Глава 9

Он не смог дозвониться до Алекса, и я видела, что тревожился по этому поводу. Решено было заехать к ним на работу, а потом уже к моим родителям. Они нас ждали.

Уже подъезжая к городу, он почему-то передумал. И мы поехали в гостиницу. Дело было к обеду, а мы проголодались. Я сама в этот раз выбирала одежду для Мира — тонкий коричневый джемпер под спортивную куртку, темные джинсы, кроссовки. На мой взгляд, такая одежда шла ему больше, сразу сбрасывая пятерку лет. А вторую пятерку убирал задорный блеск в глазах и выражение счастья и какого-то тихого вдохновения на лице. И еще я не дала ему пригладить волосы — так было лучше. Пока ехали, держала руку на его колене — существовала острая потребность прикасаться к нему, безо всякого эротического подтекста. Мое колено тоже постоянно поглаживали.

Родители заказали обед на четверых в номер и, расцеловавшись и раскланявшись, мы, наконец, поели. Я сидела вплотную к Миру, прикасаясь ногой к ноге, а поев, нырнула ему подмышку. Он опять постоянно улыбался, не в состоянии состроить физиономию соответственно предстоящему серьезному разговору.

Мама заговорила о регистрации, и он сказал, что мне решать как все будет. Или пышная свадьба или просто роспись на днях. Я недоверчиво смотрела на него — разве так можно? Оказалось — запросто. Это звучало заманчиво, и я заерзала — нужно идти, а то закончится рабочий день. Но у мамы еще существовали вопросы, которые нужно было прояснить.

— Я уже смирилась с тем, что есть другой мир, что есть вся эта мистика, что уж теперь… Но, Веллимир, что это за вторая сущность? Вы поймите меня правильно, если этот вопрос для вас неудобен…

— Я все понимаю, Виктория Львовна. Вопрос закономерен. И нет — я не оборотень. Мы не обрастаем шерстью и не становимся на четыре лапы. Это внутри и вокруг нас. Просто потому, что мы не рождаемся с этим, а когда обретаем, то можем призывать — и ощущаем как что-то самостоятельное, отдельное от нас — вторую сущность. Я остаюсь собой, но в случае необходимости могу призвать свою…способность, если хотите, и тогда становлюсь намного сильнее, даже могущественнее, особенно на земле моих предков. Мой отец может исцелять подданных, решать проблемы природных катаклизмов. Это родовая способность. Есть личные особенности — у всех разные. Когда мы призываем своего… союзника, вокруг нас возникает как будто дымка. Она принимает разные формы, окутывая и защищая… Здесь я без этого, как без рук… или глаз… добровольно. Это очень трудно… для кого-то невыносимо, немыслимо. Мы смогли… хотя даже на время отказаться от своей сущности — мука.

— Я представляю тебя снежным барсом. У них такая же хищная грация и пластика движений. Ты двигаешься, как он, — поспешила я отвлечь его от непонятных переживаний.

— Это не связано с нашим вторым «я». Просто, наверное, особенности строения тела — более эластичные связки, более подвижные суставы, оптимально устроенные и развитые тренировками с оружием мышцы. Ты тоже двигаешься необыкновенно грациозно и мягко, хотя и не познала своей особенности.

— Мир, зачем вы убрали меня из дома Бэллы? Дали деньги? Вы знали, что она умрет?

Он задумчиво посмотрел на меня, качая головой.

— Откуда? Откуда мы могли это знать? Деньги? Ты одна из нас, мы решили, что у тебя трудности — работаешь по ночам. Это тяжело. Просто решили помочь.

— Да я спала там всю ночь, ты что? Но Алекс сказал, что меня могут заставить уйти оттуда.

— Тебя могли увидеть и забрать. Нужно было исключить это. Мы уже знали, наследницей какого феода ты являешься. Не хотели тебя отдавать. Там тебя не ждало бы ничего хорошего — король женат.

— Так… я чего-то не поняла… Если он женат и у него все, как у нас, то на кой ему какая-то я? Или вы не исключаете измен? И та королева… как она себя вела?

— Нам дают любовь, возможность быть счастливыми всю жизнь. Идеально подходящий нам человек. Но я же говорил, что он не единственный, кто подходит. Это не привязка и не приговор — это возможность, которую ценит подавляющее большинство, но не все. И сила притяжения бывает разной…

Я слишком долго ждал тебя. Всего один поцелуй был до тебя, и она выбрала другого. Я тогда не стал бороться — был еще слишком молод, хотел путешествовать, да много чего… Не готов был заводить семью и теперь рад этому. Я тогда и чувствовал совсем не так сильно, смог справиться. А кто-то женился слишком рано и потом был соблазн увериться в своем выборе, сравнивая. Вот как если бы я потом встретил тебя…страшно представить. Бывает всякое, вплоть до глупых недоразумений. Но ты можешь не думать об этом — никого прекраснее и желаннее тебя я не смогу встретить. Слишком долго искал, слишком многих видел…

— А я уж думала, что у вас там сказка, идеальные отношения.

— У нас с тобой идеальные отношения, счастье мое, ты разве не чувствуешь? — признавался мне в любви мой мужчина, не стесняясь родителей.

Я подхватилась с дивана: — В загс?

— Завтра, — спокойно, но твердо ответил Мир, — сейчас я увижусь с Алексом и заеду, договорюсь о регистрации. Чтобы гарантированно.

— Я с тобой, — топталась рядом я.

— Нет. Ты остаешься здесь. Я быстро — туда и сразу обратно. Виктор Александрович, на минуту, пожалуйста — организационный вопрос. Дамы, прошу прощения. — Он коротко поклонился нам. А потом шагнув ко мне, прижал к себе и поцеловал. Крепко, жадно.

Они с папой вышли в коридор и пошли к лестнице, разговаривая. Я стояла в дверях, провожая их взглядом. Мир оглянулся и послал мне воздушный поцелуй. Мама из-за моего плеча сказала:

— Все равно — лучше бы Ярослав. Там все понятно, просто и естественно — безо всякой мистики. Я беспокоюсь, Арина, так беспокоюсь. Я чуть не поседела за эти дни. Я элементарно — боюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Извини, мам.

— Нужно регистрироваться, да… Арина, что? Я просто хочу для тебя хоть какой-то определенности. Если действительно можно завтра или на днях, то пусть будет завтра. Не думала я, что будет так… Потом, если захотите, то можно и отметить… Это, действительно — возникает вот так неожиданно? Я, конечно, видела, как вы смотрите друг на друга, но, Арина, ты его любишь? Это правда?

— Мама… правда. Не переживай, все по-настоящему. Хотя я и сама сейчас не понимаю и как-то… Это для всех нас стресс. Мы потом успокоимся, все войдет в колею. Ты привыкнешь. Я тоже сейчас немного не в своей тарелке. А кто вообще смог бы спокойно все это пережить? Все эти миры и сущности? Кто бы сказал раньше… Воспринимается же, как бред сумасшедшего…

Я успокаивала маму, ходила по номеру и понимала сама, что стресс, действительно — имел место быть. Сейчас мне просто необходимо было увидеть его, дотронуться, удостовериться, что он есть. Все было так привычно — мама, этот гостиничный номер, в котором я несколько раз ночевала… мне срочно понадобилось подтверждение всего произошедшего. И где папа так долго? О чем там можно так долго разговаривать? Я тоже нервничала, я теперь всегда буду нервничать, когда его нет рядом.

Папа вскоре подошел и сразу подвергся допросу — что, как, о чем? Он успокаивал нас, развлекал. Но я отлично знала своего папу — он тоже переживал все это время. Всем нам досталось.

Мир все не возвращался, и я стала переживать теперь уже по конкретному поводу. Папа предложил прогуляться, но мне нужно было ожидать Мира здесь, потому что он придет сюда. Ближе к вечеру мы с мамой капали на пару волшебный валемидин, не находя себе места. Папа куда-то вышел, мама включила телевизор, и он как-то заполнял звуками тишину.

Я калачиком свернулась на кровати в спальне и молилась о том, чтобы все было хорошо. Я и в мыслях не допускала, что он меня бросил или что-то в этом роде. И с ужасом представляла, что он попал под машину, или что там еще могло случиться со взрослым мужиком в городе белым днем? И какие опасности могли угрожать уроженцу другого мира здесь, у нас? Я этого не знала, а он не сказал — не успел. Пока не успел — суеверно твердила я себе, пока… Хоть бы все было в порядке, да хоть бы и по бабам пошел, только бы был жив… остальное такая ерунда, мелочи.

Мысли прыгали… может, что-то случилось с Алексом? Он же не появлялся дома, может, заболел или несчастный случай какой? А Мир, как друг, где-то с ним? Но я понимала, что он обязательно дал бы знать, что задерживается. Это я блаженная идиотка, а с папой-то они точно обменялись телефонами. Даже если нет, он позвонил бы… на рессепшен, например. И я сорвалась вниз, сбежала по лестнице, вынеслась в вестибюль отеля и увидела, что папа стоит и разговаривает с Артемом — Артом. Меня словно в грудь ударили, и я замерла, боясь подойти и спросить. Только смотрела на них… а они — на меня. И папины глаза, выражение лица… В ушах зашумело, потом потемнело в глазах и сквозь мягкую темную вату до меня донеслось:

— Не надо — я врач…

В себя приходила странно — какими-то урывками. Потолок в номере, резкий и вонючий запах нашатыря… Артем…темнота. Поездка в машине, трясет и больно руке… темнота. Белый потолок какого-то дома, папины глаза, такие… снова провал. Тихий плач мамы, бормотание мужских голосов, осознание…черная яма.

Наконец, смогла более-менее осознанно реагировать и спокойно, почти безразлично смотрела на папу и маму, сидящих у кровати. Понимала, что накачали меня чем-то успокаивающим. Потом за воспоминанием накатило осознание…

Спрашивать ни о чем не хотелось. Зачем мне знать — что и как, если я уже поняла, что его нет? Почувствовала. Жить стало неинтересно и незачем. Все стало не нужно. Я мучительно вспоминала о том, какой способ самоубиться самый безболезненный? Это нужно прекратить, это просто невыносимо… Пыталась вспомнить и проанализировать, но не получалось ничего. Мама звала, пыталась достучаться до меня. Папа останавливал ее, давая мне возможность свыкнуться с потерей. Он это серьезно? С этим можно свыкнуться? Если даже под действием лекарства боль, отчаянье, возмущение этой страшной несправедливостью разрывают изнутри, медленно убивают! Уснуть бы и не просыпаться никогда, чтобы не болело так сильно, чтобы не тянула душу эта жуткая, страшная тоска, которая потом станет просто невыносимой.