С ДЕТЬМИ ГЕРОЕВ

Прошла зима. А в одно весеннее утро в Гулиной жизни произошло большое событие.

– Мы поедем с тобой в детский дом МОПРа, – сказала мама.

Слово «МОПР» Гуля слышала ещё в раннем детстве. Не понимая, что это значит, она уже знала, что мама работает в каком-то МОПРе, а когда подросла, то уже стала понимать, что это значит «Международная организация помощи борцам революции».

Гуля очень любила, когда в гости к ним приходил французский писатель Леон Муссинак. Гуля усаживалась рядом с ним и могла подолгу, не проронив ни слова, его слушать.

«Вот хорошо, – думала она, – что адам учила меня французскому. Это так интересно всё, что говорит милый, милый наш Муссинак!»

Особенно запомнилась Гуле песня, которую он пел, рассказывая об Испании: «Тореадор, смелее в бой!»

Однажды во время испанской революции 1931 года группа партизан-французов переносила в Испанию тайными тропами через Пиренеи тяжёлые ящики с оружием. Когда люди уже совсем выбились из сил, один из французов, писатель Поль Вайян Кутюрье, бесстрашный, весёлый человек, завернулся в плащ и бодро запел: «Тореадор, смелее в бой! Тореадор! Тореадор!»

Эта песня – ария из оперы «Кармен» – так неожиданно прозвучала здесь, в горах, что все невольно рассмеялись, повеселели, и это дало измученным людям силы преодолеть усталость и продолжать путь.

Гуля слушала Муссинака, не сводя с него глаз, а потом часто, закутавшись в мамин платок и перебросив его через плечо, шагала по комнате и пела, раскатисто произнося «р»: «Тор-реадор, смелее в бой!»

Но никто не мог предположить тогда, что, спустя каких-нибудь десять лет, эта девочка, с волнением слушающая рассказы о героях, сама станет героиней и поднимет людей на подвиг так же неустрашимо, как это сделал пламенный борец за свободу Вайян Кутюрье…

А пока она только прислушивалась, присматривалась, сама не сознавая того, что учится стойкости и бесстрашию…

Когда Муссинак уезжал на родину, Гуля послала с ним письмо французским ребятам.

«Дорогие друзья, – написала она на листке, вырванном из тетрадки, – как вы поживаете? Обязательно, обязательно приезжайте к нам в гости!»

Французские друзья в гости к Гуле не приехали, но прислали ей с Муссинаком, снова приехавшим в Советский Союз, подарок – пушистую вязаную кофточку.

Гуля ласково проводила ладонью по этой мягкой ворсистой кофточке и говорила:

– Вот спасибо французским ребятам! Хоть бы одного из них увидеть! Хоть бы самого маленького!

И подумать только – мечта её исполнилась! Она едет в детский дом, где живут ребята, да ещё при этом не из одной только Франции, а из многих, многих стран! Мама говорит, что там живут немцы, китайцы, японцы, болгары…

Своей радостью Гуля поделилась первым делом с Эриком. Она позвонила ему по телефону:

– Знаешь, Эрастик? Есть такой город Иваново. Там фабрики ткацкие. А за Ивановом – речка Талка. Наверное, хорошая речка. Правда? Уж очень название весёлое – вроде Наталки. Так вот, у этой самой Талки-Наталки есть детский дом. Мама туда едет и меня с собой берёт!

И Гуля пообещала Эрику, что расскажет ему все-всё, как только вернётся.

…Гуля и её мама сошли с поезда и поднялись вверх по ступеням на высокий железнодорожный мост. Отсюда открывался широкий простор. По обе стороны тянулись и уходили вдаль, изгибаясь и поблёскивая сталью, рельсы, виден был город с его фабричными трубами и зеленью садов, а ещё дальше темнел лес. Над горизонтом стоял огненный диск заходящего солнца.

– А вон и детский дом, – сказала мама.

– Где? Где? – с нетерпением спросила Гуля.

– А вон… У самой опушки леса. – И мама показала на белеющий вдалеке двухэтажный дом. – Ну, пойдём, Гулюшка.

Зоя Михайловна шла не спеша, а Гуля то убегала от неё вперёд, то возвращалась назад, чтобы задать маме какой-нибудь вопрос.

– Мама, а как эти ребята разговаривают друг с другом? Китайские говорят по-французски или французские говорят по-китайски?.. Мама, а родители их дома остались?

Когда Гуля узнала, что у некоторых из детей родители убиты, а у других сидят в тюрме, она замедлила шаг.

– Что же ты? – спросила Зоя Михайловна, оглядываясь. – Устала?

– Нет, – отозвалась Гуля. – Ты пойди вперёд… Я немножко подумаю, а потом тебя догоню.

Радость, которую она чувствовала весь день, вдруг померкла. Она думала о том, что сейчас увидит грустных, бледных, заплаканных ребят.

Мама взяла её за руку, и они вошли в детдомовский сад.

Стёкла окон так и сверкали, отражая багряный свет заходящего солнца. Перед большой верандой бил фонтан. Слышалось неумолкающее, задумчивое, чуть печальное журчание, как будто фонтан тихонько бормотал что-то такое, о чём знал только он один…

И опять Гуля подумала о детях этого дома, которым пришлось испытать то, что бывает только в страшных сказках.

Но тут откуда-то из-за веранды на песчаную дорожку выехал педальный автомобиль, и маленький краснощёкий мальчуган, сидевший на нём, весело загудел и заболтал что-то на своём языке. Гуля посторонилась, чтобы дать ему дорогу, и в эту минуту целая ватага таких же разрумянившихся и весёлых ребят выбежала из глубины сада. В руках у одного из них был волейбольный мяч.

При виде этой весёлой, беззаботной ватаги Гуля сразу забыла о страшных сказках и уже не думала больше о том, что пережили не так давно эти ребята.

Когда сели ужинать, Гуля оказалась за одним столиком с болгарами – с двумя мальчиками и девочкой. Все трое очень понравились Гуле, особенно девочка. Звали её Росица. У неё были длинные иссиня-чёрные вьющиеся волосы, зачёсанные за уши, серо-зелёные, как будто прозрачные, глаза и ямочка на подбородке.

– Я не могла ещё много научить русский, – сказала Росица, словно извиняясь перед Гулей, – поэтому у меня есть много ошибки.

Но Гуле сразу всё полюбилось в её новой подруге, даже её ошибки. И скоро Гуля узнала, что Росица жила в главном городе Болгарии, в Софии, что она «школьничка», «ученичка» четвёртого класса.

– Я очень хочу, – говорила Росица, – иметь много приятельки в Советская Россия.

– Какое у тебя имя красивое, – сказала Гуля. – Росица. Совсем как роса. Росинка.

На ночь Гулю уложили в одной комнате с Росицей. А утром мама сказала Гуле:

– Я уезжаю, Гулюшка.

– А я? – с тревогой спросила Гуля. – Мне ещё не хочется уезжать.

– Меня просили оставить тебя погостить, – успокоила её мама. – Но смотри, Гуленька, не озорничай. Было бы очень стыдно, если бы советская девочка вела себя хуже, чем другие дети.

– Хорошо, мама, – серьёзно ответила Гуля. – Я понимаю.

В этот же день, проводив маму, Гуля играла с ребятами в волейбол, каталась на карусели и на гигантских шагах в саду детского дома.

Спустя неделю она уже говорила понемножку на всех языках, а в чемоданчике её еле-еле помещались подарки. Девочки дарили ей на память картинки, вышивки, ленточки, а мальчики – монеты и марки своих стран.

Приближался день отъезда. Гуля уже успела подружиться со многими ребятами и научиться петь их песни. За несколько дней до того, как снова приехала мама, Гулю приняли в пионеры.

Накануне вечером, лёжа в постели, она сказала Ро-сице:

– Последние часы мы доживаем с тобой октябрятами. А завтра в это время…

– Что завтра? – спросила Росица, подняв голову.

– Пионерками будем!

…И вот Гуля уже стоит на торжественной линейке. Справа и слева от неё – китайские девочки: Чи-чу и Ту-я. И везде, во всю длину линейки, – знакомые ребята: Росица, Митко и Петро из Болгарии, Энрико из Гаваны, Иосиф из Венгрии, маленький негр Нилли из Америки, Китами из Японии, Лена из Сербии…

Все они кажутся Гуле настоящими героями, такими же, как их родители.

И оттого, что она стоит с ними в одном ряду, она чувствует себя тоже чуточку героиней…

А в облаках, разгораясь, как в тот вечер, когда Гуля сюда приехала, горит-полыхает закат, и кажется, что это ходят по небу пионерские отряды со своими красными знамёнами.