У Норингэма тоже остались синяки от драки. Правый глаз Уильяма заплыл, и, не было сомнений, на следующий день этот кровоподтек будет сиять всеми цветами радуги.

Остальные гости вели себя более чем сдержанно, находясь скорее в подавленном, чем хорошем настроении, хотя меню из множества блюд, которыми их угощала леди Гэрриет, не оставляло желать ничего лучшего. Скрипки и флейты звучали как-то нерадостно, а большинство плантаторов, казалось, думало только о том, как бы быстрее напиться. Даже их жены и дочери имели озабоченный вид. Ни у кого не было желания танцевать.

О том, что произошло на собрании плантаторов, Элизабет узнала от Фелисити, которая, со своей стороны, постепенно выпытала все у своего голландского капитана. Хайнес не был приглашен на праздник, однако «Элиза» все еще стояла на якоре у побережья. Элизабет непрерывно думала о нем и не могла ничего поделать с собой. Как и за день до этого, молодая женщина испытывала странное беспокойство, словно ей предстояло пережить какое-то решающее событие, но она еще не знала, какое именно.

Никлас Вандемеер, друг Уильяма, был среди приглашенных гостей. Однако, как и остальные, чувствовал себя не лучшим образом. Скорое прибытие английского военного флота превращало каждый день, который он проводил на Барбадосе, в непредсказуемый риск. Если уж английские пушки откроют огонь, то, без всяких сомнений, сначала по голландским кораблям, потому что «Акт о навигации» в первую очередь был направлен против нидерландского торгового флота. Вандемеер большую часть времени с хмурым лицом молча расхаживал взад-вперед по комнате, направив взгляд куда-то в пустоту. Фелисити, которая, как собачка, все время находилась рядом с ним, тоже была не в состоянии поднять ему настроение, хотя старалась изо всех сил.

Анна сидела рядом с Джорджем Пенном за длинным столом, пытаясь придать своему лицу счастливое выражение, однако обмануть ни его, ни кого бы то ни было другого не могла. Ее улыбка казалась словно приклеенной к лицу, а радость — искусственной. Жених Анны, который сидел рядом с ней, словно деревянный идол, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Его приятное, хотя и чуточку помятое лицо имело удрученное выражение. Для такого влажного и душного климата он, как и на прошлый праздник, был слишком тепло одет, поскольку носил одну и ту же одежду. Джордж буквально купался в собственном поту, как и большинство присутствовавших на помолвке гостей.

Одна лишь леди Гэрриет, находившаяся в прекрасном настроении, казалась свежей, словно роса. Ее безукоризненно ухоженная внешность великолепным образом сочеталась с сердечной любезностью, и лишь благодаря ее стараниям праздник вообще мог продолжаться столь долго. Тем не менее первые гости стали прощаться уже до полуночи. Некоторые из них, жившие в пэррише Святого Джеймса, расположенного не очень далеко от усадьбы Норингэмов, отправились домой. Слуги освещали им путь фонарями. Остальные разошлись по приготовленным для них спальням, приказав слугам принести им ночные горшки, тазы для умывания и напитки на ночь. Данморы тоже остались ночевать здесь.

После того как все гости удалились, Никлас Вандемеер и Фелисити на прощание встретились на веранде, где они, спрятавшись за одной из колонн, страстно целовались и обнимали друг друга. Марта уже удалилась спать, Гэрриет и Анна заботились об оставшихся переночевать гостях. Поэтому лишь одна Элизабет увидела это тайное свидание. По просьбе Фелисити она стояла на страже, чтобы влюбленным никто не мешал.

Элизабет прислонилась спиной к широкой двустворчатой двери, отделявшей большое помещение от холла. Было темно, горела лишь мерцающая ночная лампа, освещавшая проход к веранде. Вокруг дома трещали цикады, а где-то вдали кричала ночная птица. Элизабет показалось, что она опять слышит глухой рокот барабанов. Через некоторое время она услышала, как Фелисити вздохнула последний раз, а затем из ночной тьмы появилась крепкая фигура Вандемеера. Его силуэт еще несколько мгновений был четко виден на фоне ночного неба, светлого от сияния луны, а потом и он исчез во тьме.

— Я так боюсь, что он тоже будет втянут в войну, — прошептала Фелисити, вытирая слезы, когда они вдвоем с Элизабет тихонько пробирались наверх.

— Все непременно будет хорошо, — сказала Элизабет, хотя сама с трудом в это верила.

Позже, когда они легли в постели, Элизабет еще долго молча смотрела в темноту комнаты. Прошлой ночью ей едва удалось заснуть, поэтому сейчас она должна была бы устать до смерти, однако нервы ее буквально вибрировали. Элизабет вынуждена была усилием воли заставить себя лежать спокойно.

Какой-то шорох у двери испугал ее, и она выпрыгнула из постели, прежде чем вообще успела сообразить, кто так поздно может беспокоить ее. Сердце колотилось так, словно выбивало барабанную дробь, потому что она была убеждена, что это — Дункан. Она видела его сегодня очень короткое время, после окончания заседания совета, но они так и не поговорили, он лишь кивнул ей издали. Потом к нему подошли Никлас Вандемеер и Уильям Норингэм, закрыв его от ее взглядов. Сразу же после голосования Дункан исчез, однако «Элиза» все еще стояла на якоре в бухте. Он вернулся к ней! Она тихо открыла дверь и испуганно вздрогнула, увидев в неверном свете горящего в коридоре ночника Роберта, стоявшего перед ней. Он схватил ее и выволок в коридор, где прижал к стенке и обхватил обеими руками.

— Роберт, прекрати! — Элизабет попыталась оттолкнуть его, однако он был слишком силен, чтобы она могла противостоять ему.

— Лиззи, я тебя люблю! — воскликнул он и попытался стащить с нее ночную рубашку.

Она с ужасом заметила, что он плачет и в то же время не прекращает раздевать ее.

— Роберт, ради Бога, не делай этого! Ты разбудишь весь дом!

— Неужели ты не можешь хоть немного любить меня! Неужели я тебе так противен? Я ведь твой муж! — Его голос звучал прерывисто и как-то гнусаво, словно Роберт уже не мог владеть им.

— Роберт, давай поговорим об этом завтра!

— Лиззи, пусти меня… — Его рука проникла к ней между ног, и это вызвало у нее такую злобу, что она нашла в себе силы, чтобы резко оттолкнуть его.

— Я же сказала — завтра! А сейчас прекрати наконец, иначе ты разбудишь и свою мать тоже!

Его хватка ослабела, и ей удалось вырваться.

Где-то в коридоре открылась дверь, и, когда Роберт испуганно обернулся на звук, Элизабет использовала возможность и убежала в спальню к Анне. Она поспешно задвинула запор на двери. Из коридора послышались какие-то приглушенные голоса, которых она не могла разобрать. Глубоко вздохнув, она пошла назад к своей постели. Из темноты послышался шепот Анны:

— Это был твой муж?

— Да, — тихо ответила Элизабет.

— Я не знала, что все так плохо.

«Если бы ты знала, как это плохо», — подумала Элизабет.

Ее мысли перенеслись к Деирдре, которая, истекая кровью, стояла на коленях на полу. Она вспомнила о девочке, которая умерла, рожая ребенка от Роберта, а затем подумала о Дункане и о том, как она лежала в его объятиях и сгорала от его поцелуев, словно свеча на ветру. А потом она снова увидела перед собой плачущего Роберта, который униженно просил любви и которого она оттолкнула, потому что не могла выносить этого. В следующее мгновение Элизабет тоже расплакалась.

Да, существовало много видов вины. И все они были плохими.

Силия подготовила себе место для ночевки в одном из пустых бараков. Чернокожие рабы предпочитали спать в своих круглых хижинах из глины и тростника, чего Силия не понимала, но и не спрашивала об этом. Во многих вещах чернокожие оставались для нее загадкой, пусть даже она жила среди них, пока ей не исполнилось пять лет. Она спала вместе с ними на тростниковых циновках, пела их африканские песни и научилась их языку, однако уже в этом раннем детстве леди Гэрриет время от времени забирала ее в господский дом. Хозяйка была озабочена тем, чтобы на ее воспитании не сказались одни только языческие обычаи рабов, странные боги которых разговаривали с ними с того света, а иногда и вовсе вселялись в их тела.