— Почему? Что случилось?

— Тор-мо-зи! — Меня трясет, чувствую себя глупо и не могу поверить, что эта мысль раньше не приходила мне в голову.

Беннетт сворачивает на соседнюю улицу, припарковывает машину. Не произнося ни слова и практически не мигая, он глядит сквозь лобовое стекло, в этот самый момент я понимаю – хоть эта мысль и не пришла мне в голову раньше, но его она определенно посещала. Он знает, о чем я хочу его попросить, хоть я на короткое время и забыла об удивительных способностях Беннетта Купера, но он о них никогда не забывал.

— Верни все назад. — Я резко разворачиваюсь лицом к нему. — Беннетт. Пожалуйста. Верни все назад. Верни все на день назад.

— Я не могу, — произносит он, не глядя на меня.

— Ты можешь. Ты можешь все исправить. Перенеси нас в момент перед аварией. Мы остановим их, и они никуда не поедут. Мы все исправим. Беннетт?

Он выходит из машины и громко хлопает дверью, оставляя меня, дрожащую, сидеть на пассажирском сидении. Свет фар выхватывает из темноты его лицо, оно искажено от ярости, Беннетт ударяет кулаком о крышку капота с такой силой, что я подпрыгиваю от неожиданности. Он ходит взад-вперед, потом поворачивается спиной ко мне и облокачивается на капот машины. Наблюдаю, как опускаются и поднимаются его плечи. Наверное, я должна сожалеть о своей просьбе, но не сожалею.

Спустя какое-то время Беннетт возвращается к машине, открывает дверь и садится. Он уже немного успокоился, но его все еще потряхивает от ярости. Он хватается за руль так сильно, что костяшки на его пальцах становятся белыми.

— Пожалуйста, больше никогда не проси меня об этом.

— Послушай, я понимаю эти твои правила. — Я намерено делаю акцент на слове «твои», надеясь, что и он поймет меня. — Я понимаю все эти твои, так называемые «эффекты бабочки» и твои суеверия на счет оказания влияния на будущее…

— Это не какой-то там так называемый «эффект бабочки». Это эффект бабочки – основная концепция теории хаоса, которая не имеет ничего общего с суевериями. Даже самое небольшое изменение в одной части сложной системы может оказать огромный эффект на другую ее часть – не я это придумал, Анна.

— Ладно, понимаю. Но ты же можешь вносить небольшие изменения? Влиять на маленькие детали? Как это отличается от того, что ты сделал для своих родителей? Или от случая в прошлую пятницу перед испанским? Или когда ты в ночь ограбления изменил те ужасные для меня последствия – ведь тогда для меня все могло кончиться плохо – но не закончилось, потому что ты вмешался. И посмотри… — Я развожу руки и обвожу ими, указывая на пространство вокруг машины. — Ничего ужасного не произошло. Мы все еще здесь. И никакого хаоса из-за бабочек.

— Не все так просто. Наверняка это где-то уже аукнулось. Я просто не могу этого сделать.

Внимательно смотрю на него и жду, жду, когда он сделает то же самое, и наконец-то он поворачивается.

— Не можешь или не будешь?

— Не буду.

— Почему?

— Послушай, мне и тогда не следовало ничего делать, Анна, кроме того, все эти случаи были другими. Я возвращался назад на пять минут или час, но не на целый день. Я не останавливал парня, который приставил нож к твоему горлу, я просто вытащил тебя оттуда и ускорил приезд полиции. А в тот день в школе вообще ничего не изменилось, мы так же пошли в класс, просто я сделал так, словно этого часа и вовсе не было. Все это были самые минимальные изменения. Но предотвратить целую аварию? Значит изменить очень важное событие.

— Извини, но я не понимаю разницы.

— Да? Ты прямо как мой отец. — Беннетт, закусив губу, отворачивается в окно. — Послушай, это скользкий путь – сначала я изменяю одну плохую вещь, которая произошла с невинным человеком, и вот уже я занимаюсь тем, что не позволяю взлетать самолетам, которым суждено разбиться, и вообще становлюсь человеком, который предотвращает природные катастрофы. И в какой-то момент может произойти большая катастрофа, случившаяся из-за того, что я внес изменения для предотвращения предыдущей катастрофы. Это моя способность, и я не думаю, что мне следует использовать ее подобным образом. Я могу только наблюдать. Не изменять будущее. Я уже нарушаю все правила только лишь находясь здесь.

— Но это ведь не просто правила, это твои правила. А откуда ты знаешь, что твои правила верные? Может нужно их сначала проверить?

— Нет, — быстро отвечает он и пристально смотрит на меня. — И хочу тебе напомнить, Анна, что я уже пробовал изменить правила по просьбе одной девушки, и все это плохо кончилось. Для нее.

В чем-то он прав, но я не сдаюсь. Не могу. Не сейчас, когда моя лучшая подруга прикована к постели, собранная по кусочкам, у которой некоторые органы отсутствуют, а другие держатся на швах. Может быть, она и не очень хороший водитель, но заслуживает, чтобы у нее было будущее.

— Но ведь сейчас речь идет не обо мне. И не о тебе.

Беннетт печально смотрит на меня, я вижу, что он хочет ей помочь. Помочь мне. Быть героем, хотя никогда и не мечтал об этом.

— Да, речь не обо мне, Анна. Речь обо… всех, кто окажется вовлечен. Я не могу. Все это слишком опасно.

— Но ты хотя бы можешь подумать об этом? — Я робко ему улыбаюсь в надежде, что он улыбнется мне в ответ, но Беннетт этого не делает. Просто заводит машину и разворачивается.

— Нет. И больше не проси меня об том.

— Ваши планы путешествий, por favor. — Оборачиваюсь, чтобы забрать стопку планов, которые передают друг другу ученики сзади. У одного из них ламинированная обложка. У другого – спиральное крепление. Свой я хотела скрепить степлером, но пока он, написанный от руки на разных тетрадных листочках, все еще лежит в одном из путеводителей в моем рюкзаке. Не буду сдавать свой план сегодня, скорее всего, не одна я не успела закончить это задание.

Стул Беннетта пустует. Когда он довез меня до дома прошлым вечером, я вышла, хлопнув дверью, даже не попрощавшись, и пошла к дому, не оглядываясь. Спрятавшись, чтобы меня не было видно, я около минуты стояла возле кухонного окна, этого времени оказалось достаточно, чтобы увидеть, как Беннетт сидит, положив голову на руль, потом ударяет по нему и выезжает на дорогу.

Сегодня Арготта много рассказывает, и не заставляет нас беседовать друг с другом. Когда звенит звонок после урока, я чуть задерживаюсь и жду, когда класс опустеет. Потом встаю, подхожу к столу учителя и жду, когда он посмотрит на меня.

— Понравится ли мне ваш план, сеньорита Грин? — спрашивает он, похлопывая по пачке сданных работ с планами путешествий.

— Вам очень понравится мой план, сеньор, только вот он еще не готов.

Жду, что он посмотрит на меня так, словно я его подвела, но вместо этого он понимающе улыбается, встает и обходит вокруг своего стола. Рассказываю ему о несчастном случае с Эммой, произошедшем в субботу (он об этом слышал), напоминаю об ограблении в прошлый понедельник (он сожалеет), и для усиления эффекта говорю ему, что не ищу для себя оправдания, но все-таки это была странная неделя (он соглашается).

— Я бы хотел объявить победителя как можно скорее. Как вы думаете, смогу я сделать это в четверг? — спрашивает он. Я киваю в ответ. — Но если вам понадобится больше времени, просто дайте мне знать. Мы сможем объявить победителя и на следующей неделе.

— Gracias, — говорю я. Выхожу из класса, закидываю книги в шкафчик и иду в столовую. Но вижу наш пустующий столик и решаю, что не голодна.

◄►◄►◄►

Мама высаживает меня около больницы. Тащу свой рюкзак в палату Эммы, усаживаюсь в кресло и начинаю работать над планом. Через тридцать минут приходит медсестра, чтобы проверить состояние Эммы. Сочувственно улыбается мне и выходит из палаты.

Поглядываю на кровать. Эмма кажется такой далекой и потерянной, так что беру свой экземпляр книги «Одинокая планета: Юкатан» усаживаюсь рядом с ней на кровать и начинаю читать о «сахарных пляжах», о «бурной ночной жизни» и о «свинине, тушеной в банановых листьях». Потом дохожу до статьи про шоппинг. О, как раз то, что понравилось бы Эмме!