Отец моргнул несколько раз, напоминая Дерреку, как ранее растрогался он сам, когда понял, что пришёл сюда представлять своей семье своего сына.

— Чёрт побери, — произнёс Деррек. — Ты плачешь, да?

Папа замер.

— У тебя теперь есть сын. Больше никакой ругани.

— Хорошо, ты прав. Никакой ругани, — Деррек указал на него пальцем. — Но и никаких слёз.

— Не будь идиотом. Я не плакал.

Деррек вздохнул и решил забыть об этом — о слезах, и о ругани.

— Мама сегодня приготовила для нас довольно большой стол, — сказал он.

— Да. Только не ешь рулеты из ветчины, — сказал отец. — Они на вкус как рыба.

Ох, намного лучше. Это был тот отец, которого он знал и любил.

— Они и должны быть на вкус как рыба, — напомнил ему Деррек. — Мама положила в них тунца. Такое мы ели на ланч.

— Прости за это, — сказал его отец, и, судя по его серьёзному тону, он говорил искренне. — Я понял, что она не умеет готовить, в первый раз, когда она приготовила мне ужин сорок с чем—то лет назад. Но как только твоя мама решила, что выйдет замуж именно за меня, у меня не осталось шанса.

Деррек решил не рассказывать ему то, что мама говорила о нём то же самое.

— Мне нравится Джилл, — сказал отец. — Она кажется интеллигентной и дружелюбной. Приятно хоть раз увидеть тебя с кем—то, у кого есть мозги.

— Пап, мы не встречаемся.

— Она мать твоего ребёнка. Конечно, вы встречаетесь. Нравится тебе это или нет, вы двое будете встречаться остаток своей жизни.

Деррек взглянул на Джилл и попытался представить их двоих вместе... навсегда.

— Я едва знаю её.

— Ну и что?

— Она не моего типа.

— В смысле, ты не её типа.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Посмотри на неё, — сказал папа. — Она идеальна. У неё есть грация и манеры, и она умеет петь.

С каких пор его отец заботился о грации и манерах? Инопланетянин вернулся.

— Что значит, умеет петь? Ты слышал, как она поёт?

— Конечно, нет. Ну и что, что она не 90—60—90? Твоей маме она нравится.

Пока его отец восхвалял Джилл, Деррек смотрел, как загорались глаза Джилл, когда она смеялась над тем, что сказала его мама, и это немного пугало его, потому что означило, что она рассказала ей о том, каким он был застенчивым в шесть лет, или что он был единственным ребёнком, который цеплялся за её ногу, будто мог умереть, если она оставит его на две минуты. Мама любили эти истории. Правда была в том, что это Коннор был застенчивым. Должно быть, в маминых мыслях они двое смешались, но это были её истории, и она прилипла к ним.

Пока отец продолжал болтать, Деррек потянулся и смёл крошку в любимой футболки его отца, ярко—жёлтой, с надписью "ОТЛИЧНЫЙ ПАПА".

— Ты когда—нибудь избавишься от этой уродливой футболки?

— Вероятно, нет.

— Ты носишь её только для того, чтобы раздражать нас, верно?

— Верно, сынок.

Лекси потянула за край майки Деррека, и он послушно опустился на её уровень.

— Что такое, Лекси?

— Мама сказала, что ты покатаешь меня на спине, если я буду хорошо себя вести.

Деррек понял, что его подставили. Он посмотрел на Сэнди и увидел, что она быстро отвела взгляд. Хитрая Сатана. Он посмотрел на Лекси.

— Ты сегодня была хорошей девочкой?

Её глаза расширились.

— Очень хорошей. И мне нвавится твой дом.

— Не нВавится, а нРавится, — объяснил Лекси его отец. — Ставь язык вот так, — папа показал Лекси, как делать звук "р", и Деррек не пытался его остановить.

Наблюдая за тем, как его отец пытается показать Лекси, что делать, Деррек не мог не задаться вопросом, когда он стал его отцом? Он покачал головой от этой мысли.

Лекси скрутила язык и сказала:

— Нвавится.

И они оба повторяли снова и снова, пока его отец, наконец, просто не ушёл.

Лекси быстро забыла о его отце и повернулась обратно к Дерреку.

— Я хочу посмотреть на пони.

— Мы покатаемся на пони, когда все поедят, хорошо? А пока тебе придётся притвориться, что пони — это я.

Деррек поставил свою тарелку на край ближайшего стола, а затем присел, чтобы Лекси могла забраться ему на спину.

Разбежавшись, Лекси прыгнула, вместо того, чтобы вскарабкаться, а затем использовала каблуки обуви, чтобы бить его по рёбрам.

— Быстрее, быстрее, — говорила она. И он покорно повиновался. Если бы через ворота не зашла Мэгги в белом хлопковом платье и с видом на миллион баксов, он мог бы продержаться ещё как минимум пять минут.

Глава 14

— Значит, ты не замужем и ни с кем не встречаешься?

Джилл улыбнулась бабушке Доре и ответила на этот вопрос, уже в третий раз за прошедшие десять минут. Сестра Деррека, Рэйчел, посмотрела на неё взглядом мне—очень—жаль—что—тебе—приходится—проходить—через—это.

Хотя, честно говоря, с бабушкой Дорой было весело, и Джилл была рада, что пришла на пикник познакомиться со всеми. Семья Деррека, планировала она это или нет, будет частью жизни её и Райана. За последние несколько часов Джилл удалось вставить парочку своих вопросов, но в семье Бэйлор получить слово было тяжёлым заданием.

— Я рада, что ты свободна, — сказала бабушка Дора, — потому что из тебя и моей маленькой обезьянки получится милая пара.

Рэйчел приложила руку к виску.

— Ох, бабушка, пожалуйста. У нас есть настоящие имена, и Деррек уже слишком взрослый, чтобы и дальше называть его обезьянкой.

— Не злись попусту, моя маленькая Тинкербелл. Это просто имя. Не о чем переживать.

— Она права, — вмешалась мама Деррека. — Джилл и Деррек вместе определённо делают потрясающих малышей. Только посмотрите на это милое личико. Разве он не самый лучший малыш во всём мире?

Рэйчел и Джилл посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Полтора часа назад Джилл оставила попытки убедить маму Деррека, две дюжины соседей и особенно бабушку Дору, что они с Дерреком не были созданы друг для друга. Не было ни предназначения, ни действий судьбы. Для новичков она объяснила, что Деррек любит футбол, в то время как она никогда в жизни не видела таких игр. Судя по некоторым старым статьям, которые она нашла в интернете, Деррек, как правило, встречался с фигуристыми, чувственными женщинами. Джилл была противоположностью чувственности. До рождения Райана у неё был первый размер груди, а об её бёдрах нечего было и говорить. По словам его сестёр, мужчина был любителем мяса и картошки. Она предпочитала суши. Деррек был одним из десяти; она была одной из двух. Ему нравились боевики; ей нравились романтические комедии. Ему нравился кофе; ей нравился чай. Список мог продолжаться бесконечно.

Но узнав Деррека за последние две недели, она поняла, что ничего из этого не имеет значения.

Ей нравился Деррек Бэйлор.

Ей нравилось, как он смотрел в её глаза каждый раз, когда они здоровались. И также нравилось, как он целовал её, и что она чувствовала, когда его руки обвивали ее, и крепко прижимал к себе. Ей нравилось, как изгибались вверх его губы, и как блестели его глаза, когда он улыбался. От него всегда хорошо пахло, и он выглядел так же хорошо в спортивных штанах и в футболке, как и в брюках и рубашке. Джилл нравился его позитив и весёлый нрав. Ей нравилось, как он смотрит на Райна, будто его грудь может разорваться от всей любви, которую он чувствовал каждый раз, когда держал на руках своего сына. И теперь Джилл поняла, что ей нравится и его семья.

Но хотя между ними и была химия, она знала это, потому что чувствовала больше одного раза, что—то и упускалось. Что—то сдерживало Деррека. И всё же она не могла догадаться.

Или могла?

Лекси убежала к своей маме, а Деррек, как заметила Джилл, нетерпеливым взглядом смотрел на молодую девушку, которая зашла через задние ворота. Это была Мэгги, адвокат, помолвленная с братом Деррека, Аароном.

И тогда её осенило, словно обухом по голове.