Подошли экзамены.
Гуля отвезла в зазеленевший лес свою белку, проводила на вокзал маму, уехавшую в Сочи, и вернулась в опустевшую квартиру. С ней осталась Фрося.
– Ну, Фросенька, – сказала Гуля, – не сойду с этого места, пока не пройду всю физику.
И Гуля села за свой стол. Подперев голову руками, она углубилась в учебник. Комната была залита солнцем. Перед окном распустилась акация.
«Как сейчас хорошо на Днепре! – с тоской думала Гуля. – Взять бы байдарку и поплыть вниз по течению. А потом лечь на белый песок и смотреть в небо!»
Но это потом, после экзамена. А сейчас надо забыть обо всём на свете, кроме физики.
«Теплота»… Как назло, приходится повторять эту несчастную «теплоту», когда и так некуда деваться от жары.
Из кухни доносилась в это время протяжная украинская песня «Чому ж я не козаченько, що тебе я так люблю».
«И когда только Фрося успевает со всем управиться? – думала Гуля. – Не успеешь оглянуться – всё у неё готово, и она уже опять сидит себе и поёт своего „козаченька“. Вот бы мне у кого поучиться!»
И в самом деле: уже к девяти часам всё в квартире бывало прибрано, на вычищенной до блеска керосинке потихоньку варился обед, а Фрося с шитьём в руках сидела у окна и пела.
Пела она обычно так: начнёт песню и остановится на полуслове – то ей нужно нитку перекусить, то Гуле сказать что-нибудь, то подкрутить керосинку. А потом продолжает как ни в чём не бывало с того самого места, на котором остановилась. Гулю сердили эти остановки, и нередко из-за них выходили у неё с Фросей маленькие стычки. Так и сегодня. Фрося затянула свою излюбленную песню:
Чо-ому ж я не козаченько, що тебе я так…
И остановилась. Гуля, прислушиваясь, ждала продолжения. Фрося молчала.
– Фросенька! – взмолилась Гуля. – Чего же ты замолчала?
– Гуленька, – донёсся из кухни притворно сердитый голос Фроси, – без репликив!
И Фрося опять запела:
… що тебе я так…
Снова молчание.
– Фрося, спивай!
Но в эту самую минуту кто-то стукнул в дверь.
– Гулька! – крикнула Фрося. – Чуешь ты чи ни? Стукають в двери! А у мене керосинка гасне.
– Нехай стукають, – отозвалась из своей комнаты Гуля. Мени учитись треба.
Они обе столкнулись у дверей и вдвоём отворили. В переднюю вошла Гулина одноклассница Надя, одна из самых нарядных и хорошеньких девочек в классе.
– Гулька, – сказала Надя, едва переводя дух, – бросай всё! Лемешев в Киеве! Мировой концерт. Есть два билета!
– Ты что, в уме? – спросила Гуля. – А физика?
– Физика подождёт. Неужели ты пожертвуешь Лемешевым ради несчастной физики?!
Гуля молчала.
– Я буду ночью учить «теплоту», – сказала Надя, вертясь перед зеркалом и поправляя локоны и складки платья.
Гуля смотрела на неё улыбаясь и чуть-чуть прищурившись.
– Сказать тебе, – спросила она, – какую эпиграмму сочинили на тебя в школе?
– На меня? Кто сочинил? Какую телеграмму?
– Не телеграмму, а эпиграмму. Вот слушай:
Надя-Надежда
Надежду лелеет,
Что чуб и одежда
Сердца одолеют.
– Ты сама сочинила эту диаграмму! – сказала Надя и слегка покраснела.
– Да ты не обижайся, Надежда!
Но Надя и не думала обижаться – над ней в классе часто подтрунивали, и она к этому давно привыкла.
– Знаешь, Гулька, – сказала она, – я поменялась с одной нашей девчонкой: я дала ей Лемешева с папиросой, а она мне Лемешева в шляпе.
– Иди ты к аллаху со своей папиросой и шляпой! Человек, можно сказать, наконец образумился…
– Это ты-то человек, который образумился? – засмеялась Надя.
– Я не шучу, Надька, – серьёзно сказала Гуля. – Ты же знаешь, мне недолго сорваться, особенно если такой концерт. Приходится держать себя во как! Думаешь, мне приятно париться? Но ведь осталось ещё добрых пятьдесят страниц. Видишь?
– Да ведь ты ж в году их учила.
– Мало ли что! И ты ведь учила, а, наверно, ничего не помнишь.
– Ни черта не помню! – сказала Надя, искоса поглядывая в зеркало.
– Что ж хорошего? Провалишься на экзамене.
Надя только пожала плечами.
– Ты, Гулька, вечно чего-то невозможного требуешь и от себя и от других. Ну, насильно в рай не тянут. Сиди зубри!
И, чмокнув Гулю в щёку, Надя убежала.
Не успела закрыться за ней дверь, как раздался телефонный звонок.
Застенчивый мальчишеский голос звал Гулю на Днепр – кататься на лодке.
– Не могу же! Занята я! Отстаньте от меня все! – крикнула со слезами в голосе Гуля и, положив трубку, накрыла телефон диванной подушкой. – Не подойду больше, хоть тресни! – сказала она и пошла к своему столу, заваленному книгами.
До вечера просидела она над физикой, не вставая. А после ужина сказала Фросе:
– Эх, Фросенька, кабы ты знала, какой я концерт пропустила… Спой хоть ты мне вместо Лемешева!
И Фрося затянула своего «козаченька», на этот раз без перерывов.