Она отвернулась от мулатки и торопливо пошла дальше, спотыкаясь в ночи. У нее было лишь одно желание — уйти отсюда подальше, иначе, если она останется здесь, нечто чужеродное догонит и проглотит ее, — именно такое ощущение вдруг появилось у нее. Элизабет пустилась бежать, упала, вскочила и снова побежала дальше. Она бежала до тех пор, пока не натолкнулась на кого-то, кто крепко схватил и обнял ее. Ее крик заглушила чья-то ладонь, зажавшая ей рот.
— Ради Бога, Лиззи!
Это был Дункан. Она на бегу налетела на него и только теперь заметила, что он с трудом удерживает равновесие. Облегченный всхлип вырвался у нее.
— Дункан!
— Тсс-с! Все хорошо. Что там произошло? Неужели чернокожие?..
— Нет, — перебила она его. — Нет, нет, нет!
И она безудержно расплакалась, не в силах остановиться. Он держал ее в своих объятиях, прижимая ее голову к своей груди, до тех пор, пока ее всхлипывания не прекратились и она не перестала плакать. Сейчас она лишь изредка шмыгала носом и прерывисто дышала. Чувствуя слабость во всем теле, Элизабет разрешила ему вести себя по тропинке, а затем он потянул ее вниз, чтобы смогла сесть, прислонившись к дереву. Дункан опустился на корточки рядом с ней и обнял рукой за плечи.
— Черт возьми, Лиззи! Что ты там потеряла?
Она вытерла слезы и вздернула подбородок.
— То же самое я могла бы спросить у тебя.
— Я услышал, как ты кричишь.
— Откуда ты узнал, что это была я?
— Я не сразу догадался, — признался он. — Лишь тогда, когда увидел тебя.
— А почему ты, собственно, сейчас находишься здесь? Собрание будет только завтра.
— Может быть, я хотел перед этим увидеть тебя.
— Ты врешь.
— Ты не можешь этого знать.
На это она ничего не ответила. В темноте перед ними возникли мерцающие, плывущие по воздуху точки, словно опустившиеся на землю маленькие звезды. Тысячи светлячков, которые встретились в брачном хороводе. Над их головами в кроне дерева раздалось какое-то шипение, наверное, это была змея. Элизабет втянула голову в плечи и сильнее прижалась к Дункану, который обнял ее, как бы защищая, и заботливо произнес:
— Не беспокойся, я буду беречь тебя. А сейчас расскажи, что там произошло.
— Не имею даже малейшего понятия, — призналась Элизабет.
Она противилась колдовскому действию его близости. Теплое сильное тело Дункана, к которому она прижималась, действовало на нее разрушительным образом, однако она не имела права еще раз стать жертвой его притягательной силы.
— Я не могла уснуть из-за не прекращавшегося ни на минуту грохота барабанов. В конце концов я встала и пошла к хижинам рабов. Там я увидела чернокожих. И возле них стояла Силия, которая… В общем, она была какой-то странной. Мне показалось, что она как будто превратилась в кого-то… другого. Затем все, что мне привиделось, внезапно исчезло. Все исчезли. Наверное, мне это просто приснилось…
— Ты имеешь в виду, что ты гуляла во сне? Как лунатик?
— Да, — с облегчением произнесла Элизабет. — Это, конечно, из-за полнолуния!
Она невольно прижалась к нему, но тут же отстранилась. Нет, она не имела права снова и снова повторять одну и ту же ошибку!
— Ты все еще злишься на меня, Лиззи?
Она ненадолго задумалась.
— Нет, — после паузы сказала она.
— Вот и хорошо. Тем не менее я хотел тебе сказать, что мне очень жаль. Извини, я повел себя как бесчестный мерзавец. Наверное, у меня судьба такая — постоянно показывать тебе мои низкие стороны характера.
Она почувствовала, что это не совсем шутка.
— Неужели у тебя есть и другие стороны? — произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал несколько легкомысленно и небрежно, однако этот вопрос тоже выходил за пределы шутки.
Дункан, казалось, почувствовал это, потому что его ответ прозвучал серьезно.
— Обо мне говорят множество плохих вещей, — объяснил он. — Говорят, что я — подлый пират и убийца, бессовестный авантюрист и любитель сделок, который добивается только своей выгоды. Человек без морали, чести и совести.
— А разве это не так?
— Отчасти, конечно, правда. Люди умирали от моей руки, однако это всегда было в бою. Да, я, без сомнения, пират, я отнимаю у других людей корабли и имущество, высаживаю их в лодки в открытом море. Если они по этой причине умерли, то я, очевидно, являюсь их убийцей. И патент капера вряд ли в этом что-то может изменить. Но точнее остальных, разумеется, попадает в цель упрек в совершении выгодных сделок, потому что эти сделки стали главным источником моих доходов. Последний корабль я захватил полтора года назад, и только потому, что его капитан первым открыл огонь. С тех пор я занимаюсь только торговлей, главным образом с Барбадосом. Разница между доходами и расходами такова, что некоторые люди здесь могут воспринимать ее как мошенническую. Однако я человек не без совести. О некоторых вещах в своей жизни я сожалел, как только сделал их.
— А о том, что было между нами, ты тоже сожалеешь? — спросила Элизабет.
— А ты?
— Я первая спросила.
— Тут ты права, — сказал Дункан и продолжал говорить безо всяких колебаний: — Нет, об этом я не сожалею. Хотя и должен был.
— Почему? Потому что я замужем?
Он рассмеялся:
— В отношениях с женщинами меня никогда это не останавливало. — Он покачал головой. — Нет, этому есть иные причины.
Ее охватила дрожь.
— Это как-то связано с той историей? В прошлом…
— Когда ты появилась у коттеджа, я должен был бы прогнать тебя, — сказал он. — Я подумал, что ты просто хочешь использовать меня, но то же самое мне хотелось сделать с тобой.
— Я не хотела… У меня до тебя никогда не было другого мужчины!
— Да, но тогда я этого еще не знал. — Дункан помедлил, подыскивая слова. — Взять тебя прямо там, на улице, быстро и бесцеремонно, как последнюю проститутку, — вот таким низким способом. Я видел в этом возможность отплатить твоему отцу за ту несправедливость, которую он учинил по отношению к моей семье.
Элизабет хотела возмутиться и защитить своего отца. Он ведь не сделал ничего плохого! Отец сказал ей, что это был несчастный случай! Но она сдержалась и молча ждала, что хотел сказать ей Дункан.
— Ты знаешь, я ему, так сказать, объявил об этом заранее. В том году, когда умерли твоя мать и сестры, я пошел к нему и представился, сказав, что я был тем самым маленьким мальчиком, чьих родителей он прогнал со своей земли. Я спросил его, как он себя чувствует, перенося такие страдания. Он схватился за сердце и начал тяжело дышать. Однако затем он задрал подбородок и предложил мне сатисфакцию. — Дункан невесело улыбнулся. — Я повернулся и ушел прочь, но перед этим я сказал ему, что это слишком легко для него, потому что то, что он сделал с моей семьей, невозможно возместить быстрой смертью какого-то старика. Однако у него ведь есть еще и красивая молодая дочь. И с этими словами я оставил его.
Элизабет судорожно вздохнула.
— Как ты мог быть таким жестоким?
— Выслушай меня до конца, Лиззи, — попросил Дункан. — Это был всего лишь один эпизод из той истории. По-настоящему самое важное произошло намного раньше, двадцать семь лет назад. Тогда мне было четыре года. Я тебе уже рассказывал, с чего все началось. Надзиратель твоего отца с помощью пары батраков ударами палок выгнал моих родителей и бабушку из нашего коттеджа, потому что мы задолжали за аренду. Бабушку при этом избили так, что она вскоре умерла.
— Это был несчастный случай! — категорически возразила Элизабет. — Мой отец сам так сказал!
— Нет, это не был несчастный случай. Я ведь находился рядом и все видел, и эта картина до сих пор стоит перед моими глазами. Они избили ее, потому что она замешкалась и не могла быстро выйти из дома. Один удар попал в голову, после чего она потеряла сознание и уже больше не пришла в себя.
Дункан вздохнул и тихим голосом продолжил свое повествование:
— Мы спрятались у родственников моего отца в ближайшей деревне, однако они тоже были такими же бедняками, как и мы, и ничем не могли помочь нам. Мы все страдали от голода. Я до сих пор помню это болезненное ощущение в животе. Голод — это очень больно, Лиззи. Если бы нам хотя бы разрешили остаться в коттедже и пользоваться лодкой… Мы могли бы ловить рыбу или хотя бы собирать яблоки в саду… Но… Мы ели солому, Лиззи. А моя мать была на последних месяцах беременности.