Недалекий от посольства солнечный полуденный океан наполнял кабинет посла слепящим светом. Освещение было не очень выгодное для Юрия Петровича — до самых глубин высвечивалась каждая морщинка на его частом, смуглом лице, и Антонов впервые подумал о том, что не так уж мало лет послу — морщин было в избытке.

— Добро пожаловать! — приветствовал вошедшего хозяин кабинета. С неожиданным проворством он вышел из-за стола, приблизился навстречу Антонову с протянутой рукой: — За дипами? Ясно. Только рано пожаловал. Дипы опоздали. Прибыли лишь сегодня. Придется погостить у нас денек.

— Ну что же, погощу.

Антонов был рад неожиданной задержке — в Монго ему нравилось.

— Ну как у вас там? — спросил посол. — Напряженка?

— Напряженка, Юрий Петрович.

Пашкевич кивнул, прошелся по кабинету, поблескивая узконосыми черными, на совесть начищенными штиблетами.

— У них здесь ушки на макушке. Все секут. Во вчерашнем номере «Таймс оф Куагон» на первой полосе аршинными буквами: «На русском траулере «Арктика» избивают асибийцев-практикантов».

Во взгляде Пашкевича блеснули веселые искорки:

— И чего Кузовкин смотрит? Драться нехорошо!

Антонов рассмеялся:

— У нас подобных слухов полным-полно. А вот этот особенно упорный.

— Дальше будет еще хуже, — заметил посол. — Кое-где всерьез перепугались ваших реформ. У нас в Монго в том числе.

Пашкевич подошел к окну, постоял, глядя на океан, в котором чернели силуэты двух идущих к порту сухогрузов и стоящего недалеко от берега небольшого серого катера береговой охраны.

— Вон наши куагонцы уже свой военно-морской флот выставили! — усмехнулся он. — Готовятся!

Повернулся к Антонову:

— Вчера на приеме у англичан шеф городской полиции после третьей порции джина сболтнул мимоходом: мол, ждем у соседей перемен, дозоры у границы усиливаем.

Антонов вспомнил о разговоре с Прайсом на автозаправочной станции и рассказал о нем Пашкевичу.

Посол, нахмурившись и наклонив голову, внимательно слушал.

— Факт стоит того, чтобы над ним задуматься, — сказал озабоченно. — Судя по всему, ваш Прайс человек осведомленный. Такие зря болтать не будут. Без огня нет дыма.

Он погладил до блеска выбритый подбородок.

— Вот что! Вечером берите бумагу и все опишите. Я сообщу в центр. — Посол вдруг обернулся, взглянул на настенные часы, потом как бы невзначай скользнул по Антонову — с головы до ног — быстрым оценивающим взглядом. — Свободны сейчас?

— В общем, да…

— Тогда поехали со мной! — сделал приглашающий жест в сторону двери. — На аэродром, встречать Гбенона Одуго. Не прогадаете! Редкое зрелище. У вас в Дагосе теперь такого не увидишь.

У подъезда посла ждал «мерседес». На крыле развевался красный прямоугольник флага. Шофер сиял свежестриженным затылком и безукоризненно белым воротничком сорочки. Так же, как и посол, он был сед, строен, элегантен, звали его тоже Юрием, только Николаевичем, и, как рассказывали в колонии досужие языки, будто бы был случай, когда у подъезда одного посольства Юрия Николаевича приняли за посла и кто-то из встречающих протянул ему руку: «Приветствуем, ваше превосходительство!»

Вел Юрий Николаевич машину неторопливо, расчетливо, солидно. Проработав со своим шефом много лет, он отлично знал, что даже проезд посла под государственным флагом по дорогам чужой столицы — политика, и он, шофер посла, помогает шефу ее делать.

Вначале их путь лежал вдоль набережной, засаженной мощными королевскими пальмами, мимо президентского дворца, возле которого по случаю предстоящего прибытия высокого гостя стояли усиленные наряды полиции в белых касках.

За президентским дворцом начиналось шоссе, ведущее к аэродрому. Сейчас оно было полупустым, движение давно перекрыли, пропускали только правительственные и дипломатические машины. По обочинам толпились горожане, привлеченные грандиозным проездом сиятельных лиц, и глазели на автомобильные кортежи, вытянувшиеся на многие километры. В лаковых боках лимузинов криво отражались кособокие хибары и перекошенные рты зевак.

— Такая бедная страна и такое количество лимузинов! — заметил Антонов, глядя на дорогу, забитую «мерседесами», «кадиллаками» и «вольво».

— Бедная и по этой причине, — коротко прокомментировал посол.

На перекрестках на высоких тумбах возвышались рослые полицейские в пробковых шлемах. Каждой машине, идущей под флагом, они отдавали честь, картинно вскидывая руку.

На машину под красным флагом обращали внимание особое — и стоящие у обочин любопытные, и полицейские — флаг узнавал каждый. И это волновало Антонова, ему еще не приходилось ездить в компании посла под флагом.

Наверное, приятно быть послом! Всего-навсего небольшой прямоугольный кусок красного материала, трепещущий на крыле машины, а ты и есть — Советский Союз.

Посол откинулся на спинку сиденья, сложил руки на груди и задумчиво глядел в стриженый затылок шофера. О чем думал? Вспоминал ли о Москве, о доме — две дочери у него там и трое внуков, и тихая квартира где-то в арбатском переулке. И совсем уж не такое удовольствие для этого пожилого человека сейчас ехать в аэродромный зной смотреть на парадное появление в стране очередного «великого африканского лидера»…

— В Африке буржуазия стремится оснаститься свидетельствами богатства прежде, чем это богатство она создаст или накопит… — Посол произнес это таким тоном, будто у них и не прерывался разговор о лимузинах на дороге. — Перед ней европейские и американские образцы преуспевания. И тоже хочется быть большими. А кошелек худ. Потому-то здесь некоторые власть имущие так легко залезают в государственную казну.

Он сделал движение рукой, показывая на дорогу:

— Вот на все эти лимузины можно было бы построить в стране лишний десяток школ, которых так здесь не хватает, да еще пару больниц. Но этим, сидящим в лимузинах джентльменам школы и больницы для народа ни к чему, им прежде всего нужны лимузины и виллы, да поездки в Европу в отпуск.

Посол достал платок, отер лоб — даже при мощном кондиционере в машине уже становилось жарко.

— В этом отношении ваш Кенум Абеоти молодец. Курс взял единственно верный. Но дадут ли ему сделать что-то путное? Вот в чем вопрос!

Подъезды к аэропорту были оцеплены солдатами и полицейскими. Дежурный офицер остановил их машину, а стоящий рядом с ним человек в штатском приложил лоб к стеклу у переднего сиденья, скользнул острым взглядом по лицам шофера, посла, Антонова. На Антонове взгляд задержался: должно быть, засек для себя новое лицо. Но посол сделал успокаивающий жест рукой, и человек удовлетворенно кивнул.

— Из секретной полиции, — пояснил Юрий Петрович. — Старый знакомый. Приставлен к дипкорпусу.

Если бы не жара да такая характерная для тропиков тягучесть и медлительность процедуры, Антонов мог бы считать, что ему повезло, — попал на зрелище редкое. В Дагосе подобного вправду не увидишь. Здешний президент большой любитель всяческих пышных торжеств, денег на них не жалеет.

На встречу высокого гостя на аэродром прибыл не только обязательный в этом случае военный караул, сюда пригнали тысячи три других участников спектакля. Аэродромное поле полыхало яркими красками, как тропический сад. Никто не превзойдет африканца в броскости наряда, сама природа определила его вкусы.

Кого здесь только не было! Казалось, маленькая страна выставила на аэродромном поле все, чем располагала, до последнего человека, имеющего хоть какое-то отношение к народному искусству. Сотня одинаково грудастых и задастых матрон в пышных бежевых туниках, сотня полуобнаженных парней в шаманских юбках с грозно размалеванными лицами и воинственно торчащими в жестких волосах перьями, голоногие девицы, совсем неожиданные, даже нелепые под африканским небом в чужеродных нарядах — высокая гусарская шапка с султаном, красный гусарский мундир, поблескивающий золотыми пуговицами, мини-юбка и голые ноги, с натугой всунутые в узкие красные сапожки. Были еще какие-то броские на вид девицы, еще какие-то размалеванные парни, были школьники, были спортсмены. Все это мельтешило красками, сливалось в пеструю колышущуюся массу человеческих тел. Над полем клубилась пыль. Пахло потом и моторной гарью.

Гбенон Одуго прибыл с опозданием на полчаса. Из своей столицы до Монго лететь президенту не больше сорока минут. Но вот опоздал! Мало ли какие неотложные дела вдруг могут появиться у президента! Толпа послов и сановников изнемогала под почти отвесными лучами экваториального солнца. В строю девиц-гусар трое хлопнулись в обморок, и их торжественно вынесли на носилках, как раненых с поля брани.

Наконец в небе над окрестными пальмовыми рощами сверкнул крыльями большой самолет, стал снижаться. Именно в этот момент на открытой машине отъехал от здания аэропорта, направляясь к краю аэродромного поля для встречи высокого гостя, Суде Сетунджи, президент Куагона, в блестящем, в серебре и золоте генеральском мундире.

Личным самолетом гостя был «Боинг-707», огромная реактивная махина, предназначенная для трансконтинентальных перелетов. Антонов вспомнил разговор с Юрием Петровичем о лимузинах. Некоторые африканские лидеры, едва утвердившись у власти, прежде всего обзаводятся современными личными самолетами, да еще для верности дорогостоящими «белыми» пилотами, выписанными из Европы или Америки, стюардесс же набирают из красоток собственной страны. Вот так и у президента Одуго.

Когда «боинг» подрулил к месту стоянки, за стеклами пилотской кабины Антонов разглядел физиономии своих «бледнолицых братьев» — говорят, у Одуго пилоты шведы. Едва подвезли трап и открыли дверь салона, как на верхнюю площадку трапа выскочили четыре темнокожие красотки в голубой униформе и, выпятив грудь, замерли, точно в карауле.