Ее Никлас выглядел не лучшим образом, однако она никогда не любила его так сильно, как в это мгновение. Как это ни было глупо, но теперь она расплакалась еще сильнее, потому что чувство счастья просто навалилось на нее.
— Это твой ответ? — насмешливо спросил он ее.
— Да, — всхлипнула Фелисити. — Я имею в виду «да», я хочу за тебя замуж.
— Тогда все будет хорошо. А теперь поторопись! Тебе нужно быстрее уходить с корабля.
Он помог ей надеть корсет и собственноручно умелыми движениями зашнуровал его, прежде чем подать ей платье. Фелисити торопливо натянула платье на себя, потому что чувствовала его растущее беспокойство, и, хотя она отдала бы все на свете за то, чтобы остаться с ним, все же сознавала, что не имеет права задерживать его. Если английские военные корабли появятся здесь прежде, чем он исчезнет за горизонтом, они станут преследовать его судно и не успокоятся до тех пор, пока не уничтожат «Эйндховен». Она знала, что корабль был для Никласа всем на свете. Если он потеряет корабль, то не переживет этого. Она должна была сделать все, что было в ее силах, чтобы такого не случилось, если не хочет поставить на карту свое будущее с Никласом. А то, что такое будущее вполне возможно, для нее было вне сомнения. Ее убеждение, что у них с Никласом будет совместная жизнь, было непоколебимым. С тех пор как она впервые оказалась в его объятиях, ее уверенность в том, что они созданы друг для друга, постоянно росла, а за это время Фелисити в этом настолько убедилась, что иногда думала, что просто лопнет от счастья. Теперь лишь изредка ее мучили кровавые кошмары, в которых она, беспомощная и беззащитная, находилась во власти подлых убийц, которые изнасиловали ее и убили ее родителей. А если все же иногда ей такое снилось и она, дрожа, вся в поту, просыпалась среди ночи, то стоило ей только подумать о Никласе, как все снова становилось хорошо. А ведь она была уверена, что на всю оставшуюся жизнь будет в плену у этого темного ада, состоявшего из горя и страха. Она никогда не решалась надеяться, что однажды сможет всей душой полюбить какого-то мужчину. А это оказалось совершенно легко. Никлас помог ей преодолеть ужасы прошлого и поверить в свое счастливое будущее. Этот мужчина, который не был ни особенно красивым, ни богатым, оказался таким надежным и прямолинейным, что она воспринимала его как скалу посреди прибоя.
— Я тебя так люблю, — прошептала Фелисити.
— И я люблю тебя. Вот, возьми это как подтверждение моего обещания. — Он надел ей на палец кольцо — узкое золотое колечко с маленьким, но прекрасно отшлифованным рубином.
— Ох, — еще раз выдохнула Фелисити. Больше она не могла сказать ничего. Она потрясенно рассматривала колечко, которое показалось ей дороже, чем драгоценности в короне королевы.
Никлас коротко, но очень сердечно поцеловал ее в губы, обнял ее за плечи и провел к двери капитанской каюты. Там, на палубе, матросы, как обычно, будут с ухмылками пялиться на нее со всех сторон, однако в этот раз ей было абсолютно все равно. Никлас надел ей на палец обручальное кольцо, и не позже чем через год, считая от сегодняшнего дня, она будет его женой.
— Береги себя, — сказала она, крепко обнимая его, прежде чем он открыл дверь. Он ответил на ее объятия.
— То же самое я советую тебе. Береги себя, а также свою кузину. Дункан играет в опасную игру.
Она удивленно запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Он… этот… Как вы это называете? Авантюрист. Азартный игрок. У него всегда в кармане есть пара запасных игральных костей, да и те меченые.
— Ты думаешь, что он ведет двойную игру с Лиззи? — удрученно спросила Фелисити.
— Я не хочу ничего утверждать, но лучше проявить осторожность, чем потом жалеть.
— Ты не доверяешь ему? А я думала, что вы с ним друзья.
— Я тоже всегда так думал, однако, очевидно, есть такие дела, из-за которых дружба прекращается, — честно ответил Никлас. — А иногда кончается даже любовь.
И вот неотвратимо наступило время прощания. Он открыл дверь. Фелисити моментально забыла все вопросы, которые касались Дункана. Она обхватила руками шею Никласа, не обращая внимания на то, что на них смотрят, и разрыдалась. Почти ослепнув от слез, Фелисити позволила ему провести себя к забортному трапу, а затем спустилась вниз, в качающуюся на волнах барку. Капитан и вся команда, наблюдая за ней, видели, что молодая женщина по-прежнему всхлипывала и едва могла подавить слезы.
Когда лодочник, которого она наняла, чтобы он доставил ее к кораблю и назад, в порт, вез ее к набережной, взгляд Фелисити остановился на «Эйндховене». Еще был слышен грохот якорной лебедки, однако его уже заглушал звук поднимаемых парусов и свистки боцмана. Паруса заполоскались на ветру, надулись и поймали подувший с востока бриз, в то время когда экипаж корабля-буксира изо всех сил работал веслами, выводя «Эйндховен» из порта под ветер. Затем канаты были отданы, буксир отошел в сторону и «Эйндховен» стал двигаться самостоятельно, величественно скользя по морской глади с туго наполненными парусами. Фелисити обхватила себя руками за плечи и смотрела вслед гордому голландскому торговому кораблю, однако видела только его размытые очертания и белые пятна вместо парусов.
38
Элизабет была готова к отъезду. Она оседлала Жемчужину для конной прогулки и с нетерпением ожидала возвращения Фелисити, в то время как Джонатан гонял по пыльному двору возмущенно кудахтавшую курицу. Он сердился, потому что ему не удавалось поймать ее, а курица, отчаявшись, громко хлопала крыльями, потому что ребенок не сдавался и не прекращал своих попыток. В конце концов курица сдалась своему слишком упорному преследователю, но со зла клюнула его в большой палец ноги, выглядывавший из открытой сандалии. Джонатан, почувствовав боль, незамедлительно расплакался. Фелисити прибыла как раз вовремя, чтобы взять рыдающего малыша на руки и утешить его. Между утешениями она стала говорить о каких-то подтасованных костях и изливаться в каких-то странных намеках о нечестных каперах, однако Элизабет не слушала кузину. Все ее мысли неотвратимо кружились вокруг того, что свекровь видела ее вместе с Дунканом. Вне себя от страха, она задавалась вопросом, оставит ли Марта при себе свое знание или же захочет поговорить об этом с Гарольдом. Элизабет пришла к выводу, что ей не стоит полагаться на молчание Марты. Поскольку свекровь уже давно находилась в состоянии болезненного смятения, ее поведение и поступки становились непредсказуемыми. То ли смерть Роберта вскрыла старые раны и затмила ее разум, то ли у нее всегда были эти склонности, а теперь они вырвались наружу, Элизабет не могла сказать. Впрочем, теперь это не имело значения, потому что при любых обстоятельствах ей вряд ли удастся скрывать и дальше свою любовь к Дункану. Что касается Розы и Пэдди, то они определенно тоже что-нибудь придумают от себя. А потом наступит время, когда начнутся разговоры.
В принципе, все уже было решено. Приход сюда Дункана — это свершившийся факт. К тому же Марта сама потребовала от нее уехать отсюда. Какими бы ни были причины, побуждавшие ее к этому, но Марта лишь подтолкнула Элизабет к принятию решения, а вернее, даже освободила ее от этого. Элизабет неожиданно поняла, что уже нет возврата, и, осознав это, сразу почувствовала глубокое облегчение. Правда, она не имела ни малейшего понятия о том, что может принести ей будущее, однако это будущее она будет разделять с Дунканом. И ничего важнее этого не существовало.
Гарольд, который жестоко относился к себе и другим, быстро преодолеет последствия ее ухода, тут Дункан тоже, разумеется, был прав. Если Гарольд и любил что-то, то только Рейнбоу-Фоллз. Необычайно поэтически звучащее название плантации доказывало то, что этот кусок земли для него значил намного больше, чем просто собрание полей, приносящих ему прибыль.
— Отец сам придумал это название, — однажды ответил Роберт на вопрос Элизабет по этому поводу. — Нет, там нет водопадов. Но мне кажется, что он когда-то видел радугу над своей землей.