— Нет, оставь это. Это как-то… — казалось, ему на ум не приходило нужное слово, однако глаза его выражали то, что он имел в виду.
Он обеими руками потянулся к своему затылку, схватился за воротник рубашки и в следующий момент рывком снял и бросил ее перед собой. Элизабет молча смотрела, как рубашка пролетела по воздуху и повисла на ветке, рядом с жилеткой. Дункан отшвырнул в сторону сапоги, а потом сразу же и штаны — и она впервые увидела своего возлюбленного таким, каким его создал Бог. Когда он снимал рубашку, у него распустилась косичка, и теперь темные волосы длинными прядями падали на его лоб, спускаясь кольцами до самых плеч. Он нетерпеливо смахнул волосы с лица и подошел к Элизабет.
— Подожди, — сказала она, — я хочу… рассмотреть тебя.
Опустив руки, он стоял перед ней с раздувающимися ноздрями и растрепанными волосами, его глаза странно блестели в призрачном матово-золотистом свете, который царил под поросшими мхом деревьями. На короткое мгновение они застыли без движения, глядя друг на друга. Элизабет впитывала в себя каждую деталь его облика. Загорелая коричневая кожа, выраженные мышцы плеч и рук, широкая, поросшая курчавыми черными волосами грудная клетка, плоский мускулистый живот, тугие бедра, длинные жилистые ноги. Его вздыбленный стержень показался огромным, и ей пришлось сделать короткий вздох и вызвать в памяти тот факт, что она уже неоднократно впускала его в себя. Дункан глубоко вздохнул и робко улыбнулся:
— Тебе нравится то, что ты видишь?
— Да, — сказала она просто.
Он протянул руку и погладил ее по плечам. Она с удивлением заметила, что его пальцы дрожат. Он нервничал не меньше, чем она. Элизабет схватила его за руку и прижала к своей щеке мозолистую ладонь.
— Дункан, — сказала она тихо, наслаждаясь сладостью и нежностью этого прикосновения. Ее сердце расширилось, когда она смотрела в его глаза. Да, он был прав, она принадлежала ему, и так было с самого начала.
Его взгляд затуманился, грудь поднималась и опускалась от учащенного дыхания, когда он обнял ее. Он прижался к ней всем телом, и несколько мгновений они стояли так, прислушиваясь к своему дыханию и биению сердец, пока они не слились воедино.
— Иди сюда.
Он сел на ствол дерева и привлек ее к себе, посадив ее на себя таким образом, что она раздвинула ноги и обхватила ими его за талию. Его возбужденный зверь уперся ей в живот, она чувствовала, как он пульсирует на ее теле, и чувствовала свою собственную влагу, которая распространилась по его телу. Запах их тел смешался, и, когда Дункан начал целовать ее груди, она откинулась назад, чтобы он наконец-то взял ее.
Ее дыхание стало прерывистым, она кусала губы, наслаждаясь тем, как он неспешно входил в нее, и хотела, чтобы это происходило еще медленнее. Однако она уже чувствовала приближение вершины наслаждения, неотвратимого, как волны прибоя. Обхватив обеими руками его шею, она запрокинула голову и страстно застонала, поднимаясь и опускаясь на него в диком быстром ритме, который выбросил ее за пределы мира. Она видела над собой мерцающую зелень деревьев и небольшой кусочек синего неба, а затем вообще ничего, лишь размытые цвета. В конце концов у нее остались только одни ощущения. Она почти не помнила, как Дункан запустил руку в ее волосы и нагнулся, чтобы прижать свой рот к ее рту, как его язык начал горячий танец с ее языком. И как он в последние мгновения этого акта захватил власть над нею и, несмотря на сопротивление ее тела, стал входить в нее еще жестче и глубже, как долго длился ее оргазм, пока она не закричала и чуть не потеряла сознание в этом извержении боли и наслаждения.
— Как это, собственно, получается, что мы или ссоримся, или набрасываемся друг на друга? — спросила Элизабет, проводя указательным пальцем по внутренней стороне поросшего волосами бедра Дункана. — Почему мы не можем просто нормально поговорить друг с другом, как это делают другие люди?
Они прошли короткое расстояние к пляжу вниз и теперь сидели в тени пальмы на песке. Дункан прислонился спиной к стволу дерева, а Элизабет сидела у него между раздвинутыми ногами, положив голову ему на грудь. Ее правая рука лежала на его колене, а левая нежно гладила его ногу.
— О, но мы ведь все-таки уже разговаривали нормально, — возразил Дункан. — К примеру, в тот день, когда познакомились. Мы очень взволнованно и интересно поговорили. Ты помнишь? Ты еще пошутила над королем.
Элизабет хихикнула.
— Да, действительно. Бедняга, он в тот день немного потерял голову.
Дункан рассмеялся, и его грудь под ее головой задвигалась.
— А у вас, миледи, к тому же еще и острый язык. — Он с любовью встрепал ей волосы. — Вот видишь? Насчет поговорить все же получается. Все споры возникали только по той причине, что между нами было слишком много препятствий. В будущем такого уже не случится. Наоборот, ты заметишь, что я, в принципе, очень обходительный, миролюбивый и вызывающий доверие парень.
— Фелисити сказала, что ты играешь мечеными игровыми костями.
— Я предпочитаю играть в карты, — сказал он сухо. — И вообще, с чего она это взяла?
— Кажется, что с ней об этом говорил Никлас Вандемеер.
— Он просто злится, потому что вынужден терять очень доходные торговые связи, благодаря которым он прекрасно зарабатывал на протяжении многих лет. Времена, когда он мог вести торговлю с английскими колониями, бесповоротно закончились. Единоличное правление Соединенного Королевства бросает свою тень далеко вперед. Может вполне случиться, что этот конфликт перерастет в настоящую морскую войну.
— Фелисити сказала, что ты исключил Никласа из игры, предложив совету плантаторов себя в роли переговорщика.
Он пожал плечами:
— Если посмотреть так, то, может быть, это и правда. Но правдой является также и то, что я спас ему жизнь, а вместе с ней и его корабль. «Эйндховен» очень быстро превратился бы в щепки, если бы Никлас дал втянуть себя в конфронтацию. Адмиралтейство будет вести переговоры с советом плантаторов, но ни в коем случае не с голландцами.
— Да, это он тоже признал, как сказала Фелисити. Определенным образом она даже благодарна тебе за то, что ты вмешался. Но тем не менее Вандемеер, кажется, думает, что ты ведешь двойную игру.
— А что думаешь ты?
Элизабет помедлила.
— Я не знаю. Скажи мне, что я должна думать. Ты действительно ведешь двойную игру?
— Не с тобой, Лиззи. — Он обнял ее обеими руками и положил свой подбородок на ее плечо. — Ни в коем случае не с тобой!
— Зато с советом плантаторов, не так ли?
— Но лишь таким образом, который повернет все для нас в лучшую сторону. Если они будут делать то, что я им скажу.
— Ты знаешь что-то, чего не знают они, — медленно произнесла она. Ей пришла в голову одна мысль, и она в его объятиях повернулась к нему, но увидела его лицо лишь в профиль.
— У тебя договоренность с Адмиралтейством, да? — Элизабет не могла рассмотреть выражение его лица, однако почувствовала, что попала в точку. В ее душе поднялся бунт:
— Насколько далеко заходит эта договоренность? Она включает в себя твое предательство? Неужели ты хочешь преподнести им Барбадос на серебряном подносе?
Его тело напряглось, он был явно раздосадован.
— Кажется, ты, как и всегда, готова заподозрить меня в любых подлостях, которые только можно себе представить. Назови мне, пожалуйста, хотя бы один-единственный случай, когда я солгал тебе или сделал что-то за твоей спиной!
Она задумалась, но ничего такого не могла припомнить, кроме…
— Тот самый первый раз, у коттеджа. Ты соблазнил меня, чтобы отомстить моему отцу.
Дункан застонал:
— Мы что, опять вернулись к той теме? Я думал, что мы ее уже давно оставили в прошлом!
— Нет, не оставили, — раздраженно оборвала она его. — Ты заманил меня, пообещав рассказать свою историю, но так и не рассказал ее до конца!
— Ты же сама не захотела дослушать ее.
— Этого я не говорила! — возмутилась Элизабет.