Он озабоченно посмотрел в сторону моря:

— Похоже на то, что «круглоголовые» не шутят, не так ли?

Элизабет накрыла ладонью руку свекра.

— Гарольд, когда тебя не было, случилось нечто ужасное… — Молодая женщина глубоко вздохнула. — Речь идет о Марте… Она…

— А что с ней?

— Она мертва, задушена. Ее убил Акин.

Гарольд недоверчиво посмотрел на нее, затем резко покачал головой, словно ему нужно было прийти в себя и убедиться, что это ему не снится.

— Что ты такое говоришь? Акин? Он же сбежал!

— Он был там. В комнате Марты. Я видела его, когда он собирался исчезнуть. Но я пришла слишком поздно. Мне так жаль, Гарольд.

Он уставился неподвижным взглядом на ее руку, которая все еще лежала на его руке, а потом вцепился в нее и крепко сжал. Его вдруг начало трясти. Элизабет ошеломленно смотрела, как у него по лицу побежали слезы, как из горла вырвалось хриплое всхлипывание, как он, наклонив голову, стоял рядом с ней, сжимая ее руку. Охваченная сочувствием, Элизабет осторожно обняла его и погладила по голове. От него несло застарелым потом и чем-то другим, чего она не могла понять. Его волосы были жирными, покрытая темными пятнами одежда заскорузла от грязи. Ей было противно находиться рядом с ним, однако в этот момент Гарольд был для нее всего лишь несчастным человеком, которого только что постиг жестокий удар судьбы и который заслуживал ее утешения. Он обнял Элизабет и, всхлипывая, прижался к ней и стал плакать в ее волосы. Она успокаивающе похлопала его по спине, шепча слова утешения, но тут же замерла, поняв, что в этом объятии было что-то не так. Он слишком тесно прижался к ней, и его руки слишком настойчиво гладили ее по спине, словно стараясь ощупать как можно больше тела. И когда он притянул ее к себе еще ближе и она почувствовала его возбуждение, то с ужасом поняла, насколько был прав Дункан — Гарольд посягал на нее. Прежде чем она успела оттолкнуть его, он отпустил ее и отшатнулся на пару шагов назад. Его бегающий взгляд говорил о том, что он догадался о подозрениях Элизабет.

— Я снова должен отправляться на поиски, — тихо сказал Гарольд. Затем быстро подошел к своему коню и сел в седло. — Я позабочусь обо всем, не волнуйся, — заявил он и, отвернувшись, пришпорил своего белого в яблоках коня. — Когда я вернусь, все будет хорошо.

Она, ничего не понимая, смотрела ему вслед. Через мгновение ночь поглотила его.

На следующее утро сильный дождь не дал солдатам и ополченцам продолжить свои учения. Большинство из них ожидало приказа, сидя в бараках, в то время как производилась оценка ущерба, который нанес ночной обстрел из пушек в ответ на произведенный днем выстрел. Случайное попадание ядра пробило крышу Дома собраний и разнесло в щепки большой стол в зале заседаний. Еще одно пушечное ядро, к всеобщему ужасу, разворотило могилу похороненного три дня назад торговца тканями, разметав по кладбищу, вплоть до церковной двери, бренные останки умершего. Несколько огородов были перепаханы ядрами, а один сарай вместе с полудюжиной дойных коз как будто сровняли с землей. В остальном же то тут, то там виднелись воронки и расщепленные пальмы. Никто из людей не пострадал.

К всеобщему изумлению, противная сторона тоже не осталась без ущерба. Единственное, да и то выпущенное по ошибке пушечное ядро береговой артиллерии снесло фок-мачту второго по величине корабля флота, что вызвало ликование среди служащих гарнизона. На фрегате еще до восхода солнца началась лихорадочная работа, чтобы устранить повреждения. Стук молотков и визг пил был слышен даже в порту. Теперь оставалось только ждать, что будет дальше. Все указывало на готовность прийти к взаимопониманию. Тем не менее орудийная обслуга на всякий случай была готова открыть огонь, если мирные переговоры не увенчаются успехом и командующий флотом даст приказ к наступлению. Однако до этого не должно было дойти: члены совета хотели как можно скорее послать к адмиралу своих парламентеров. Уильям Норингэм и Дункан Хайнес ждали в гостиной резиденции губернатора самого Джереми Уинстона. Вместе с ними ждал также его племянник Юджин, который все это время нервно расхаживал туда-сюда. Юджин, как стало известно Дункану, вынашивал мрачные планы, однако еще не пришел к решению, как их осуществить. Наконец Джереми Уинстон был готов к выезду. Мужчины поспешно добрались до побережья, где их ждала лодка, чтобы перевезли на флагманский корабль Адмиралтейства. Переговоры должны были вот-вот начаться.

На похороны Марты Данмор пришло совсем мало людей. Пушечный обстрел прошлой ночью поверг жителей в ужас, и почти все предпочли остаться в своих четырех стенах, тем более что слухи о разрушении кладбища быстро распространились вокруг. Поговаривали, что на самом деле «круглоголовые» хотели разрушить церковь, чтобы продемонстрировать свою готовность пойти даже на такой безбожный поступок. Страх перед дальнейшими обстрелами заставлял людей сидеть дома и не высовываться.

Элизабет стояла на душной влажной жаре у разрытой могилы и вполуха слушала речь преподобного Мартина. Глядя на священника, она удивлялась отсутствию в его внешности следов, которые должны были бы остаться после его ночных похождений. Благоговейно сложив руки, он призывал благословение Господне на его рабу Марту Данмор, таким жестоким образом вырванную из жизни.

Элизабет потела в тесном черном платье и думала о Роберте. Рядом с его могилой теперь нашла свой последний покой и Марта. Она думала о том, увидит ли его Марта снова в Царстве Небесном, если, конечно, он очутился там, а не в пекле. Мысли приходили к ней и убегали, словно быстрые тени. Намного мучительнее для Элизабет был тот страх, который она испытывала, думая о Гарольде. Никто не знал, где он прячется. По официальной версии предполагалось, что Данмор, потеряв разум из-за потери своей супруги, теперь прочесывает поля в поисках чернокожего негодяя, совершившего столь жестокое преступление. После убийства Марты, говорили люди, он якобы находится в таком состоянии, что даже не может прийти на похороны. Элизабет чувствовала себя намного лучше, когда его не было вблизи, и очень боялась момента, когда ей снова придется встретиться с ним.

Дункан сразу же после своего возвращения прошлой ночью принял срочные меры предосторожности, чтобы Гарольд больше не мог приблизиться к Элизабет. Сама же она, одолеваемая чувством стыда, ничего не рассказала ему о приставаниях Гарольда, кроме того, она просто была рада, что Джонни опять с ней. Зато Клер Дюбуа не собиралась молчать и поспешила выложить Дункану всю правду.

— Этот мужчина лапал ее, и все это видели. Он ее хочет. Нет никаких сомнений, что он совершенно потерял разум.

Этих нескольких слов хватило, чтобы довести Дункана до бешенства. Он тут же выделил четырех своих людей для охраны Элизабет. Они получили приказ убить Гарольда Данмора, как только он подойдет к Элизабет или к малышу ближе чем на десять шагов. Двое из этих мужчин, внешний вид которых говорил о том, что это настоящие головорезы, сопровождали Элизабет на кладбище и стояли на страже на приличествующем удалении. Они хладнокровно смотрели на участников траурной процессии, которые бросали на них обескураженные взгляды, и при этом не выпускали из поля зрения Элизабет.

Двое других охранников находились в Данмор-Холле, возле Фелисити и Джонатана. Фелисити наотрез отказалась покидать дом. Она сразу же взялась паковать вещи и была полностью занята тем, что лихорадочно прятала их с Элизабет пожитки, а также некоторые другие нужные вещи в сундуки, чтобы ничего не осталось здесь из того, что могло им пригодиться и что было для них важным. Дункан предупредил их, что они должны быть готовы в любое время отправиться в путь, и Фелисити буквально исходила в стараниях, чтобы исполнить это указание. Будь ее воля, они уже давно находились бы в открытом море, желательно на пути в Голландию, однако пока английский военный флот находился в бухте Карлайсл Бэй, ни один из кораблей оттуда выйти не мог. Фелисити очень надеялась, что Дункану каким-то образом удастся устранить это препятствие на их пути. За это время она изменила свое мнение о нем и стала считать, что он способен на любой подвиг. То, что когда-то в ее глазах являлось его подлой сущностью, превратилось в безоглядное мужество и беспримерную храбрость, — короче говоря, Фелисити не позволила бы никому сказать о нем ничего плохого.