Внезапно меня осеняет: получается, что Беннетт не просто может исчезать и появляться в разных местах, он еще может во времени путешествовать? Мне очень хочется казаться смелой, невозмутимой и готовой услышать все, что расскажет Беннетт, но пока я даже это не могу уложить в голове.

— Я так понимаю, это и есть вторая вещь?

Он кивает.

— Отчасти.

— Отчасти? — Мои глаза непроизвольно расширяются. Я ложусь на песок и смотрю в небо.

— Все в порядке? — спрашивает он. Чувствую, как моя голова делает отверстие в песке, когда я киваю. Но он прав – мне нужно все осмыслить. Закрываю глаза руками, чтобы солнце не слепило, так лежим в молчании несколько минут. Одной рукой я закрываю глаза, а вторая лежит на песке между нами. Вдруг я чувствую, как эту руку щекочут теплые песчинки, падают, ссыпаясь в мою открытую ладонь. Открываю глаза и вижу, как Беннетт склоняется надо мной, наблюдая, как песок пересыпается из его руки в мою.

— Ну вот, видишь, — говорит он, ухмыляясь, — я ведь говорил, что смогу шокировать тебя.

— Я не шокирована.

— Ну да, — говорит Беннетт и нервно смеется, — ты определенно шокирована.

Облокачиваюсь на локти, разрушив его маленькую песочную кучку, и смотрю на него. Затем осматриваю этот прекрасный вид – пальмы, белый песок и бирюзовая вода – просто открытка, в которую Беннетт удивительным образом перенес нас. Начинаю понимать, насколько все это невероятно. Чтобы добраться досюда из Чикаго, нужно лететь на двух самолетах и плыть на лодке, и вообще понадобится не менее тридцати часов. На самом деле я должна быть сейчас во многих часовых поясах отсюда, там, где темно. И должна сейчас жаловаться на промозглый ветер, а не наслаждаться теплым бризом, обдувающим мою кожу. Оглядываюсь на Беннетта и дарю ему благодарную улыбку.

— Спасибо, что перенес меня сюда.

Мне кажется, что он почувствовал облегчение.

— Пожалуйста.

— То, что ты можешь делать, это… — Каждое слово, которое приходит мне на ум, кажется неадекватным, но я все-таки останавливаюсь на слове «изумительно».

— Спасибо. — Беннетт еще не рассказал мне остальное об этой второй вещи, но я уверенно двигаюсь вперед, хоть и маленькими шажками.

— Слушай, я знаю, что не могу дать тебе ответы, на все твои вопросы, но, по крайней мере сегодня, я могу подарить тебе это дерзкое приключение. — Он встает, отряхивает песок с джинсов, потом протягивает мне руки.

— Знаешь, я никогда прежде не видела океана. — Пытаюсь придать своему голосу легкость, сделать его флиртующим, чтобы он не догадался, как мне на самом деле страшно.

— Знаю. Ты мне вчера говорила. Ты пыталась выяснить, какой пляж лучше всего добавить к твоему плану путешествий, чтобы ты могла пробежаться по нему и поплавать в океане.

Ну это уж совсем ненормально.

— И у тебя, наверное, было предложение?

— Ла-Пас, — отвечает он прозаично. Точно ненормально. Голова уже совсем кругом от того, что у нас с Беннеттом был разговор, о котором я ничего не помню. Но я не успеваю даже рассердиться, потому что он стягивает футболку через голову. Его руки оказываются еще более мускулистыми, чем я себе представляла, а грудь просто великолепна, думаю, что со стороны видно, как у меня отвалилась челюсть.

Он протягивает вперед ногу и большим пальцем прочерчивает линию на песке, прямо перед нами.

— Это, конечно, не Ла-Пас, но здесь есть песок и вода. — Он широко улыбается и встает в стойку, как перед началом забега. — Занимайте ваше место, Грин.

Вот уж не знаю, рассчитывал ли он, что я сниму лифчик и нижнее белье, но от одной только мысли об этом мое лицо вспыхивает, и местная температура точно не причем. Смотрю на свои босые ноги, на джинсы. Думаю, насколько прозрачной станет моя футболка от воды. Но стоит еще раз посмотреть на воду, пропустить песок между пальцев ног, и решаю не заморачиваться по этому поводу. Делаю выпад.

— Внимание, — он поворачивается ко мне с хитрой улыбкой. — Марш! — кричит он, и мы срываемся с места и бежим так быстро, насколько только можем, пока песок не становится темным, холодным и очень мокрым, и вот уже волны уносят нас от теплого пляжа.

Заплываю в течение. Ныряю. Чувствую, как волны омывают мое тело, когда я врезаюсь в них. Смотрю в сторону и вижу Беннетта, он ныряет, и я следую за ним, позволяя воде обжигать мне глаза. Чувствую вкус соленой воды на языке. Наслаждаюсь каждой минутой этих невероятных ощущений. И очень хочу, чтобы все это никогда не заканчивалось.

◄►◄►◄►

Четыре часа спустя мы возвращаемся домой, судя по часам, прошла всего минута. От чашек с кофе до сих пор идет пар. Вода все еще такая же холодная. А у меня началась сильная тошнота.

— Ты что-то неважно выглядишь. — Беннетт ведет меня к дивану в гостиной и просит прилечь. Его голос, который звучит словно издалека, говорит:

— Я принесу тебе немного крекеров.

Слышу, как открываются и закрываются дверцы шкафа. Беннетт возвращается, неся с собой пачку с соленым печеньем.

Он садится на край дивана, потирает виски и смотрит на меня.

— Интересно. — Он продолжает наблюдать за мной с улыбкой, будто я какая-то неизвестная жидкость в чашке Петри. — У меня болит голова, а у вас с Брук – живот.

Вижу, как белый крекер приближается ко мне, но даже взять его не могу, лишь закрываю глаза, чтобы комната вокруг меня прекратила вращаться. «Господи, пожалуйста» - твержу я про себя. «Пожалуйста, не позволь, чтобы меня вырвало у него на глазах. Пожалуйста. Всего лишь одна просьба». Не знаю, то ли просто потому, что прошло время, то ли действительно вмешались высшие силы, но спустя несколько минут все эти ужасные ощущения уходят, и я снова могу открыть глаза. Беннетт все еще здесь. Выглядит виноватым, и все еще держит в руке тот маленький крекер. На этот раз беру его, откусываю уголочек, а потом пытаюсь откусить побольше.

— Прости меня, — говорит он, смущенно смотрю на него, и хотя мой рот полон, все же пытаюсь что-то сказать.

— Что ты сказала? — спрашивает Беннетт. Выглядит он обеспокоенным.

С трудом сглатываю.

— Это того стоило. — Дарю ему слабую улыбку и беру еще один крекер. Съедаю еще несколько и только потом сажусь, он предлагает мне воды, но просит пить мелкими глотками. Комната уже не расплывается перед глазами.

Провожу ногтем по штанине вверх-вниз и обнаруживаю комочки мокрого песка. Мы дома, за окном холод и снег, а я мокрая и в песке с тайского острова.

— Невероятно. — Энергия начинает потихоньку возвращаться ко мне. Смеюсь и недоверчиво покачиваю головой.

— Это так здорово! — Смотрю на Беннетта и вижу, что его штаны точно в таком же состоянии, что и мои.

Встаю, чувствуя себя уже практически совсем нормально, и мы с Беннеттом поднимаемся наверх, в комнату моих родителей, где я выуживаю из ящика пару старых брюк и футболку отца, отдаю стопку ему и отправляю в ванную комнату.

Остаюсь в комнате одна и стаскиваю с себя одежду. Снимаю футболку и встряхиваю волосами, с трепетом наблюдая за тем, как песок взлетает в воздух и падает на кровать, и все не могу перестать хихикать. Натягиваю пару брюк, плотно обтягивающих мои ноги, и какую-то толстовку, с очередного десятикилометрового забега, который я выиграла в прошлом году, снова сажусь на кровать. Мечтательно вожу ладошкой по песчинкам и думаю о Ко Тао. О теплом солнце и соленом океане, и неожиданно чувствую огромную благодарность за каждую песчинку на моей кровати, на ковре, в волосах, прилипшую к моей одежде, потому что это единственные осязаемые вещи, которые останутся на память об этом чудесном дне.

— Куда это положить? — Голос Беннетта возвращает меня к реальности, оборачиваюсь и вижу его, стоящего в дверях, он просто очарователен в этой толстовке моего отца с надписью «Марафон отцов в Чикаго».

Собираю вещи с пола, которые еще до сих пор в песке, и подхожу к нему.

— Давай я возьму, — говорю я и добавляю его вещи к своим.

Когда прохожу мимо, он аккуратно берет меня за руку.