Может быть, я что-то неправильно понял? Все же и так понятно. Я, казалось, постоянно совершал ошибки, когда был с Дебби, моей прошлой девушкой. Но тогда я думаю... нет, она определенно сделала это.

Поэтому, когда мы, наконец, добрались до кафе, чтобы заказать себе по чашке горячего шоколада, сказал:

– Это сумасшествие,  мы до сих пор толком не знаем друг луга.

– Да нечего рассказывать, – пожимает плечами Мэлани. – У меня обычная семья, обычная жизнь. Я работаю и учусь на журналиста. Вот и все.

– Это не все, – говорю я, но замечаю, как к ней возвращается этот ее настороженный взгляд, который мне уже так хорошо знаком. Так что я не настаиваю. – Что ж, обычная семья – это хорошо, насколько я могу судить. Мою можно назвать самой неблагополучной.

– О, – говорит она, и я замечаю, что она заинтригована. – Почему?

Я делаю глубокий вдох. В колледже я никому об этом не рассказывал, но я чувствую, что могу доверять ей.

– Мои родители развелись в этом году.

– Мне жаль, – говорит Мэлани.

– Не нужно. Они ругались и лгали друг другу с тех пор, как я себя помню. Они были слишком молоды и никогда не находили время и силы для семьи. Так всем лучше.

– Бедняжка, – говорит она, беря меня за руку. – Мои родители все еще до тошнотиков любят друг друга. Я не могу представить, что они могу развестись когда-нибудь.

Я ценю эти мелочи.

– В любом случае, мама ушла в начале этого года и теперь живет со своим новым парнем. Они ждут ребенка, и у них нет на нас времени.

– Нас?

– Меня и мою сестру Иззи, – говорю я. – Ей шестнадцать.

– А твой отец? – спрашивает Мэлани.

И тогда я делаю глубокий вдох, потому что думаю, что она может быть шокирована тем, какими никудышными были мои родители на самом деле. Прошло шесть месяцев, а мне до сих пор причиняют боль их поступки.

– Как только в марте мне исполнилось восемнадцать, мой отец тоже ушел. Моя сестра Иззи с тех пор стала просто ночным кошмаром: курит, пьет, допоздна гуляет. Только на этой неделе она гуляла до полуночи, хотя на следующий день нужно было в школу. Она выключила свой телефон, и я нигде не мог ее найти. Я объехал все места, где знал, что мог найти ее. А потом она завалилась домой мертвецки пьяная. Мы грандиозно поскандалили по этому поводу. Это продолжается с тех пор, как ушел отец. Только я приглядываю за Иззи. Поэтому я и завалил свои экзамены. Отец оплачивает счета, а нам вдвоем теперь довольно одиноко в его доме.

Тишина, а затем Мэлани говорит:

– Что ж, это отстой.

– Да, – говорю я с грустью в голосе. – Отстой.

Мэл

– Мам, – говорю я второпях. – Вечером вечеринка, и я собираюсь сходить. Ты не против?

Мама смотрит на меня с усмешкой. Кажется, она все поняла. Не то чтобы я не хотела ей рассказать. Я ничего не говорила ей об Энди, и посмотрите, что из этого вышло. Эти чувства такие новые и искрящиеся, и особенные. Так что я пока хочу держать их в себе. Пока.

Жутко нервничая перед вечеринкой, я провожу перед зеркалом целую вечность, примеряя вещи. С ЛуЛу, которая понимает, что сегодня все по-другому, становится тяжелее справляться, и она не собирается ложиться спать. И поскольку у нас гостит бабушка, мы в одной комнате. Пэйдж и Руби приходят мне помочь, но устраивают еще больший беспредел, так как начинают играть с ней, вместо того, чтобы уложить.

– От вас никакой помощи, – говорю я, когда ЛуЛу надевает мои туфли и, топая по комнате, заявляет: «Я – мамочка». Пэйдж и Руби в истерике. В конце концов, я сдаюсь и позволяю ей и дальше дурачиться, создавая погром, пока я собираюсь.

Мне так хочется рассказать о Уилле кому-нибудь, что, в конце концов, пробалтываюсь. Мы клянемся на мизинцах и рассказываем Сестринские секреты, прям как в детстве. Я знаю, что никто из нас не проболтается. Что сказано между сестрами, остается между сестрами...

Наконец, я готова. Я надела хорошенькое легкое платье, которое приобрела прошлым летом, и высокие каблуки. А раз я обычно такую обувь не ношу, то одолжила их у Пэйдж. Распустила волосы и нашла у мамы куртку, которая мне очень нравится. Я даже сделала макияж. Обычно, у меня на него просто нет времени.

– Как я выгляжу? – спрашиваю я.

– Офигенно, – отвечает Пэйдж и настаивает узнать, что об этом думает Шаз, которая в Ноттингеме. Шаз, похоже, в каком-то баре и слегка пьяна, но все же показывает нам поднятый большой палец.

– Он полюбит тебя, – говорит Руби, как будто она что-то понимает.

– Мамочка красивая! – говорит ЛуЛу, прыгая на кровати. Я крепко обнимаю ее и читаю сказку, и она, в итоге, прижимает к себе своего любимого медвежонка.

Видимо, она не собирается успокаиваться, и похоже, что она вскочит с кровати, как только я встану и уйду. Но Пэйдж с любовью в голосе говорит, что почитает ей еще одну сказку. Мой уход причиняет мне острую боль. Я только однажды оставляла ЛуЛу ночью, чтобы попрощаться с Шаз перед тем, как она уедет в универ. Я все равно чувствую вину, даже, несмотря на то, что мама будет рядом с ней, а ЛуЛу будет абсолютно счастлива и в безопасности.

И в то же время я чувствую возбуждение и легкость. Восхитительная ночь свободы. Ночь, когда я могу погулять с друзьями, потанцевать, выпить, как и все, и на миг почувствовать, что я такая же, как остальные. Я чувствую себя виноватой за эти мысли. И я ужасно разнервничалась, увидев Уилла, но это мой выходной, и я планирую насладиться им.

Уилл

Я приезжаю слишком рано, и Карен – девушка, которая устраивает эту вечеринку – выглядит удивленной, увидев меня. Это понятно, едва ли я разговаривал с кем-то в колледже, помимо Мэлани. Пожалуй, она даже понятия не имеет, кто я.

Мне так не терпится увидеть Мэлани, что я прибыл одним из первых. А когда она присылает смс, что опаздывает, я чувствую себя полным идиотом.

Вряд ли кто-то еще, кроме Мелани, знает меня. Я играл с ребятами в футбол пару раз, но я выкинул его из головы, когда однажды вечером в полном отчаянии мне позвонила Иззи, разругавшись с мамой. И хотя все довольно дружелюбны, я пока не нашел настоящих друзей. Мы не были бы приглашены на эту вечеринку, если б Карен не пригласила весь курс. Это ее восемнадцатилетие. Родителей нет, и всем позволено остаться на ночь.

Она пробегается по мне взглядом сверху вниз с легким отвращением, приглашает рукой войти, произнося при этом: «Напитки на кухне, угощайся».

Так что я иду на кухню и беру пиво. Неуклюже заваливаюсь на диван и присоединяюсь к разговору с одним парнем. Его зовут Мэт Уилсон – он курит дурь и не может сказать что-либо путное.

Постепенно люди начинают прибывать, я здороваюсь со знакомыми. Получив краткий курс Любителя травки, я ухожу на кухню, где, наконец, завожу унылую экзистенциональную беседу с Марлоном Хилтоном – парнем, читавшим «Над пропастью по ржи» в нашу первую встречу. Нескольких девчонок уже рвет в саду, а мистер Травокур нашел друга. Они завязали невероятно скучный и бредовый разговор, который оба находили весьма занимательным. Это не так. Я уверен, каждый из присутствующих может сказать, что это отличная вечеринка, но эта туса не для меня.

Мелани заставляет меня нервничать. После того поцелуя на вершине холма, мы взяли за привычку держаться за руки и целоваться время от времени, но возможности ограничены. Я даже не пригласил ее на свидание. Я все еще чувствую, что она что-то утаивает от меня, и я не знаю, что с этим делать. Если я буду чрезмерно требовательным, это спугнет ее? Или оставить все как есть и еще больше расстраиваться?

Когда время приближается к половине десятого, я начинаю думать, что что-то пошло не так. Может, она собирается порвать со мной? Мой желудок резко сжимается при мысли об этом. Могла бы она так поступить? Не думаю. Но я о ней еще так многого не знаю. Может, я слишком доверился ей? Уже не раз она в спешке уезжала домой из-за семейной драмы. Я написал ей уже кучу сообщений, но ответа нет.