Откинувшись на спинку стула, он сидел на противоположном конце длинного стола. Его рубашка тоже была распахнута, но почти до пояса, так что все могли видеть темно-коричневую от загара грудь капера. Шляпу свою он надвинул на лицо, а глаза за ее полями были сонно опущены. Он производил впечатление не очень заинтересованного человека, как будто все происходящее не особенно касалось его.
— Они ведь не пришлют к нам сразу свой флагманский корабль, — возразил Данмор, с ходу отбрасывая эту мысль. — А те несколько фрегатов, которые появятся здесь, мы разнесем в пух и прах!
— Мистер Данмор, вы удивляете меня, — мягко произнес Дункан. — Я всегда думал, что вы — непоколебимый сторонник Кромвеля. А теперь вы хотите воевать против «круглоголовых», как будто перекрасивший свою шерсть роялист.
Рука Данмора, лежавшая на рукояти плети, дернулась, все увидели это и от стыда отвели глаза в сторону. Однако Данмор, казалось, не обратил на это внимания. Он выпрямился и, вскинув голову, заявил:
— Когда речь идет о свободе Барбадоса, политические убеждения больше не имеют права играть какую-либо роль. Выживание всех нас зависит от того, будем ли мы иметь право вести свободную торговлю. Неужели хоть кто-то из вас готов утверждать противоположное?
Некоторые из плантаторов смущенно посмотрели друг на друга, некоторые беспомощно пожали плечами.
Многие из них были роялистами, которые и без того отказывались подчиняться Кромвелю. Уильям Норингэм и Никлас Вандемеер тоже переглянулись между собой. Дункан застыл, увидев это. У голландца все же была возможность переговорить с Норингэмом до заседания. Теперь только не хватало, чтобы они вдвоем переметнулись на сторону Данмора и стали выступать за войну, — и тогда эта стратегия будет принята. Однако, к его облегчению, Норингэм избрал курс, который Дункану казался правильным.
— Я хочу предложить более умеренное направление, — сказал молодой лорд.
Данмор буквально сверлил его злобным взглядом, однако Уильям Норингэм невозмутимо продолжал говорить. Он встал, чтобы подчеркнуть важность своего выступления, что, впрочем, удалось ему без проблем. Он стоял прямо и строго, и на лице его было крайне серьезное выражение.
— Я считаю, — сказал Уильям, — что мы должны провести переговоры и для этой цели подготовить обширный список требований, от выполнения которых будет зависеть наше согласие с новым парламентом и с «Актами о навигации».
— И какими же они будут? — оживившись, поинтересовался Бенджамин Саттон.
— Прием сахара на наших условиях, — сразу же заявил один из плантаторов.
— Регулярные поставки рабов! — выкрикнул другой.
— Не повышать цены на импорт, — добавил еще один.
Гарольд Данмор презрительно рассмеялся:
— Вы что, всерьез полагаете, что ваши требования хоть чуть-чуть интересуют «круглоголовых»? Пока мы будем готовиться к переговорам, они с моря расстреляют в пух и прах все, что находится в пределах дальности пушечного выстрела, а затем высадят на сушу вооруженные войска и лишат власти наш совет плантаторов. Вы и опомниться не успеете, как они назначат нового губернатора, а землю распределят между верными новому правительству плантаторами. И с того момента сахар будет возделываться и грузиться на корабли только по правилам Объединенного королевства. Нас неизбежно ожидает именно такое развитие событий, если мы не продемонстрируем нашу силу! Единственной альтернативой было бы немедленное подчинение парламенту, выполнение «Акта о навигации» и в будущем — покупка товаров только с английских фрахтовых кораблей. И, что еще хуже, нас вынудят отправлять весь наш сахар, на нашу же погибель, исключительно в Англию, а взамен будут диктовать свои цены.
Данмор сделал глубокий вдох и, прищурившись, посмотрел вокруг.
— Разве вы этого хотите? Неужели хоть один из нас этого хочет? Мы должны выставить пушки на боевые позиции, независимо от того, хотим мы вести войну или нет. Кроме того, нам нужно набрать из населения гражданское ополчение и вооружить его мушкетами. — Ожидая аплодисментов, Данмор переводил взгляд с одного плантатора на другого. — Мы просто перестреляем «круглоголовых»!
Раздались возбужденные возгласы. Некоторые из присутствующих вскочили со своих мест и принялись поливать Кромвеля ругательствами, как ненавистного убийцу короля. Другие, более ощущавшие свою принадлежность к пуританам, вели себя спокойнее, однако и они склонялись к тому, чтобы разделить убеждения Данмора. Тот рассчитал правильно: когда речь шла о торговле и выгоде, любая политическая лояльность отметалась, утрачивая свое значение.
Дункан, внимательно наблюдавший за происходящим, несмотря на его расслабленный вид, решил, что наступил нужный момент для того, чтобы он внес свое предложение.
— Я хочу тоже кое-что сказать! — громко заявил он.
Прошло несколько мгновений, прежде чем воцарилась тишина. Друг за другом плантаторы садились на свои стулья. Слуга в очередной раз обошел стол и подлил присутствующим шерри и вина. Некоторые плантаторы предпочли ром, и среди них был Роберт Данмор, который остекленевшими глазами следил за дебатами. Его светлые волосы были мокрыми от пота, а лицо отекло.
— Говорите, мастер Хайнес, — потребовал Уильям Норингэм, обращаясь к Дункану.
— Я мог бы оказать поддержку совету при ведении переговоров, — сказал Дункан. — Я знаю господ из Адмиралтейства по прежним переговорам и знаю также, что они не заинтересованы в войне. — Он искоса посмотрел на Гарольда Данмора. — Даже если некоторые из присутствующих здесь хотят в это верить.
Под напряженными взглядами плантаторов он встал со своего стула и снял шляпу, дабы все могли видеть его лицо. Если уж он отстаивал что-то, то хотел выглядеть убедительно.
— Давайте же сначала посмотрим, чего они хотят добиться с помощью этого «Акта о навигации», — продолжил Дункан.
— Проклятое эмбарго! — нетерпеливо крикнул один из плантаторов.
— Разумеется. Но только в том, что касается торговли с неанглийскими кораблями. И, наоборот, торговля должна быть разрешена, если товары доставляются английскими кораблями или же отправляются фрахтом на английских кораблях. Однако положение в настоящий момент все же является таковым, что, во-первых, недостаточное количество английских кораблей совершает плавание к этому острову, а во-вторых, их цены на фрахт разорительны для нас. Причиной этого является то, что у них по сравнению с голландскими кораблями случается больше потерь на море, по крайней мере на этом маршруте.
— И они не привезут нам рабов! — выкрикнул один из плантаторов.
Остальные утвердительно забормотали. Торговля рабами все еще преимущественно находилась в руках голландцев и португальцев. Таким образом, как можно было в достаточных объемах сохранить или даже расширить производство сахара при условии соблюдения «Акта о навигации»?
Однако Дункан продолжал говорить, будто не слышал этого аргумента.
— Да, это факт, что Англия провозгласила законы о торговле с колониями, но до сих пор была не в состоянии поддерживать эту торговлю хотя бы на удовлетворительном уровне. И здесь я вижу для Барбадоса возможность взять это дело в свои руки. Почему бы плантаторам острова не попытаться создать новый торговый консорциум? Барбадос мог бы сам оснастить свои суда и организовать фрахтовую линию. Если это будет происходить под эгидой Объединенного Королевства, то одновременно будет исполняться закон и гарантироваться безопасная торговля, а значит, как результат, — прибыль. И прибыль эту, прежде всего, можно будет увеличивать.
Дункан обвел всех пристальным взглядом и закончил свое выступление словами:
— Если это является условием для признания парламента и «Акта о навигации», то этого у нас никто не отнимет.
Плантаторы воззрились на него, то там, то тут послышались одобрительные реплики.
— Мастер Хайнес, мне представляется, что данное предложение является содержательным, — задумчиво произнес Уильям Норингэм.
Один только Никлас Вандемеер отрицательно покачал головой. Разумеется, его мало вдохновила идея Дункана.