Снизу, из кабака, доносились крики и пение пьяных клиентов. Они так шумно веселились, что дрожали половицы. Больше всего ей хотелось сбежать отсюда, так далеко, как только можно, однако она не знала, куда бежать. Француженка открыла еще одну дверь.
— Заходите сюда, — сказала она.
Удивленная Элизабет последовала за ней в находившуюся рядом комнату, которая не имела ни малейшего сходства с соседним помещением. Узкая, накрытая белой простыней кровать стояла возле стены, рядом с ней — пульт для письма с бумагой, перьями и чернильницей. Простое крепкое кресло и сундук для одежды завершали картину. Единственным предметом роскоши в этой комнате были маленькие напольные часы в углу и элегантный туалетный столик с разными женскими принадлежностями. Элизабет окинула взглядом гребни из черепахового панциря, заколки, украшенные камнями, отшлифованные флаконы для парфюмерии и различные баночки. В воздухе висел слабый аромат лавандового масла и свежевыглаженного белья. Элизабет робко села на предложенный ей стул, в то время как Клер в ожидании остановилась рядом с дверью.
— Я могу приказать принести вам сюда освежающий напиток? — вежливо поинтересовалась француженка.
Элизабет молча покачала головой, однако затем, вспомнив о своем хорошем воспитании, поспешно сказала:
— Нет, спасибо.
— А где находится Фелисити? — спросила Клер.
— Она ждет в Данмор-Холле. — Элизабет не стала говорить о том, каких усилий стоило Фелисити остаться там. Труп Марты на верхнем этаже, страх, что убийца в любую минуту может вернуться, — все это привело к тому, что она была близка к панике, хотя Элизабет обещала ей, что приведет солдат из гарнизона ей на помощь. Она нашла патрульных солдат, которые внушали ей доверие и казались достаточно трезвыми, сунула им в руку несколько серебряных монет и послала их для охраны своей кузины в Данмор-Холл. А затем, словно преследуемая фуриями, галопом умчалась на восток — чтобы, как оказалось, лишь узнать от удивленной Миранды, что Гарольд уже забрал малыша.
— Милый маленький мальчик спал. Мастер Данмор завернул его в покрывало и ускакал прочь.
Элизабет потеряла драгоценное время, отправив посыльного на корабль «Элиза», но пока она с нетерпением ждала на берегу Дункана, ее внутренний голос посоветовал ей по-быстрому заглянуть в «Дом Клер». Где она, к своему бесконечному гневу, действительно обнаружила его.
— Вы очень любите его, n’est-сe pas[28]? — Клер, прислонившись к двери, внимательно смотрела на Элизабет.
— Джонатан — мой свет и моя жизнь.
— Я имела в виду не вашего маленького сына.
Элизабет почувствовала, что краснеет.
— А зачем вам это знать?
— Малыш… он от Дункана, правда?
Элизабет вздернула подбородок.
— Что вы себе позволяете? Я — честная вдова!
— А врать так и не научилась.
Элизабет, поперхнувшись, замолчала.
— Alors[29], — медленно произнесла Клер, — некоторое время я думала, что таким может быть для меня Дункан. Мужчина, который способен заставить женщину отбросить всю свою предыдущую жизнь и делать всякие глупости лишь для того, чтобы быть вместе с ним. Несколько раз я уже доходила до того, что готова была на коленях умолять его продать этот проклятый корабль и остаться со мной. Или же забрать меня куда-нибудь, где нас никто не знает и где мы вдвоем могли бы поселиться как вполне приличные люди. Я больше не спала ни с одним мужчиной, иногда даже целыми месяцами, потому что готова была ждать его и быть только его женщиной. — Она рассмеялась, словно развеселилась от своей же глупости. — А он этого даже не заметил. Я была для него… — Она стала подыскивать нужное слово и прищелкнула пальцами: — N’importe laquelle[30]. Одной из… Но все же, что ни говори, это было чертовски хорошее время.
— Я понимаю, — сказала Элизабет деревянным голосом.
Ей было очень больно, что Дункан и эта женщина какое-то время, очевидно, были в довольно близких отношениях, раз у Клер пробудилась надежда на совместную жизнь. В то время, когда она сама безнадежно сохла по нему, он с этой Клер в соседней комнате в этом… любовном кабинете, вероятно, вытворял такие вещи, которые были слишком фривольными и неприличными, чтобы даже и думать о них.
— Итак, я просто хотела этим сказать, — прервала молчание Клер, — что я не являюсь конкуренткой в борьбе за его расположение. Он принадлежит вам. И так было все время. Он ваш со всеми его потрохами. Он принадлежал бы вам, даже если бы ребенок был не его. Меня не удивит, если ради вас он откажется от своего корабля.
Элизабет сидела на стуле с одеревеневшей спиной, разрываясь между заботой о Джонни и страхом, который вызывало в ней присутствие бывшей любовницы Дункана. Причем она не была даже уверена, что определение «бывшая» вообще соответствовало действительности. Она прокашлялась:
— Вы еще… У вас было еще… Я имею в виду, он и вы… — Она запнулась, а ее взгляд невольно устремился в сторону соседнего помещения. Клер хихикнула и сделала однозначный жест:
— Вот это?
Элизабет стало стыдно, она отвернулась, однако затем взяла себя в руки и молча кивнула.
— Нет, с тех пор, как он снова появился на острове, у нас ничего не было, — по-деловому ответила француженка. — Я же сказала, что он принадлежит вам.
Кто-то постучал в дверь. Клер открыла. Огромный мужчина с покрытым шрамами лицом сказал что-то по-французски, после чего Клер повернулась к Элизабет и сообщила:
— Люди Дункана вернулись. И, судя по всему, они нашли то, что должны были разыскать.
Элизабет тут же, не дослушав ее, вскочила и бросилась мимо Клер к двери. Она пробежала освещенный красноватым мерцающим светом будуар, распахнула дверь на заднюю лестницу и сбежала по ступенькам вниз. Джон Иверс и беззубый буканьер из команды Дункана стояли перед кабаком, скрестив руки на груди, однако Элизабет не обратила на них внимания. Позади них стояла белая в яблоках лошадь Гарольда, а рядом он сам с ребенком на руках. Элизабет тут же вырвала сына у него из рук.
— Джонни! — вскричала она.
Малыш, который, по всей видимости, до этого мирно спал, проснулся и начал плакать. Она прижала мальчика к себе и стала целовать его теплые щеки, лихорадочно ощупывая маленькое тело, чтобы убедиться, что у него нигде ничего не болит.
— Момми, — сонным голосом пробормотал он. — Дед ехать верхом.
— С ним все в порядке, — нетерпеливо сказал Гарольд. — Я ехал домой, когда эти дикие бандиты поймали меня и под прицелом пистолета заставили ехать с ними к «матери ребенка». — Он передразнил Джона Иверса. — И заодно я узнал, что ты находишься здесь.
Он ухмыльнулся, и его голос приобрел презрительный оттенок:
— А что ты потеряла в этом сомнительном месте?
Она уже хотела рассказать ему о Дункане и об их планах, однако вспомнила о более важной новости, которая теперь имела для него первостепенное значение.
— Гарольд, — она нервно сглотнула от напряжения, — я должна тебе кое-что сказать.
В поисках поддержки она обернулась к Клер, которая пришла следом за ней. Француженка протянула руки:
— Давайте я подержу ребенка.
Элизабет робко отдала ей малыша, которого чужая женщина несколько скептически рассматривала снизу вверх, но затем, доверительно улыбнувшись, сказала:
— Oh, la-la, какой очаровашка!
— Почему ты такая серьезная? — наморщив лоб, спросил Гарольд Элизабет. — Все снова хорошо, правда? Я привез его обратно тебе. И я очень сожалею о том, что запер тебя и Фелисити. Это было глупо с моей стороны. Ты же знаешь, что иногда я бываю очень… вспыльчивым. И, опять же, было ошибкой то, что я выстрелил в Норингэма. Он неплохой парень, действительно неплохой. Как только я увижу его, то обязательно перед ним извинюсь. У меня просто все в душе перевернулось, потому что я подумал, что он хочет увезти тебя. Кстати, у него все в порядке. Я перед этим видел его возле гарнизона, где они обсуждали создавшееся положение.