Это было, конечно, одно из самых больших зеркал на всем острове, однако, когда оно висело на стене, она могла видеть в нем только верхнюю часть своего тела, но именно в этом платье она должна была видеть себя всю, чтобы оценить общее впечатление.

Мэри посмотрела вверх, зажав во рту несколько булавок. Она что-то пробормотала с закрытым ртом, что Анна истолковала как «еще немножко», затем согласно кивнула, предоставив Мэри подкалывать платье дальше. У платья была широкая юбка, и поэтому подол казался бесконечным, в отличие от верхней части платья, которая не могла похвалиться обилием материи, поскольку вырез был скандально глубоким. Анна вздохнула. Она чувствовала себя в этом платье неловко. Не то чтобы оно было недостаточно красивым и не шло ей, — наоборот, она в нем, даже со своей критической точки зрения, выглядела прелестно. Декольте отвлекало внимание от ее острого подбородка, а узкая талия прекрасно подчеркивала ее стройную фигуру. С соответствующей прической и сияющей улыбкой она действительно была бы очень красивой невестой. Волосы, конечно, она определенно приведет в порядок, а вот с улыбкой, наверное, не получится. Уже при одной мысли о свадьбе она испытывала страх. И, что еще хуже, — при мысли о Джордже тоже. Она со страхом спрашивала себя, чем это все закончится. С каждым днем, приближающим Анну к свадьбе, ее настроение становилось все хуже и хуже. За это время она почти стала склоняться к мысли, что ей не стоило даже обручаться с ним. При этом он делал все, чтобы понравиться и угодить ей. Он продал женщину, которая родила ему двоих детей, на другую плантацию, подальше от своей, и даже сделал покупателю небольшую скидку. Ребенок, который родился последним, не прожил и недели. Анна вспомнила выражение лица Джорджа, когда он рассказывал ей об этом. Он смотрел на нее сияющими от счастья глазами, в полном убеждении, что таким образом оказал ей настоящую любовную услугу.

— Джордж, — спросила она его, — что происходит у тебя в голове, когда ты вспоминаешь о том, что этот ребенок, которого ты продал, — твой собственный сын?

Он лишь отчужденно посмотрел на нее. В его глазах читалось полное непонимание, и ей пришлось отвести взгляд в сторону, потому что вынести это она просто не могла. Они никогда больше об этом не говорили. Вместо этого они назначили дату свадьбы, потому что на этом настаивал Джордж.

— Зачем ждать? — сказал он и, быстро оглянувшись, притянул ее к себе, чтобы поцеловать.

Она позволила ему это, однако не ощутила при этом никакого сердечного расположения, не говоря уже о телесной потребности. С постепенно растущим беспокойством Анна невольно подумала о браке Элизабет. Нет, Джордж не был таким похотливым козлом, как Роберт, однако ему регулярно нужна была женщина. А поскольку чернокожей женщины больше не было, он, следовательно, хотел иметь под рукой жену, поэтому не собирался откладывать свадьбу надолго.

Мэри воткнула все булавки в подол платья и выпрямилась, чтобы рассмотреть результат своего труда.

— Повернитесь вокруг себя, — попросила она Анну.

Анна послушно выполнила ее требование. При этом ее взгляд упал на зеркало. Сначала она увидела в нем только себя, красивую невесту в блестящем белом шелковом платье с украшенным жемчужинами лифом. Затем позади нее в открытой двери появилась какая-то темная фигура. Мэри, сидевшая спиной к мужчине, не могла видеть, как он подошел ближе. Она восхищенно хлопнула в ладоши:

— Какая вы красивая!

Анна резко обернулась к двери и закричала, а Мэри, которая тоже хотела повернуться, чтобы проследить за взглядом молодой хозяйки, просто не успела этого сделать. Мужчина двумя прыжками очутился рядом с ней, обхватил ее одной рукой и поднял большой окровавленный нож. Одним резким ударом он вогнал нож в ее тело, затем вытащил наружу и ударил еще раз. Затем он уронил свою жертву на пол и бросился к Анне. С неописуемым ужасом Анна узнала в нем Гарольда Данмора. Она, не переставая кричать, увернулась от него и в панике побежала к двери. Он бросился вслед за ней, однако споткнулся о тело мертвой ирландки и упал. Анна услышала его проклятие, когда, подобрав юбки, сбега́ла вниз по лестнице. Посреди лестницы лежала Элла с перерезанным горлом и широко открытыми мертвыми глазами.

— Мама! — кричала Анна. — Где ты, мама?

Выбежав через салон на веранду, она увидела вытянувшуюся на полу фигуру ее мачехи, а вокруг ее головы — огромную лужу крови, в которой отражался свет свечей. Взглянув на бледное лицо мертвой леди Гэрриет, Анна в ужасе вскрикнула и безутешно разрыдалась. Она хотела было уже наклониться к ней, как вдруг услышала топот убийцы на лестнице. Сразу же после этого он ворвался в холл, а затем в салон, и его огромная фигура вырисовалась на фоне мерцающего сияния свечей, горевших в настенных канделябрах.

Анна опять подобрала свои юбки и спрыгнула с веранды. Она буквально пролетела между кустами франжипани и скрылась в тени высоких деревьев, окружавших господский дом со стороны моря. Анна бежала в направлении рабочих сараев, жилых бараков и хижин рабов в надежде, что там она точно найдет помощь и защиту. Однако с каждым шагом ей становилось все яснее, что, кроме нее и Гарольда Данмора, на плантации не было ни единой живой души. Здесь была только тишина. Никаких барабанов, никакого пения, ни вечернего смеха, ни детских криков перед хижиной надсмотрщика. Зато она слышала позади себя, на утоптанной глиняной тропинке, громкий топот подбитых гвоздями сапог своего преследователя.

— Подожди! — крикнул Гарольд Данмор ей в спину. — Голос у него прерывался, ему не хватало дыхания. — Остановись! Я тебе ничего не сделаю! Мы просто поговорим, обещаю!

Но она, будто обезумев, бежала дальше. Анна даже перестала кричать, понимая, что ей нужно беречь силы и не сбивать дыхание. Почти стемнело, и молодая женщина рассчитывала на то, что ей, возможно, удастся спрятаться, потому что у Данмора не было с собой фонаря, но она подозревала, что ее яркое платье светится в темноте, словно факел. К тому же материя, объемная, волочащаяся по земле, слишком сильно замедляла ее бег. Она тратила силы на то, чтобы поддерживать платье, а если споткнется и упадет, то погибнет. Юбка, пришитая к талии легкими стежками, едва держалась на нескольких нитках, и Анна резкими движениями сорвала материю и буквально на ходу выпрыгнула из юбки. Это был головоломный трюк, и случилось то, чего Анна так боялась, — она упала.

Шаги приближались, они уже были почти рядом. Анна услышала тяжелое дыхание своего преследователя. Она отчаянно задрыгала ногами, снова встала и побежала дальше. Ей вновь удалось увернуться от него — на этот раз она была буквально на волосок от смерти, когда он занес свою руку с ножом. Рассвирепевший Гарольд изрыгал ругательства и проклятия, потому что в своем легком и коротком, до колен, нижнем платье Анна была намного подвижнее, чем раньше, и быстро убегала от него. Смертельный страх неожиданно придал ей выносливости. Ее ноги в тонких шелковых туфельках буквально барабанили по тропинке, и Анна даже ускорила бег. На ходу она распахнула узкий корсет, чтобы было легче дышать, и бежала все дальше сквозь опускавшуюся на землю ночь, до тех пор, пока не почувствовала, что ее легкие вот-вот разорвутся. Но даже тогда она не остановилась, не решилась замедлить движение хотя бы на шаг. В какой-то момент она свернула с тропинки, но заметила это, когда ветки стали бить ее по лицу, а сучья застревали в ее тонком шелковом платье. Здесь она уже не могла больше бежать, но стала упорно продираться через чащобу, окружавшую ее. Колючие свисающие побеги раздирали ей лицо, рвали рубашку, цеплялись за распущенные волосы. Она уже давно перестала ориентироваться в густом лесу и не знала, где находится и сколько времени прошло. Она знала лишь одно — что ей нельзя останавливаться. Ей нельзя кричать и плакать. Иначе он ее найдет. Что-то укусило ее в ногу. Ей стало больно, вскоре нога онемела и она стала все чаще и чаще спотыкаться. В боку у нее заболело, сердце заколотилось, и в конце концов она стала задыхаться. Ей надо было отдохнуть. «Только на один момент, — подумала Анна. — Я просто присяду и отдышусь, а потом пойду дальше».