ДЯДЯ ОПАНАС И НАДЯ

Светало. Небо было прозрачное и чистое, и на нём ясно вырисовывались ветви акаций.

Сколько таких ранних рассветов успела встретить Гуля за время своей подготовки к экзаменам!

Обливаясь холодной водой в ванной комнате, Гуля думала:

«Теперь было бы уж совсем позорно сдать не на „отлично“, когда я комсомолка. Как я им всем в глаза посмотрю?.. Ух, страшно!»

От холодной воды и волнения Гулю стало трясти как в лихорадке. Она принялась быстро вытираться мохнатым полотенцем.

«А дрожать как осиновый лист тоже, конечно, глупо. С восьмиметровой вышки прыгнула – и ничего, уцелела. Ну, а на экзамене, что бы там ни вышло, голова, во всяком случае, останется на плечах. Хоть и пустая, какая ни на есть, а голова…»

Гуля быстро сделала несколько гимнастических упражнений, оделась, поела на кухне и вышла из дому.

Фрося проводила её до порога и долго ещё стояла на площадке лестницы, глядя через перила вниз.

На тихих, прохладных улицах ещё не было ни души. Одни только дворники в белых фартуках мели тротуары.

«И виду никому не покажу, что сдрейфила немножко, – думала Гуля, бодро шагая по улице. – Вот сделаю такое лицо, и никто не догадается, что на экзамен иду. А всё-таки счастливые дворники, что им не надо сдавать физику!..»

И она взялась за ручку школьной двери.

В конце длинного коридора у маленького столика сидел, подперев ладонями сизые старческие щёки, школьный сторож дядя Опанас. Старик дремал.

Услышав шаги, он вскинул голову.

– А, пташка ранняя! – улыбнулся он Гуле.

– Здравствуйте, голубчик, дядя Опанас, – сказала Гуля и присела на подоконник. – Какие дни чудесные стоят! А из-за этих экзаменов сидишь и паришься в душной комнате. Тут бы на Днепр поехать…

Старик кивнул головой.

– Ничего. Ще богато буде ясных днив. Днипро ни-куды не динеться.

Гуля дружила с дядей Опанасом. Она носила ему из дому табачок, писала под его диктовку письма внукам в Полтаву. Но не за это любил и уважал её старик, а за то, что она была «розумна дивчина». Уж если возьмётся за какое дело, так нипочём не бросит.

Дядя Опанас уже сорок лет работал при школе, и школьная жизнь со всеми радостями и неурядицами заменила ему семью и дом. Он берёг школьные карты, хранил ключи от всех кабинетов и особенно любил присутствовать в физическом кабинете, когда преподаватель ставил опыты. Нередко случалось, что у преподавателя что-то не ладилось во время опыта. И тогда на помощь приходил дядя Опанас. Он уверенно брал своими старческими, дрожащими руками прибор, вертел его перед глазами и почти всегда в конце концов находил причину неудачи.

– Ось тут подкрутимо, щоб в притирочку, всё и буде справне, Микола Петрович. Ось, бачите?

И всё шло на лад: горело, кипело, искрилось и клокотало как полагается.

– Дядя Опанас, – сказала Гуля, положив руку ему на плечо, – я давно хотела у вас спросить. Как это так? Вы ведь физику не проходили, а опыты ставите лучше иной раз, чем сам Николай Петрович.

– А як же? – спокойно ответил дядя Опанас, скручивая из бумажки цигарку. – Вин же теорехтетик, а я ж прахтетик. Зрозумила?

– Эге, – сказала Гуля, пряча улыбку. – А скажите дядя Опанас, и Николай Петрович строго экзаменует? Я ему ни разу ещё не сдавала.

– От побачишь, – загадочно сказал дядя Опанас и лукаво поглядел на Гулю.

Гуля тревожно вздохнула и соскочила с подоконника.

«Скорей бы уж!» – думала она, прохаживаясь по коридору.

Хлопнула входная дверь. Навстречу Гуле торопливо шла Надя. Она была по-прежнему нарядна, но волосы её были причёсаны кое-как и кружевной воротничок завернулся внутрь.

– Я погибла… – прошептала Надя, как умирающая. – Завалюсь, вот увидишь – завалюсь!

И она быстро принялась перелистывать растрёпанный и разрисованный вдоль и поперёк учебник физики.

– Понимаешь, не везёт всё время… приметы ужасные… Кошка перебежала дорогу… Ни одного горбатого не встретила… Как нарочно! Моё счастливое голубое платье в стирке! А тут ещё бабушка!.. Я так просила её окунуть палец в чернила, а она – ни за что!

– Бабушка? В чернила? А зачем это?

– Как зачем?! Ты не знаешь? – удивилась Надя. – Это замечательная примета. Если кто-нибудь у тебя дома держит палец в чернилах, пока ты держишь экзамен, ты непременно выдержишь на «отлично». Ну, в крайнем случае на «хорошо».

Гуля расхохоталась, и от этого ей сразу стало легко и спокойно.

– Бедная твоя бабушка! – сказала она. – Ты бы ещё попросила её выкупаться в чернилах.

– Тебе всё смех! Вот провалишься сама, так не будешь смеяться! – обиженно сказала Надя и отошла к другому окошку, у которого уже собралась целая компания школьников.

Едва только Надя подошла к ним, вся компания затараторила, загудела, зашевелилась.

Дядя Опанас хмуро, исподлобья взглянул на ребят. Потом взял в руки колокольчик. И, не говоря ни слова, так яростно встряхнул им, что все невольно вздрогнули и оглянулись.

– Гулька! – закричала Надя. – Будешь подсказывать? Умоляю!

Дядя Огганас бросил на Надю взгляд, полный презрения, и снова затрезвонил.

Ребята разбежались по классам. Из учительской вышли вереницей учителя – свои и незнакомые. Негромко переговариваясь, они прошли по опустевшему коридору. Двери классов одна за другой закрылись. Начались экзамены.

Стрелки круглых стенных часов в коридоре уже приближались к двенадцати. А в притихших классах всё ещё решалась судьба школьников: кто перейдёт, кто останется. За стеклянными матовыми дверями царила та напряжённая, торжественная тишина, которая всегда бывает в дни экзаменов.

По коридору ходил только дядя Опанас.

Но вот дверь из девятого класса «Б» неожиданно распахнулась, и в коридор высыпала толпа учеников и учениц. Взволнованные, ещё не остывшие от тревожного возбуждения, они наперебой рассказывали дяде Опанасу и друг другу, кто на чём «выехал» или «срезался».

В пустом классе на последней парте сидели Надя и Гуля. Надя вытирала надушенным и мокрым от слёз платочком глаза и нос. А Гуля говорила ей:

– Ну ладно, перестань. Вот возьмёшься как следует и к осени всё пересдашь. За лето много успеть можно.

– За лето? – всхлипнула Надя. – Это летом-то физикой заниматься?

И она зарыдала ещё громче.

– Да я тебе помогу! – сказала Гуля.

– Поможешь! – вздохнула Надя. – Зачем тебе-то этой скукой заниматься, когда у тебя «отлично»!

В класс вошёл дядя Опанас с тряпкой в руке. Он вытер доску, на которой ещё оставались следы каких-то формул, открыл окна в классе, поставил на место учительский стул.

Потом он посмотрел на плачущую Надю и сказал не то сочувственно, не то укоризненно:

– От до чого хвизика дивчину довела!