В это было сложно поверить, но это было так.

Еще через часа два, когда с кухни мы переместились на лоджию с видом на набережную и ночной город, зажегший тысячи огней и иллюминаций, я и вовсе пришла в себя. Сидя с ногами на диванчике рядом с Дэном и положив ему голову на плечо, я веселилась и рассказывала разные истории — особенно Кириллу понравилась моя интерпретация нашего с Денисом знакомства, он так искренне смеялся, что я просто наумиляться не могла. Какой человек, а! Бедная я несчастная дурочка, обманутая этим бархатистым голосом и приглушенным деликатным смехом! Все-таки я не мастак по первым впечатлениям о людях — вечно они у меня неверные…

— А расскажите, как вы познакомились? — попросила я, глядя на зависшую над соседним домом ехидно поблескивающую луну.

— Я не помню, — просто сказал Кирилл.

— Я тоже, — подтвердил Смерч.

Парни переглянулись и расхохотались.

— В смысле? — нахмурилась я, переводя подозрительный взгляд то на одного, то на второго.

— Серьезно, Маша, — отозвался гость. — Я лишь помню, что мы всегда дружили. До тех пор, пока я не уехал.

— Расскажите, — загорелась я. — Ну расскажите-расскажите-расскажите, как вы стали общаться!

— Это не было обдуманным и взвешенным решением, — продолжал гость, подперев голову кулаком.

— Поддерживаю. Видишь ли, Чип, — пояснил мне Денис, поигрывая кончиком короткого хвостика, в который были собраны мои волосы, — нас познакомили насильно — родители.

— Мы жили на одном этаже, — добавил Кирилл. — Поэтому родители общались: один возраст, одни увлечения, одно, — тут губы его тронула усмешка, — положение.

— Кстати, у меня кое-что есть. Мама дала на днях, когда узнала, что ты приедешь, — поднялся на ноги Дэн.

— Заинтересовал, — усмехнулся гость. — Компромат?

— Почти, дружище, — весело отозвался Дэн, и уже из соседней комнаты до нас донеслись его слова:

— Если я продам это журналистам, выручу хорошую сумму денег.

— Кто тебе поверит, — деланно серьезно стал рассматривать свои ногти музыкант. — Про нас постоянно делают дичайшие вбросы.

— Я читала как-то, что один среди вас — это девушка, — радостно подтвердила я его слова. — Это бурно в Интернете года три назад обсуждали. Флеймы были дикие, хейтирили все и сразу, — я захихикала, вспомнив, как смеялась с комментариев. Сейчас, правда, меня это все не волновало, но одно время я все время мониторила информацию о любимых группах — «Лордах», «На краю» и еще о парочке. Сейчас куда более важной казалась музыка, нежели ее исполнители. Хотя, не спорю, то, что любимый музыкант был в одной квартире со мной — поражало, вдохновляло, подбрасывало вверх, закручивало в воздухе и… И это было просто нереально круто — вот так просто с ним разговаривать.

— М-м-м, даже так? И как ты думаешь, это правдивая информация? — посмотрел мне прямо в глаза молодой человек. Я пожала плечами и сладко потянулась.

— Глупости, конечно.

Он улыбнулся. Так, наверное, могла бы улыбнуться кошка, если умела. И было в этой улыбке что-то настолько коварное, что у меня брови вверх поползли. Я на мгновение замерла с поднятыми рукам, а после резко их опустила и подалась вперед.

— Что? Да ты шутишь! — заявила я и рассмеялась, погрозив пальцем. — Я на это не поведусь!

Он только пожал плечами.

— Эй-эй, я же ваша фанатка, зачем меня так пугать?!

— Мне так нравится твоя эмоциональность, — невпопад произнес гость. — Очень тепло.

— В смысле тепло — это я угадала? — вспомнила я известную игру «Тепло — холодно».

— В смысле от тебя, как и от огня идет тепло, — вывернул все наизнанку музыкант. — И спасибо, — вдруг добавил он.

Головастики зачесали головы, не понимая, почему их хозяйку благодарят.

— За что? — удивилась я.

— За то, что Дэн так улыбается, — серьезно отозвался Кезон. А я не знала, что ответить ему. Просто сама улыбнулась и пожала плечами. Так само получается — ну, что у Дэна такая улыбка.

— Меня обсуждаете? — как раз вернулся в комнату Смерчинский, держа в руке фотоальбом — большой, тяжелый, темно-вишневого благородного цвета и с золотым теснением. В таких обычно хранят старые и ценные семейные фотографии — под тонкой прозрачной пленкой. А с ними вместе — и воспоминания.

— Меня, — отозвался его друг. — Ты же знаешь, люблю поговорить о себе, пока тебя рядом нет. Каюсь, моя слабость.

— Твой эгоизм — твоя слабость, — беззлобно хмыкнул Денис.

— Это его любимый прикол, — объяснила я Кириллу. — Каждый раз, когда он уходит и возвращается, задает это вопрос. Денис, это вообще несмешная шутка.

— Это не шутка, это традиция. Каждой молодой семье нужна традиция, — заявил, ничуть не смутившись, Смерчик и, сев рядом, потрепал за щеку. Я изловчилась и укусила его — легонько, конечно, зато мне стало приятно — люблю я кусаться, когда эмоции накрывают с головой.

— Твоя традиция — раздражать меня, — проворчала я. Второй раз цапнуть не получилось — Дэн оказался проворнее и играючи поймал мои руки в захват. Пинать его ногой при госте было как-то неудобно.

— Сильно? — полюбопытствовал темноволосый парень.

— Бывают ли смерчи слабыми? — вопросом на вопрос отвечала я, оставив попытки освободить запястья из его пальцев, и улеглась на диван, положив голову ему на колени. Денис мог быть отличной подушкой. Правда, то же самое он говорил и обо мне.

— Вы нравитесь мне все больше и больше, — заявил гость.

Мы с Денисом только переглянулись и отчего-то рассмеялись.

— Да, обещанное, — раскрыл альбом Смерчинский прямо над моим лицом. Пришлось встать — любопытство, как и всегда, не дало мне покоя.

— Альбом взял дома, обещая вернуть в целости и сохранности, — пояснил Дэн, открывая нужную страницу. Фотографий в их семье всегда было очень много — они и лежали в альбомах, рассматривать которых раз в год под Рождество стало домашней уютной традицией, и в стильных рамках висели на стенах в большом доме родителей Дениса. Лера — мачеха Дэна, ставшая ему матерью, считала, что нельзя предавать прошлое забвению. Впрочем, мне показалось даже как-то что так она пытается загладить свою вину перед приемным сыном и самой собой…

— А вот и компромат, друзья, — объявил Дэн.

Пара секунд — и с огромным интересом Кезон и я рассматривали несколько старых цветных фотографий, на которых были изображены дети, сидящие за столиком с горой всяких вкусностей в чьей-то детской комнате: пять мальчиков и одна девочка.

И все-таки меня посвятили в их прошлое.

— И что я должен делать с этими… детьми?

Синие прищуренные глаза, принадлежащие хмурому мальчишке лет десяти, с огромной неприязнью глядели сквозь стекла очков на сидящих за низким детским столом ребят в праздничных колпаках. Перед ними высился шоколадный торт в форме большого медведя, много сладостей, фрукты, соки и даже детское шампанское — просто пир!

Один из мальчишек — прехорошенький, синеглазый и черноволосый что-то весело рассказывал. Трое других его внимательно слушали, что-то жуя: настороженная девочка с острыми ушками и раскосыми карими глазами и два мальчика — один крепко сбитый, с насупленными темными бровями и щечками-яблочками, а второй — худенький, высокий для своих лет, но миленький, со светлыми волосами и точно такими же бровями и ресницами.

— Присмотри за ними, Петечка, — ласково улыбнулась русоволосая женщина.

Черноволосый парнишка в очках вздернул подбородок. Он, ребенок чересчур серьезный, терпеть не мог, когда к нему так обращались. И вообще, он не хочет быть с этими малявками. Они же все младше его! Девочка — на два года, а мальчишки — аж на целых четыре! И что делать с этими малявками, один из которых приходился Пете двоюродным братом, он ума приложить не мог! А единственный, с кем было интересно — его ровесник Игорь, заболел, и на праздник не пришел.

— Это обязательно, мама? Я хочу за стол к взрослым. Пусть она за ними присматривает, — кинул хмурый взгляд на миловидную женщину средних лет, чьи длинные светло-рыжие волосы были собраны в низкий пучок. Звали ее Дарья — без отчества — и в квартире Олега Смерчинского, живущего с маленьким сыном, отмечающим сегодня шестой День рождения, она была приходящей домработницей.