Гарольд убедился, что его пистолет заряжен, что в пороховнице есть свежий порох и что патронташ достаточно оснащен, а затем вскочил в седло и умчался прочь.

Уже во время поездки в Рейнбоу-Фоллз он обратил внимание, что барабанный бой возобновился. Накануне вечером чернокожие били в барабаны энергичнее, чем на прошлой неделе. Было похоже на то, что волнение, вызванное английским флотом, распространилось до самых последних уголков острова, так что везде царила тревога, сильная как никогда.

Подъехав к Саммер-Хилл, он внимательно прислушался и огляделся по сторонам. Временами ему казалось, что он слышит странные шорохи там, где их не должно быть. Необычный треск в кустах, слишком громкий шорох тростника в поле. Однако рокот барабанов, находившихся где-то рядом, постепенно нарастал, заглушая почти все звуки вокруг. Гарольд приблизился к хижинам рабов, принадлежавших Норингэму. Теперь он будет намного осторожнее. Кроме того, он имел неоценимое преимущество: Уильяма Норингэма в поместье не было. И, что было еще лучше, — Уильям забрал с собой всех долговых работников. Гарольд довольно улыбнулся. Толстый надсмотрщик был не в счет, у него не хватит мужества в одиночку помешать Гарольду повесить этого Абасса. Если уж кто и знал, где прячется Аким и эта мулатка-проститутка, так только старый негр.

Возле хижин, которые с их соломенными крышами и округлыми формами в темноте были похожи на маленькие холмы, царили тишина и покой. На просеке дымились остатки костра. Гарольд слез с лошади, вытащил пистолет и подкрался ближе. Он прислушался. Вокруг было тихо. Слишком тихо… И только сейчас он заметил, что барабанный бой умолк. Когда это произошло? Минут пять назад? Вряд ли барабаны замолчали раньше. Он ударил носком сапога в стену хижины, из которой в прошлый раз выволок старика, но в ответ ему была все та же тишина. Он осторожно отодвинул в сторону занавеску из грубой мешковины, заменяющую дверь. Прошло несколько мгновений, прежде чем он смог различить в темной дыре предметы, однако ничего, похожего на человека, не увидел. Старика в хижине не было.

Неприятно пораженный, однако не теряющий бдительности, Гарольд направился к следующему примитивному жилищу, которое тоже оказалось пустым. Он по очереди заглянул в каждую отдельную хижину, но нигде не обнаружил ни единого раба. Может быть, они каким-то подлым образом узнали, что он приедет сюда? Но эту мысль он отбросил в то мгновение, когда добрался до барака надзирателя. Толстый мужчина лежал на пороге. Кто-то аккуратно разрезал его камзол сверху донизу, так что из него вывалились внутренности — красно-синяя извивающаяся и отвратительно воняющая масса. Случилось это, наверное, недавно, человек еще не умер, потому что, когда Гарольд толкнул его ногой, испустил тихий стон. Но сознание он уже потерял. В любом случае говорить он уже никогда не сможет.

Сжимая рукоять пистолета обеими руками, Гарольд внимательно осмотрелся по сторонам. Он взмок от пота, хотя двигался медленно. Несмотря на охвативший его страх, смешанный с нервным возбуждением, он испытывал всепоглощающее злорадство. Этот проклятый Норингэм! Теперь у него тоже есть свое личное восстание рабов! Гарольд позволил себе громко рассмеяться — настолько он был доволен увиденным. Он снова толкнул ногой надзирателя, в этот раз уже сильнее, и ощутил при этом мрачное удовлетворение. Интересно, куда этот тип спрятал его плеть? Недолго думая, Гарольд перешагнул через умирающего и вошел в хижину. Он вздрогнул, увидев на полу другие тела — двоих детей, по всей видимости отпрысков надсмотрщика, поскольку кожа у них имела цвет светлого дерева. В шаге от них лежала их мать — жирная черная баба с вспоротым животом. Всех троих зарезали с помощью мачете. Вокруг них чернели лужи крови, которая еще не высохла. Гарольд не стал тратить время на поиски плетки. Вместо этого он сразу направился к господскому дому. Здесь тоже царила ужасная призрачная тишина. В салоне и на веранде горели фонари, их мерцающий свет слегка разбавлял темноту. В кресле на веранде сидела леди Гэрриет и читала книгу. Очевидно, она ничего не заметила и не знала, что случилось. Повстанцы, по всей вероятности, убивали быстро и бесшумно, и никто из жертв не успел даже позвать на помощь. Гарольд внимательно смотрел на Гэрриет. То, что она не подозревала о случившемся, наполняло его ощущением власти и превосходства над ней. Он засунул пистолет за пояс и подошел к ней.

— Ты испортишь глаза, — сказал он. И сразу же рассердился на себя, потому что ему в голову не пришло ничего лучше, чем это глупое замечание. Однако испуг, который был вызван его словами, был очень заметен, и это вызвало у него дьявольскую радость.

— Боже мой, Гарольд! — Женщина уронила книгу и прижала обе руки к сердцу. Ее глаза были широко раскрыты. — Ты что здесь делаешь?

— Я хотел поговорить с одним из ваших чернокожих. С тем старым типом, у которого на шее ожерелье из ракушек.

— Ты имеешь в виду Абасса?

— Совершенно верно. Но он исчез. И все остальные тоже исчезли.

Она наморщила лоб.

— Что ты подразумеваешь, когда говоришь исчезли?

— Ну, сбежали. В Саммер-Хилле нет больше ни одного чернокожего.

Она испуганно встала со своего стула.

— Тогда я должна сказать надсмотрщику…

— О нем ты тоже можешь забыть, — сухо произнес Гарольд. — Они зарезали его, как свинью. Точно так же, как его ублюдков и жирную сучку. Все валяются мертвые в его хижине.

Гэрриет пошатнулась и едва не потеряла равновесия, так что ей пришлось схватиться за колонну.

— Ты что такое говоришь? — хрипло прошептала она. С ее лица исчезла краска, оно стало бесцветным, белым, как та колонна, на которую она оперлась.

— Кто еще есть в доме? — спросил он.

— Анна здесь. И Элла, служанка. И, кроме того, Мэри, наша швея, и две черные служанки…

— Они тоже исчезли, даже не сомневайся в этом. А вы можете радоваться, что они и вам не перерезали глотки. — Он осмотрелся по сторонам. — Хотя… может быть, они лишь ждут в темноте, пока я уеду, чтобы забраться и сюда. Наверное, и пяти минут не прошло с тех пор, как они вспороли живот надсмотрщику.

Она в ужасе посмотрела на него.

— Ты имеешь в виду… Ради Бога, Гарольд!

— Гарольд, Гарольд, — передразнил он ее. — Это звучит почти так, словно ты умоляешь меня о помощи!

— Гарольд, я прошу тебя, ради любви Христоса…

— Вот только не надо говорить о любви, — грубо перебил он ее. — Ты ведь вообще не знаешь, что такое любовь. Ты помнишь? Ты утверждала, что любишь меня, но едва стоило появиться такой напомаженной обезьяне, как лорд, и поманить тебя обручальным кольцом, и я стал просто нищим выскочкой, не подходящим для тебя и твоего будущего!

— Гарольд, я не могла поступить по-другому! Дети, Анна и Уильям… Я обещала своей сестре, когда она умирала…

— Ты была обручена со мной, — жестко произнес он, оборвав ее на полуслове.

Гэрриет сжала руки и залилась слезами. Ему даже стало жалко ее. Но только чуть-чуть. Слишком удобной была возможность наконец-то свести старые счеты. Он выдернул кинжал из-за пояса, быстро подскочил к ней, схватил женщину за волосы, запрокинул ее голову и одним-единственным движением перерезал ей горло. Она упала на колени, подняв к шее дрожащие руки, а в это время кровь брызнула на ее пальцы и пропитала переднюю часть платья.

Она еще пыталась что-то сказать, однако ее рот лишь беспомощно открывался и закрывался. Затем она упала на пол и осталась лежать в постоянно расширяющейся луже крови. Ее ноги еще подергивались, а из перерезанной шеи доносился ужасный хрип, который постепенно стихал и наконец прекратился.

Гарольд вошел через открытую дверь веранды в дом.

— На сегодня достаточно, — сказала Анна. — Если ты будешь вынуждена работать все время при свете свечи, в конце концов все получится вкривь и вкось.

Мэри стояла перед ней на коленях и подкалывала подол платья, которое примеряла Анна. Ее свадебное платье. Анна рассматривала себя в снятом со стены зеркале, которое поставила на пол, чтобы таким образом лучше видеть свою фигуру. Зеркало было высотой в три фута.