После выступления Юркина слова попросил Антонов и рассказал о своей беседе с Прайсом у бензозаправочной станции. Сообщение всех заинтересовало: Прайса в посольстве знали, он человек осведомленный и если говорит такое, значит, дело серьезное.

Следующим делал сообщение представитель Минрыбхоза Богма. Это был грузный, немолодой мужчина с такой представительной глянцевитой лысиной, с таким сократовским лбом и такими глубокомысленно неподвижными глазами, что непосвященные иностранцы на приемах его иногда принимали за очень важного советского начальника и однажды кто-то даже обратился к Богме, как положено обращаться только к послу: «Ваше превосходительство». С тех пор Богму в советской колонии так в шутку и звали: «Ваше превосходительство». Он не обижался, его выпуклые глаза светлели, наливаясь смехом, а толстые щеки раздувались еще больше, изображая улыбку. Богма был добродушным человеком, медлительным, тугодумным, и странным казалось, что его прислали сюда, в Африку, на столь беспокойную организационную работу, при которой нужно каждодневно вертеться волчком.

Посол был постоянно недоволен Богмой, не скрывал этого, на совещаниях в присутствии других сотрудников к нему придирался, часто несправедливо. Человек энергичный, быстрый на решения, посол таких увальней, как Богма, не терпел. Тем более что речь шла о деле важнейшем, которым посол гордился, ибо был его инициатором. Идея создания в этой стране совместной советско-асибийской рыболовной кампании принадлежала именно ему, Василию Гавриловичу Кузовкину, он ее упорно и долго пробивал, видя в ее осуществлении акт большой политики. В республике после прихода к власти правительства Кенума Абеоти назревала угроза продовольственного кризиса. Западные компании, в руках которых издавна находилась система продуктовых поставок, ныне поставки эти все больше сокращали под самыми различными предлогами. Главная опасность шла со стороны «Африка фиш корпорейшн». Эта западная компания контролировала добычу рыбы в водах нескольких африканских стран и свою продукцию поставляла в основном на африканский рывок. Но цены на рыбу держала высокими, выше, чем у местных рыбаков, стараясь их взвинтить еще больше, пользуясь экономическими трудностями республики. У компании был железный принцип: «Не хотите — не берите! Возьмут другие». И действительно, брали другие. Ведь рыба — важнейший продукт для жителей многих африканских стран, примыкающих к океану. Мясо в Африке — редкость, особенно на побережье.

Вырваться из тисков «Африка фиш корпорейшн» — давнишняя мечта Асибии. Но сделать это без посторонней помощи она не могла. И вот возникла идея помочь молодой республике создать свой собственный рыболовный флот или хотя бы на первое время флотилию. В официальных документах — договоре или соглашении — эта идея еще не нашла своего выражения, пока лишь пробно обкатывалась. Несколько месяцев назад в Дагосу пришел большой морозильный траулер «Арктика». По временному контракту с созданной по этому случаю государственной фирмой судно было послано в двухмесячный рейс на дальние окраины территориальных вод республики с выходом и в свободные воды. Весь улов предназначался для продажи в Дагосе по ценам, доступным для широкого населения. В последующих рейсах намечалось брать на борт флотилии стажеров, пока взяли только четырех, для подготовки местных кадров промышленного рыболовства. Предполагалось, что в дальнейшем будет поставлен вопрос о заключении соответствующего долгосрочного соглашения уже на высоком правительственном уровне.

По радиосообщениям, поступившим из океана, лов шел хорошо, и через несколько недель ожидали прибытия «Арктики» в порт Дагосы. К этому дню готовились. Первый рейс многое определял. От него зависела уверенность правительства в возможности бросить вызов могущественной западной компании, которая давно беззастенчиво наживалась в этой стране. Предполагалось, что в порту судну устроят торжественную встречу. Но к этому дню готовились и противники. Трудно было ожидать, чтобы «Фиш корпорейшн», у которой огромные связи и влияние на всем побережье, легко уступила свои позиции в стране, где у нее всегда был хороший рынок. Едва судно ушло в плавание, как в городе поползли слухи, один вздорнее другого. Шептуны утверждали, будто никакой рыбы, кроме сорной, русские в Дагосу не доставят, по той причине, что хорошую рыбу, выловленную в территориальных водах республики, они намерены отправить и даже уже отправили к себе в Россию. Потом пополз слушок, что четверых практикантов из дагосского порта, которых взяла на борт в этот рейс «Арктика», бьют, почти не кормят, и один из них от отчаянья бросился за борт.

Этот олух циркулировал особенно упорно, в советское посольство пришло несколько писем с протестом, звонили по телефону — возмущались и грозили. В соседних странах слух подхватила реакционная печать, и сейчас в разговоре обо всем этом фигурировала гнусная статейка в газете «Таймс оф Куагон», которую привез из Монго Антонов.

Значительно надувая щеки, Богма неторопливо рассказывал обо всем, что творилось в Дагосе в связи с предстоящим приходом судна. Есть сведения, что реакция намеревается при подходе «Арктики» устроить в порту митинг протеста местных рыбаков, которым внушают, будто русские полностью подорвут их промысел. Идет разговор даже о том, что подожгут на берегу одну или две рыбацкие деревушки, чтоб красным петухом самосожжения выразить протест против появления еще одного конкурента у рыбаков-асибийцев. Деревушки расположены вблизи города, и зарево, конечно, всполошит всю Дагосу.

Демушкин озабоченно провел рукой по подбородку:

— Неужели они все это смогут наворотить?

— А бис их знаэ! — Богма пожал плечами.

Поверенный нахмурился, кольнул Богму сердитым взглядом.

— С бисами, Иван Иванович, у советского посольства контактов нет, — сказал он, четко выделяя каждое слово. — И знать должны не бисы, а вы. На то вас сюда и прислали, товарищ Богма!

И поверенный провел взглядом по лицам собравшихся в кабинете, чтобы убедиться, что все оценили его суровость по отношению к неповоротливому и безынициативному министерскому уполномоченному. Раз уж Богму считает нужным ругать посол, то и он, поверенный, вовсе не намерен проявлять либерализм.

Но прошибить старого морского волка было не так-то просто. Он отмахивался от нападок самого посла, а уж к атаке Демушкина всерьез можно и не относиться.

Богма дважды кашлянул, словно прочищал горло, спокойно, с ленцой ответил:

— Меня сюда прислали, Илья Игнатьевич, рыбу ловить, дело делать. А нэ слухи собирать. По части слухов — ваша забота. На то вы и сидите туточка и деньжата маете.

Сказав это, повернул лицо к окну и устремил унылый взор в заоконное пространстве, словно хотел таким образом продемонстрировать, что больше не намерен вести пустой, нелепый разговор.

Столь откровенное пренебрежение к замечанию начальства задело поверенного. Уши у него покраснели. Человек самолюбивый, но прекрасно владеющий собой, он оставил без внимания последние слова Богмы, будто их и не слышал. Нет, до пререканий на совещании поверенный не снизойдет, но в свое время Богма пожалеет о своей сегодняшней дерзости.

Демушкин задумался, склонив голову набок, постучал машинально по столу карандашом. Все знали: раз поверенный стучит карандашом, значит, размышляет о чем-то важном.

— Да… — протянул он. — Обстановочка в стране не из радужных…

Снова провел взглядом по лицам собравшихся, словно отыскивал среди них сообщников своей мысли, и вдруг его глаза остановились на Антонове.

— Неполадочки у нас в режиме. Неполадочки… — сказал сокрушенно, продолжая глядеть на Антонова.

Поверенный в строгом разговоре с подчиненными любил употреблять уменьшительные слова, стремясь этим придать своей речи саркастическое звучание.

— Что вы имеете в виду? — не понял Антонов.

— Имею я в виду некоторых дамочек из нашей колонии. Вчера еду в машине с заместителем комиссара по иностранным делам Гардинером по центру Дагосы — с книжной выставки вместе возвращались — и вдруг у светофора, этак перед самым радиатором, явление Христа народу: Рожкова, бухгалтер из торгпредства, а с ней наша Полина Кузьминична. Обе потные, красные от натуги, семенят по асфальту торопливыми ножками, одна на плече тащит ковер в рулоне, другая в авоське тефалевые кастрюли и сковородки — в «Монопри» купили. Постовой полицейский специально движение придержал, пропуская эту живописную парочку. Гардинер усмехнулся: «Ваши?» — «Нет! — отвечаю. — Не узнаю. Вроде бы не наши». А Гардинер уверенно: «Ваши! Сразу видно. Ваши женщины любят по магазинам ходить, — и рассмеялся. — Чего они в наших магазинах находят? Почти никаких товаров».

Поверенный снова взглянул на Антонова, как будто только что произнесенное адресовалось лично ему.

— Можете себе представить, как мне было приятно это слушать. В стране особое положение, а они пешком но городу, нагруженные, как верблюды. Ведь предупреждали не раз! Как же так получается?

Было ясно, что спрос сейчас идет почему-то именно с него, Антонова.

— Не знаю, как получается, — не выдержал Антонов. — Все отлично представляют обстановку. Предупреждены…

Поверенный досадливо махнул рукой, не принимая никаких возражении, покопался на столе среди бумаг, извлек из этого вороха журнал в пестрой обложке, полистал, нашел нужное и поднял над головой, демонстрируя всем:

— Вот, полюбуйтесь. Наши на африканской барахолке. Торгуются. Слава богу, это не в Асибии, а у соседей, но все равно — наши!

На цветном снимке были изображены три белые женщины, которые, выразительно вскинув руки, пытаются объясниться с торговкой-африканкой у палатки со всякой хозяйственной ерундой.