— Все началось за несколько месяцев до этого. Кристофер — так его звали — начал вести себя странно. Я думал, он так реагирует на пребывание в детском доме и в нашей школе. Его исключили из системы патронатного воспитания. Он туда не вписался, поэтому его прислали сюда, в приют Невинных младенцев. Но ему нравилось себя резать.

Джозеф на мгновение перестал дышать.

«Как Джеймсу, — подумал он. — Совсем как Джеймсу».

— Кристофер был замкнутым, одиночкой, — Мэтью покачал головой. — Священникам это не понравилось. Он вел себя вызывающе, никогда не делал того, что ему велели. И за такое поведение его постоянно наказывали тяжелой работой. Потом у него начались приступы гнева.

Мэтью пожал плечами.

— Однажды к нам в комнату пришел отец Брейди, и Кристофер ни с того, ни с сего на него набросился.

— Что они с ним сделали? — прошептал Джозеф, чувствуя, как у него потеют ладони.

Мэтью вздохнул.

— В комнату пришли отцы Куинн, Брейди и Маккарти и увели его. Изолировали, — на последнем слове Мэтью показал пальцами воображаемые кавычки.

Джозеф сглотнул, нервы, словно пули, пронзали его мышцы.

— Сколько времени его не было?

Мэтью помолчал, потом прошептал:

— Он так и не вернулся.

У Джозефа в жилах мгновенно похолодела кровь.

«Он так и не вернулся…»

— Пять лет назад…, — еле слышно пробормотал Джозеф. В голосе мелькнуло недоверие, но как только до него дошел смысл сказанных Мэтью слов, у него ёкнуло сердце.

Мэтью ослабил ворот рясы. Затем снова взглянул на дверь.

— В детстве я слышал, как старшеклассники говорили о каком-то подземном сооружении к северу отсюда. По-видимому, эти земли тоже принадлежат церкви Невинных младенцев

— Где? — растерянно спросил Джозеф.

Он думал, что видел всю территорию школы и не помнил в том направлении никаких зданий. Там не было ничего, кроме деревьев и бескрайних зеленых полей. Приют Невинных младенцев был построен на принадлежащей Ватикану земле на окраине Бостона. Здание находилось в такой изоляции, насколько это вообще было возможно в городе. Джозеф всегда считал такое расположение просто идеальным. Никакого вмешательства со стороны внешнего мира, но в то же время, если им что-то понадобится, ко всему есть доступ.

Мэтью наклонился так близко, что Джозеф почувствовал слабый запах его геля для душа.

— Я слышал, что его называют Чистилищем.

У Джозефа перехватило дыхание.

— Что касается самого сооружения, то так его не видно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не проверял, и у меня нет желания. Но ходят слухи, что тут есть несколько лестниц, ведущих к потайной двери. За ней расположен подземный ход в другое общежитие. Там и находится Чистилище.

Мэтью выпрямился, затем встал на ноги. С таким видом, будто это не он только что открыл Джозефу страшную тайну, Мэтью начал переодеваться из рясы в школьную форму.

Джозеф взглянул на свои руки. Они дрожали. Чистилище. Он не мог выбросить из головы это слово. Его знал каждый истинный католик. Место вечного страдания, где обитали души грешников, которые расплачивались там за свои грехи, прежде чем попасть в рай.

«Место вечного страдания… грешники расплачиваются за свои грехи…», — проносились у него в сознании обрывки лекций отца Куинна. Его слова кружили в голове у Джозефа, словно какая-то насмешка, а может, открытое предупреждение. Соглашение между священником и учеником о том, что если кто-нибудь из воспитанников приюта Невинных младенцев сойдет с праведного пути, то отправится в особое место для покаяния. И что натворил Джеймс, какие грехи он совершил… Что его ждёт?

Три месяца. Он исчез на три месяца, чтобы раскаяться в своих грехах.

Джозеф вскочил на ноги. Ему нужно было пошевеливаться. Каждой клеточкой своего тела он ощущал необходимость найти Джеймса. Найти это Чистилище. Заметив резкое движение Джозефа, Мэтью оглянулся.

— Будь осторожен, — предупредил он, ясно понимая, что собирается сделать Джозеф. — Если они заметят твой интерес, то ты можешь оказаться по другую сторону потайной двери.

Мэтью поймал взгляд Джозефа.

— Ты ведь не хочешь, чтобы тебя тоже сочли грешником?

Джозеф разглядывал Мэтью. На лице старшеклассника отражались беспокойство и тревога.

— Как? — прохрипел Джозеф. Затем откашлялся. — Как ты узнал об этом месте? Если это такая большая тайна?

— Один из ребят вернулся.

В груди Джозефа вспыхнула надежда. Но когда он посмотрел на Мэтью, эта надежда разбилась об измученное, отсутствующее выражение лица старшеклассника.

— Вернулся?

Мэтью, казалось, пришел в себя и кивнул.

— Да, вернулся. К тому же священником, что явилось полной неожиданностью. Но…

— Что?

— До того, как его забрали, я с ним знаком не был. Когда он пропал, я был совсем маленьким. Но после своего возвращения он стал моим преподавателем, — Мэтью покачал головой. — И мне он не нравился. В его глазах таилось что-то тёмное. Старшеклассники, которые когда-то с ним дружили, говорили, что он изменился. Странно себя вёл. От него становилось не по себе. Он долго здесь не задержался, потом снова исчез. Кто-то сказал, что его перевели в ирландскую церковь.

— Ты ведь никогда в это не верил, так? — заявил Джозеф.

— Понятия не имею, — пожал плечами Мэтью. — Насколько мне известно, вся эта хрень про Чистилище может быть просто местной байкой, выдуманной студентами, чтобы морочить головы новичкам. И на самом деле всех ребят, которые плохо себя ведут, просто забирают в неизвестную нам часть дома. Действительно изолируют. Наверное, так оно и есть. Нам позволено находиться только в четверти этого здания. Кто знает, что творится там, куда мы не ходим?

Но что-то необъяснимое, какая-то тяжесть глубоко внутри подсказывала Джозефу, что ему все равно необходимо отыскать это Чистилище. Если существует хотя бы малейший шанс, что это место действительно существует, что Джеймс находится там, то у него нет выбора.

Джозеф дождался, когда объявили отбой, погасили свет, затем встал с постели. Он оделся во всё черное и накинул на голову большой капюшон куртки. Его платиновые волосы были слишком заметны даже в кромешной тьме.

Джозеф на цыпочках подошел к двери и бесшумно повернул ручку. Когда дверь со скрипом отворилась, он оглядел длинный коридор общежития, и ему показалось, что сердце бьется где-то у него в горле. Убедившись, что все чисто, Джозеф прокрался по коридору и спустился по лестнице, ведущей к задней двери. Для уверенности сжимая в руке четки и безмолвно прося прощения за свое непослушание, он ввел на двери нужный код. Отец Куинн так доверял Джозефу, что сказал ему комбинацию цифр. При мысли о том, что он нарушает искренне оказанное ему доверие, мальчика охватило чувство вины.

Как только дверь открылась, в лицо Джозефу ударил порыв ветра. Он задохнулся, зимний холод лишил его дыхания и обжёг ему щеки. Джозеф надвинул капюшон пониже, пока не превратился в плавно растворившегося в ночи призрака. Он обхватил себя руками, пытаясь защититься от жуткого бостонского холода.

Придерживаясь темной, обсаженной деревьями тропинки, Джозеф пошел на север. Прищурив голубые глаза, он осматривался вокруг в поисках любого намёка на подземную лестницу или потайную дверь. Джозеф прошел четыре спортивных поля и вдруг встал как вкопанный от внезапного проблеска чего-то красного. Спрятавшись за деревьями, Джозеф увидел сквозь густую завесу тонких ветвей как словно из-под земли на четвереньках выполз какой-то незнакомый ему мальчик. Он был одет во все белое — в белые брюки и рубашку. Благодаря яркому лунному свету Джозеф смог хорошенько его разглядеть. Ноги мальчика были босыми и грязными. Его коротко подстриженные рыжие волосы, такие яркие, что резко выделялись на фоне его белой одежды, казались маяком во тьме. Мальчик с трудом встал на нетвёрдые ноги. Он чуть снова не упал и казался очень слабым. Когда мальчик поднял лицо к свету, Джозеф перестал дышать. Вся его кожа была в грязи и резаных ранах. Сквозь белую ткань одежды сочилась кровь. Джозеф порывисто вдохнул и инстинктивно шагнул вперед, чтобы ему помочь. Но вдруг из того же подземного входа, откуда появился мальчик, выскочил мужчина. Мужчина, которого Джозеф тут же узнал — отец Брейди. Джозеф не сомневался, что даже находись он сейчас у себя в комнате далеко за всеми этими полями, то всё равно услышал бы щелчок обрушившегося на мальчика кнута.

Джозеф вздрогнул, его ноги буквально приросли к земле, когда кнут взметнулся снова, и мальчик упал на четвереньки. Отец Брейди нанес ему еще три сильных удара по спине, и пальцы мальчика зарылись в грязь. От ударов ткань его рубашки порвалась надвое и съехала с обеих сторон от его тела, словно защищая его сердце. Джозеф мимоходом отметил, что куски ткани похожи на крылья ангела.

Но с очередным оглушительным щелчком кнута это видение очень быстро исчезло. С деревьев сорвались стаи ночных птиц и летучих мышей; на ветру закружили опавшие листья.

У Джозефа так быстро колотился пульс, что он засомневался, удастся ли ему выдержать такой бешеный ритм. Мальчик стоял на четвереньках и, опираясь на трясущиеся руки, пытался удержаться под натиском отца Брейди. Джозеф был в полном отчаянии от терзающей мальчика боли и от жестокого наказания, которому подвергал его священник. Потом мальчик поднял голову, и от выражения его лица у Джозефа похолодела кровь. Джозеф ожидал слез. Ожидал увидеть лицо, искаженное агонией и отчаянием. Вместо этого мальчик улыбался. Нет, мальчик смеялся. Его зеленые глаза светились весельем. Но Джозеф не находил в наказаниях отца Брейди ничего забавного. Мальчик закатил глаза, словно боль доставляла ему удовольствие. Джозеф зажмурился, пытаясь понять, что тут происходит, почему мальчик не просит отца Брейди прекратить. Почему он не раскаивается? Не ищет спасения?