - Эйтригг, ровно как и то, что "зеленокожие", которых столь истово ненавидят люди, ценят честь меня меньше нас. Он лишь хотел, чтобы его оставили в покое. Я поклялся, что сделаю все, чтобы исполнить его желание, но судьба обратилась против нас… Лорд-командующий Датрохан проведал об Эйтригге и приказал мне привести его и отряд воинов к тому месту, где скрывается орк. Эйтригг яростно сражался, но был взят под стражу. Я пытался вмешаться, но… было уже поздно. Меня обвинили в измене. И все же я не отказался от клятвы, данной Эйтриггу. Меня объявили предателем, с котором запрещено всякое общение. Эйтригга собирались казнить в Стратолме, но повесить не успели, ибо я спас его жизнь так же, как он ранее спас мою. А вскоре появился военный вождь Орды, Тралл, и увел Эйтригга с собой. Больше я его никогда не видел… То было делом чести. Без чести человек - ничто. Конечно, Утер, Датрохан и иные по-другому смотрят на это. Несмотря на мой статус "отверженного", я следил за мирскими событиями последних лет. В тот день, когда Таелана принимали в орден паладинов, я тайно присутствовал на церемонии. Я был так горд им… Но теперь, когда он яшкается с этими Алыми Крестоносцами… Извращенное сборище, которое такой же гнойник на наших землях, как и чума Плети".

"Таелан не такой, как они", - осторожно заметил Дарион, все еще находящийся под впечатлением от исповеди опального паладина. - "Я бы сказал, что он, скорее всего, просто сбился с пути… Хотя я понимаю, что он делает. Я знаю, каково это… потерять отца. Спасибо за рассказ, брат Тирион. Теперь я понимаю, что ты встал перед сложнейшим выбором и принял единственное верное решение. Я тоже принял решение, и сейчас должен встретиться с остальными в Часовне Надежды Света и продолжить свои поиски".