Дункан покорно вздохнул.

— Судя по всему, мы и правда можем только ссориться или заниматься любовью. Весь вопрос в том, что у нас лучше получается.

Он нежно укусил ее за плечо, и она, к своему возмущению, почувствовала, как нарастает его желание. Его рука скользнула по ее груди и животу и остановилась между ее бедер, и она сразу же почувствовала то самое тягучее тяжелое тепло, которое всегда наваливалось на нее, когда он так прикасался к ней. У нее вырвался страстный стон, и она невольно потянулась своим телом навстречу ласкавшим ее пальцам. Однако через мгновение она пересилила себя и удержала его руку, заявив:

— Я хочу узнать все. Скажи мне наконец, какие у тебя планы с Адмиралтейством и чем кончается твоя история.

— Мои планы со времени собрания открыты для всех. Но только не средства, с помощью которых я хочу добраться до цели. И все же ничего из них даже в малейшей степени не связано с предательством. — Он вытащил наружу свою руку, находившуюся между ее бедрами, и сплел ее пальцы со своими. — А что касается моей истории, то она кончается хорошо. После смерти моих родителей я попал к моему деду, отцу моей матери, которого я до сих пор не знал. Он выгнал мою мать из дому еще до моего рождения.

— Почему?

— Потому что мой отец в его глазах был недостойным матери. Отец был всего лишь бедным рыбаком, арендатором земли, а не владельцем собственной земли. Мой дед даже пообещал убить свою дочь и моего отца, если они снова хоть раз покажутся ему на глаза. Даже в самые тяжелые времена, в самой страшной нужде моя мать не решалась попросить его о помощи. Поэтому, когда я вдруг остался один на свете, то не знал, что у меня есть еще один дед. А потом меня отвезли к нему.

— И он стал заботиться о тебе?

— Ну да, смотря что называть словом «заботиться». Ко мне приставили невыносимо чванливого и грамотного домашнего учителя, который полдня издевался надо мной, мучая меня своими нудными уроками, до смерти надоевшими мне. А в другую половину дня мой дед тащил меня на свою верфь, совал мне в руки молоток и гвозди, давал мне кучу чертежей с конструкцией корабля и учил меня всему, что я должен был знать о кораблестроении. Мне же, однако, больше хотелось испробовать эти корабли в плавании. Первый раз я сбежал от деда, когда мне было двенадцать лет. Я нанялся юнгой на речной корабль и плавал по Темзе вверх и вниз по течению. Как только моему деду удалось поймать меня, я получил самую большую порку в своей жизни. Затем несколько месяцев я делал вид, что продолжаю послушно учиться всему, а затем опять сбежал. В этот раз нанявшись юнгой для обслуживания пушек на фрегате, который плавал по Средиземному морю. Там я выдержал почти полгода. После этого опять же получил еще одну взбучку от деда, однако после этого я решительно заявил ему, что все равно убегу, потому что мне больше нравится ходить под парусами на кораблях, чем строить их. Он долго смотрел на меня, а потом сказал, что, судя по всему, я унаследовал проклятое упрямство своей матери. Это был единственный раз за все годы, когда он упомянул ее.

— Мне кажется, что твой дед был как минимум таким же упрямым, как и ты, — мягко произнесла Элизабет. Она крепко держала его руку, потому что чувствовала, как он расстроился, заговорив о своем прошлом.

— Не слишком упрямым, чтобы признаться себе, что кораблестроителя из меня не получится, — сказал Дункан. — Он заявил, что если уж я непременно хочу быть моряком, то тогда уж таким, который имеет право отдавать приказы. Вследствие этого он послал меня в Оксфорд, чтобы заложить там основу для приличной карьеры офицера в военном флоте.

— Ты получил высшее образование? — обескураженно спросила Элизабет.

— Ну да, но учился я скорее плохо, чем хорошо. Это было довольно мучительно, поскольку там в основном учили тому, как завязывать контакты с определенными влиятельными людьми. Именно поэтому так много времени уходило на такие предметы, как риторика и философия. Но для меня намного важнее были частные уроки, которые я в это время брал у одного опытного старого капитана. Он дал мне основательные знания по чтению и черчению судоходных карт, конструированию и применению навигационных инструментов, а также помог усвоить теоретические основы навигации. После этого передо мной открылся дальнейший путь: я быстро дослужился от лейтенанта до первого помощника капитана королевского фрегата. К сожалению, когда я наконец получил патент капитана корабля, началась гражданская война и тем самым все разрушила. Флот развалился, и я ушел в отставку. Однако вскоре после этого мне пригодились знания в области кораблестроения, потому что за те деньги, которые я до того времени успел заработать, мне удалось привести в порядок неплохую шхуну. С того времени, с благословения короны, я мог плавать по морям на собственном корабле и заниматься каперством.

— А твой дед еще жив?

— Нет, он умер шесть лет назад.

— А что было дальше с верфью?

— Она еще существует. Я назначил одного из бригадиров управляющим верфью и время от времени заглядываю туда, чтобы проверить, как идут дела.

— Ты легко находил общий язык с твоим дедом?

— Редко. Он был крепким человеком старой закалки, непримиримым, упрямым и разочарованным в жизни. Однако благодаря ему я стал тем, кем сейчас и являюсь, — капитаном моего собственного корабля. Кто знает, может быть, случись по-другому, я был бы просто обычным рыбаком, как мой отец. Да и в остальном нельзя сказать, что мое детство в доме деда было тяжелым. Во втором браке он был женат на женщине спокойной, нежной и очень любящей его. Она благотворно влияла на него, умела сдерживать его злость и порывистость, так что он в дни своей старости все же пытался и смог несколько исправить то, что выместил на моей матери. Его жена была дружелюбной, доброй и к нему, и ко мне и окружала нас заботой. К сожалению, и она умерла три года назад. И у меня больше нет семьи — по крайней мере в Англии. Зато теперь есть жена и сын на Барбадосе. — Дункан погладил ее по волосам и поцеловал в затылок. — Теперь ты знаешь мою историю полностью.

Элизабет почувствовала какую-то непривычную близость к нему. После всего, что он рассказал ей про свою жизнь, она увидела те стороны его души, которые раньше были от нее скрыты. И все же она считала, что было еще много чего, что нужно было узнать о нем, прежде всего о его жизни в последние годы. В какой-то момент она вновь почувствовала его возбуждение, которое не ослабело во время всего рассказа. Он в нетерпении подбадривающе поцеловал ее в шею и с улыбкой спросил:

— Так на чем мы остановились перед этим?

Элизабет повернулась к нему лицом и погладила его крепкую, теплую от солнца грудь, чтобы затем направить кончики своих пальцев все ниже и ниже:

— Мне кажется, где-то здесь.

На сей раз они располагали временем и никуда не спешили, а потому это был совершеннейший любовный акт. Когда позже Дункан держал ее в своих объятиях, она чувствовала себя настолько одурманенной им, что он даже забеспокоился. Он не привык терять контроль над своими чувствами в отношениях с женщинами, однако с Элизабет это происходило постоянно. Она, словно русалка, манила и сковывала его. Она настолько заполняла все его мысли, что ему было трудно сконцентрироваться на проблемах, которые надвигались на них, что в данной ситуации было не совсем правильно.

Он решил отложить свое предложение о женитьбе до тех пор, пока уляжется конфликт между Барбадосом и Англией, но, поскольку никто не знал, когда и чем закончится этот кризис, ему хотелось заранее решить все дела Элизабет. Тем более учитывая вероятность того, что Уильям Норингэм мог опередить его и в конце концов увести у него Элизабет. Молодой лорд обладал всеми достоинствами, которые делали его привлекательным в глазах юной вдовы. Дункан с мрачной иронией подумал о том, что если бы он сам был женщиной, то не медлил бы ни единого дня и поспешил бы откликнуться на ухаживания Уильяма Норингэма. Зачем выбирать себе в мужья ведущего опасную жизнь пирата с плохой репутацией, если можно заполучить в качестве супруга солидного, хорошо воспитанного, богатого и достойного любви и уважения мужчину — такого, как Уильям?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: