Прости папа.
Мама пыталась подарить мне нового папу. Это я помню. Много раз пыталась. Их было
много этих новых почти пап. Некоторых я даже не успела запомнить, моя детская
память не успела зафиксировать всех. Да и мама наверно не всех запомнила. Они стали
появляться в нашем доме почти сразу как не стало моего папы. Приходили, иногда
дарили маме цветы и подарки, мне сладости и даже игрушки, они были хорошими.
Маме было с ними хорошо, я знаю, я это слышала. Они дарили маме счастье,
закрываясь в её комнате.
Они обещали маме всегда быть рядом, каждый из них обещал. Но подарив маме
счастье пропадали вместе со своими обещаниями. День за днём, неделя за неделей.
Появлялись новые папы, приносили маме своё счастье, дарили в той комнате и
пропадали. Я не понимала, зачем маме столько счастья? Его должно быть уже слишком
много для одной маленькой комнаты, слишком много. Я мечтала попасть в эту комнату,
когда оттуда раздавались скрипучие звуки счастья. Маминого счастья. Я хотела
получить от него хоть малюсенький кусочек. Мне они счастья так и не подарили, не
смогли. Никто из них не подарил мне той любви, которая ушла вместе с папой. Просто
однажды не вернулась домой, как и он.
Дольше всех дарил маме счастье дядя Валера. Мама даже просила называть его
папой, часто просила. Но я не смогла. Он не мог стать мне папой, я этого не хотела. Да и
он не очень рад был мне, ему нужна была только мама, чтобы дарить ей счастье
каждую ночь. Я была лишь досадным дополнением. Он жил с нами целый год, самый
непонятный год моего детства. Вместе с дядей Валерой в наш дом пришло много его
друзей и водки. Много водки. Маме это нравилось, она всё реже была счастлива, но ей
это нравилось. Наверно.
А потом всё закончилось. Не стало в моей жизни дяди Валеры, не стало дома, не стало
мамы. Просто не стало, я ушла утром из дома и не вернулась в него уже никогда. Из
школы меня забрала рыдающая бабушка и отвезла к себе домой. Она не рассказывала
мне, что случилось, не знала, как объяснить. Но я всё равно, конечно, узнала, что дядя
Валера во время очередного застолья поругался с мамой. Не знаю из-за чего, да мне и
не интересно, но решил их спор обычный кухонный нож. Вот так в моей жизни не стало
мамы.
Мне тогда было восемь лет. Я просила, каждый день просила бабушку, чтобы она
отвела меня в наш дом хоть на пять минут. Всего пять минуток, мне должно было
хватить, я в это верила. Ведь там была маленькая комната, в которой, я помнила, есть
счастье. Мама оставила там много счастья, очень много. Так много, что я была уверена, его хватит, чтобы вернуть всё как было. Вернуть папу и маму. Вернуть нашу семью.
Всего пять минут, мне бы хватило, я знала. Я мечтала об этом. Но так и не попала в
комнату с счастьем, не вернула его маме. Прости меня мамочка...
Когда мне было шестнадцать, в моей жизни появился он. Мой Миша. Он называл меня
маленьким глазастым Галчонком, любимой Галочкой. Он научил меня любить, подарил
счастье. Да, я была с ним счастлива несмотря ни на что. Любила его, дурёха.
Любила даже когда узнала, что имеет две ходки за плечами, что героин любит сильнее
меня, когда он познакомил меня с этой своей любовью. Любила наперекор всему,
назло. Мы были вместе, были всегда рядом и это, для меня было самым главным.
Героин нас повенчал на целых три года, стал нашей любовью. Но взамен забрал у меня
всё. Бабушку, дочку Анюту, она прожила всего два дня, и наконец Мишу. Остался лишь
героин. Его любовь не терпит конкурентов, либо ты с ним, либо просто не живешь. Я
выбрала его. Это мой выбор, мой грех, можете судить. Он не давал лживых обещаний,
был честен со мной, он просто теперь всегда был рядом. Был моей любовью, моим
утешением, моим проклятьем. Я не сопротивлялась его любви, отдалась полностью.
Время рядом с ним летело незаметно, дни, недели, месяцы. Он был моей дурманящей
любовью вне времени, счастьем вне границ. Он знал, как подарить мне это счастье.
Да, мне приходилось бороться за его любовь, он часто оставлял меня одну. Я страдала, ждала, казалось, распадалась на осколки, так больно было без его любви, но он всегда
возвращался. Мы больше не могли друг без друга, он знает толк в вечной любви, умеет
её дарить. Любовь, из которой даже не пытаешься вырваться, какую бы чудовищную
боль она не причиняла.
А потом пришла та самая последняя зима, тот самый холодный день, когда я умерла.
В тот вечер ударил жестокий мороз. Ноги жутко замерзли, я их уже просто не ощущала.
Да и два дня без ласки любимого съедали тело голодной крысой-ломкой. Я стояла на
остановке ждала маршрутку. На той самой остановке, где работала каждый день,
продавала себя и своё счастье. Но сейчас я действительно ждала автобус. Рабочий день
был закончен, доза новой любви находилась уже в моей сумочке, нужно было просто
дождаться и сесть в потрепанную "Газель", доехать до дома подруги, поделиться с ней
обманным счастьем. Пусть не героин, пусть. С ним в Мурманске временно была
напряженка. Но коробка с желанными ампулами заменит его, пусть на некоторое
время, даст шанс пережить разлуку. Я мечтала об этом. Мечтала поскорее оказаться в
объятиях любимого дурмана, утолить голод.
Автобуса всё не было. Я мысленно уговаривала себя потерпеть, не сорваться и не
броситься в первый же подъезд, чтобы снять ломку. Сопротивлялась сжигающему всё
нутро желанию предаться долгожданному акту любви.
Но рядом вдруг остановилась машина. Это был он, страшный человек. Девчонки
рассказывали мне о нём, но я видела его впервые. Никто не хотел с ним работать, это
было опасно. После него многие девочки подолгу не появлялись на точке, зализывали
раны. Он был крайне жесток, его это возбуждало. Избивал, душил, прижигал
сигаретами. С нами он был самим собой, чувствовал себя сильным мужчиной. Только с
нами он воплощал свои мечты и фантазии. Не с женой, не с подругами или
любовницами, даже не с девочками по вызову. С нами, наложницами героина,
уличными проститутками готовыми на всё ради свидания с любимым. Нас не жалко,
ведь так? Не врите, никому не жалко.
Работать с ним было опасно, но и отказать было ещё опаснее. У него была власть и
сила. Так, что выбор у меня был небольшой.
Он привёз меня в своё царство. За тяжёлой металлической дверью с тугой пружиной
была его личная территория, с его законами. Страшные желания были его законами, а
я должна была их исполнить, подчиниться. И я исполню.
Сначала он заставил меня раздеться посреди кабинета и просто смотрел. Сидел в
покосившемся от своего веса кресле, пил водку и ухмыляясь разглядывал меня голую,
моё тело. Повернись. Наклонись. Погладь себя. Гладь сиськи. Он отдавал приказы и
любовался, наслаждался, глядя, как я послушно их выполняю. По заблестевшим
страшными огоньками пьяным глазам я поняла, что увиденное его устраивает. Он
оценил товар и остался доволен качеством.
Он подвел меня обнаженную к письменному столу и заставил лечь на него грудью.
Мои руки в ту же минуту оказались заломлены за спину отработанным
профессиональным приёмом и закованы в наручники. Кисти мгновенно стали неметь,
слишком сильно были затянуты стальные оковы на запястьях.
Он вновь плюхнулся в кресло, достал из кармана пачку сигарет и немного подумав,
спрятал обратно. Он не торопился, любовался тем, что у него получилось. Любовался
моей беззащитностью, упивался своей властью. Его это заводило, он еле сдерживал
своего внутреннего зверя, чтобы просто не накинуться и не растерзать доступную
жертву. Медленно налил водки в стакан и опрокинул залпом в себя. Затем встал,
медленно подошёл ко мне и достал из верхнего ящика стола резиновую дубинку. Так