соответственно не готовил. Не видел смысла. Почти сразу же в комнате появилась

Олеся, в руках у неё было по тарелке с дымящейся ещё яичницей.

Она уже успела переодеться, точнее просто сняла спортивный костюм, на ней

оставалась лишь длинная футболка. Призывно торчащие сосочки маленькой

аппетитной груди, выдавали отсутствие бюстгалтера. Хороша, чертовка! В другой

ситуации, меня бы это даже возбудило. А сейчас я понял, что бестыже разглядывая её

обтянутую тканью молодую грудь, думаю о прелестях совсем другой женщины. Своей

жены.

-В курсе, что у тебя кроме яиц, больше нет ничего из продуктов? -спросила она,

раставляя тарелки на журнальном столике, -Даже хлеба пару кусков всего и то

засохший. И молоко в холодильнике скисшее между прочим, если мука есть, можно

блинчиков напечь.

Она казалось разговаривает сама с собой или с каким-то невидимым собеседником,

но никак не со мной.

Какие к черту блинчики? Что вообще нужно этой девчонке здесь?

-Я не хочу есть, не могу. -прервал я её.

Она вновь засверлила меня своими красивыми глазками.

-Через не могу! Не поешь-всё бухло отправлю в унитаз. -пригрозила она и фактически

силой вложила мне в руку вилку.

-Тебе это на хрена?

-Когда я ем, я глух и нем. Ешь давай.

-Сколько сейчас времени?

-Начало первого уже. -ответила она и видя моё замешательство уточнила, -Ночи,

первый час ночи.

Она с аппетитом принялась за яичницу. С трудом и я впихнул в себя приготовленную

Олесей пищу и запил все остатками пива из банки. Тошнота накатила с ещё большей

силой.

-Плохо? -спросила она, собирая тарелки, -Ложись, я сейчас посуду помою и приду.

С этими словами она упорхнула вновь на кухню. Она удивляла меня все больше.

Я уронил голову на подушку и закрыл глаза. Меня сразу подхватила алкогольная

карусель и закрутила в бешеном танце вызывая ещё большую тошноту. Пришлось

перевернуться на живот и немного свесить голову с края дивана, стало легче,

алкоаттракцион отпустил меня. Я мгновенно отключился, просто упал в чёрную яму без

каких-либо сновидений.

Долго поспать мне не дали, уже через пятнадцать минут Олеся аккуратно, но

настойчиво трясла меня за плечо.

-Вставай, сделаю постель по нормальному и ляжешь.

-Что тебе нужно?

-Ничего. Вставай сказала.

Я встал и пошёл на кухню прихватив с собой подушку. Швырнул её на скамейку

кухонного уголка и лег сам. Дежавю, какое-то. Так было и раньше, поругались с женой, взял подушку и на кухню. Только жены у меня больше не было. Даже по нашим ссорам

я скучал, даже этого мне сейчас не хватало.

Я взял со стола пачку сигарет, достал одну и чиркнул зажигалкой. Сделал две затяжки, понял, что курить не могу и затушил сигарету, с силой вдавливая её в дно пепельницы.

-Чего психуешь? -входя за мной на кухню спросила начинавшая мне уже надоедать

Олеся, -Пошли я постелила по-человечески, а то вообще, как бомж обитаешь.

-Слушай, тебе какого хрена от меня вообще нужно? Я тебя не звал, ты чё приехала?

-Хочешь поговорить пошли. -спокойным, убийственно спокойным тоном сказала она,

развернулась и ушла в комнату.

Вот ведь непробиваемая, сука! Я взял подушку и пошёл за ней.

Она не обманула, сделала то чего я все эти дни не делал ни разу, расстелила диван.

Мне в пьяном угаре было вообще не до постели, спал, точнее отключался, как и где

придётся.

-Ложись. -она рукой махнула, указывая на диван.

Я вдруг заметил, что себе она постелила на полу рядом. Стало неудобно. Я её конечно

не звал и вообще не понимал, с чего вдруг она ночует у меня, но все равно как-то

неудобно, блин.

-Я на полу лягу. -сказал я, -Спи на диване.

Это не было притворным гостеприимством. Я просто вдруг понял, что не хочу спать на

этом диване, не могу. Это был наш с женой диван, наш. Сотни ночей мы спали на нем

вдвоём, любили друг друга, ругались, мирились, смеялись. Он связан с нашей жизнью.

Той жизнью, что закончилась, оборвалась. Всего неделю назад этот самый диван, был

свидетелем нашей последней ссоры, нашего последнего примирения, нашего

последнего секса.

-Тогда сделаем по-другому. -вдруг решительно заявила Олеся, -Будем спать на полу.

Она тут же стащила одеяла и подушки на пол и постелила нам обоим.

-Не бойся, храпеть не буду. -со смехом добавила она, -Приставать тоже, если не хочешь

конечно.

Я лег, накрылся одеялом и понял вдруг, что спать не хочу.

-Ты мне так и не ответила на вопрос, тебе чего от меня нужно? -спросил я свою гостью

поворачиваясь к ней.

Она лежала и просто смотрела на меня.

-Обними меня, пожалуйста. -прошептала вдруг она. Из энергичной неугомонной фурии

она неожиданно превратилась в нежную девочку, ищущую заботу и простое

человеческое тепло. Сколько ещё всего в этой девчонке, чёрт.

Я протянул руку и она, прижавшись всем телом, положила голову мне на грудь. Она

была полностью обнаженной. Я аккуратно обнял её и понял, что не чувствую ничего.

Молодая, красивая девушка, прижимается ко мне сексуальным, горячим телом,

обвивает ногами, а мне просто приятно и все. Обнимая её, я думал совсем о другой

женщине.

Через пять минут, по мерному тёплому дыханию, я понял, что Олеся спит.

Она так и не ответила мне на вопрос.

Ира, Ирочка, Иришка.

Она росла счастливым, со всех сторон обласканным любящими родителями

ребёнком. Единственным ребенком. Ира, Ирочка, Иришка. Единственный ребёнок в

семье всегда получает много. Много любви, много внимания, потакание любым

капризам.

Родители души не чаяли в своей дорогой девочке и давали ей все, что могли. Да, жили

не богато, мало кто в Советском союзе жил на широкую ногу, но для любимой Иришки

родителям было не жалко ничего, хоть последнего рубля. Для них она конечно же

была самой лучшей среди всех детей. Лучшей по сравнению с детьми друзей, лучшей

среди детей из детского садика, лучшей в школе. Для любого родителя своё чадо

всегда является самым лучшим, самым умным. Своя кровиночка как-никак. Это

нормально и это естественно.

Каждый родитель ужасно боится избаловать своё ненаглядное чадо. Боится и все

равно балует. Так и с Ирой. Её родители, впрочем, как и многие, считали, что ребёнку ну

никак нельзя расти одному одинешеньку. Единственный ребёнок в семье мол будет

слишком избалованный и вырастет эгоистом. В общем родители всерьёз считали, что

второй ребёнок поможет им скрыть огрехи в воспитании первого и поэтому усердно

пытались состряпать Ирине сестричку или братика. Но попытки были безуспешны и

родительские надежды на второго ребёнка таяли с каждым годом. Надежды таяли, а

любовь и внимание к единственной дочке росло прямо пропорционально. Ира

получала все больше и все лучше. Это нормально и это естественно.

Все закончилось, когда ей было десять. Весь её привычный, такой удобный детский

мир ребенка-одиночки исчез. Пусть и случайно, но родители подарили ей наконец-таки

долгожданную сестренку. В её жизни появилась Света.

Ира была рада. По-настоящему рада. Она этого тоже очень ждала, ведь родители

убедили её за годы своих безуспешных попыток детопроизводства, что братик, или

сестренка, это чертовски круто и безумно весело. Но очень скоро Ира поняла, что её

жестоко обманули и радость от обретения родной сестренки сошла на нет. Она вдруг

перестала быть единственной и ненаглядной для мамы и пап. Это было очень больно

для ребёнка десяти лет и ни капли не круто и не весело.

Ей вдруг перестали давать привычную дозу внимания, любви и ласки. Этого стало в

разы меньше. Её капризы и желания теперь не то что не исполнялись по первому

требованию, их вообще перестали слышать и брать в расчет. Родители теперь бегали и