— Доброе утро, — не отрываясь от ее рта, прохрипел я.

За спиной раздалось тихое покашливание, мы вдвоем подпрыгнули от неожиданности. Повернув голову, я посмотрел на Леру, что стояла в дверном проеме и потирала сонные глаза. Прищурившись, она молча подошла к чайнику и взяла кружку с полки. Бросив в нее чайный пакетик и налив кипятка, Лерка, все так же молча, ушла обратно в свою комнату.

— Упс, — захихикала Ло, уткнувшись носом в мое плечо, — Неловко как-то вышло.

— Ерунда. Сделаешь мне кофе?

Она кивнула. Я разжал руки, ощущая дуновение холодного воздуха, когда отступил на шаг и ушел в комнату, чтобы сложить диван и проверить мобильник.

Не ошибся — на экране мелькнуло оповещение о новом сообщении.

— Сегодня сбор на «улицах», — вернувшись на кухню, я застал Лолу за столом, на котором уже исходил паром горячий кофе — черный, без сахара, как я люблю, — Будешь пилотом?

— Ты уверен, что я справлюсь?

— Я буду рядом и буду подсказывать, — пожав плечами, я сделал глоток и, отставив кружку, потянулся на стуле под противный скрип деревянного сиденья.

Лола спрятала улыбку за своей чашкой и быстро кивнула. Заметил восторг в ее глазах и у меня по коже распространилось тепло — почему-то всегда так реагирую, когда замечаю в ее девичьем лице эту наивную радость.

— Тебе надо домой? Переодеться, ну или там..?

— Нет, все нормально, — улыбка исчезла, но тут же быстро вернулась обратно, правда уже не такая искренняя и открытая.

Я промолчал, продолжая потягивать утренний кофе. Позже, мы вернулись в мою комнату и снова рухнули на диван, включив телевизор. Под него же и заснули днем, после того, как снова выползли на кухню, чтобы позавтракать и переброситься парой слов с Лерой.

Меня удивило, как преображалась сестра, едва Ло появлялась в ее поле зрения. Обычно резкая и грубая, Лерка начинала улыбаться и даже (что уму непостижимо) шутить о работе, рассказывая какие-то веселые случаи — сестра в этом году заканчивала учебу и проходила практику в ветеринарной клинике. Я не одобрял ее выбор, по мне так логичнее было бы выучиться на медсестру или какого-нибудь терапевта — с точки зрения зарплаты и возможности работать за рубежом — но Лера мне сказала на это, что ей лучше спасать животных, чем людей.

«Мы мало чем отличаемся друг от друга, но homo sapiens — человек разумный, а ведет себя порой хуже любого зверя. Мне легче спасать тех, кто не обладает разумом — их жестокость можно списать на это. Если же ко мне на операционный стол попадет убийца, или насильник, или человек, истязающий собственных детей, я не смогу остаться верной клятве Гиппократа и просто прирежу его скальпелем. Так что, Ярик, — вздохнула тогда она, — Мой выбор профессии убивает двух зайцев. Я буду делать то, что хочу — спасать жизни и лечить; и кто-то из людей останется в безопасности».

Протюленив весь день, к вечеру я стойко вытерпел полтора часа, пока Лола была в душе; потом сушила волосы; потом красилась и крутилась возле зеркала.

И вот, мы здесь. Ло сидит на моем месте — уверенно держа одну руку на руле, а другую на рычаге переключения передач. Лица знакомых вытянулись, едва они увидели водителя моей машины, а Морпех вообще не стал скрывать понимающей улыбки. Зная его, он готов был ставить на нас пятьдесят евро еще тогда, в мастерской, где я отчаянно игнорировал взаимное притяжение к Ло.

— Готова? — просипел я, когда первые и самые горячие гонщики закончили, оставив трассу пустой.

Лола кивнула и прикусила губу. Повернулась ко мне и задала вопрос:

— Яр, а почему ты никогда ни с кем не соревнуешься?

— Потому что я уже всех сделал, — пожал плечами я.

Ло медленно тронулась с места и подъехала к старт-линии. Все та же девушка в той же белой ветровке — Полина. Та же рука, правда шарфик в ней другой. Я ощущаю сюрреализм ситуации: все повторяется, только сейчас мы сидим рядом, но суть не изменилась.

— Готова? — повторяю, требуя ответа.

— Да, — голос дрожит, но за этой дрожью чувствуется неженская твердость.

— Первая и газ в пол, до трех тысяч, — скомандовал, откинувшись на спинку и закрывая глаза, — Я подскажу.

Мне не нужно видеть дорогу, или спидометр, или тахометр. Я давно ориентируюсь по звуку и вибрации машины — чувствую и слышу, когда движок не справляется и когда надо поддать или убавить.

Она шумно выдыхает и барабанит пальцем по рулю, до тех пор, пока движок не взвывает и меня не вдавливает в сиденье. Прислушиваюсь и уже открываю рот, чтобы дать ей подсказку, но Лола ориентируется сама и переключает передачу. Я улыбаюсь, наслаждаясь звуком ревущего мотора и вибрации; тянусь рукой к ручке над окном и открываю глаза, чтобы убедиться — впереди поворот.

— Врубай пятую.

— Там поворот.

— Врубай пятую, или движок заглохнет.

— Я не войду в поворот, черт возьми, — кричит она, но слушается — машина вздрагивает, когда она выжимает сцепление.

Впереди дорога уходит влево. Не слишком резко, но ощутимо.

— Тормози, — не давая ей опомнится, я кладу свою руку на ее, держащую рычаг, — И входи в поворот на третьей.

Она рычит, и я вижу по ее лицу, что она боится облажаться. Резко поворачивает, практически не теряя скорость и сразу же разгоняется, утапливая педаль газа в пол; меняя передачу и снова газуя.

Уверенно. Твердо. Почти как я, за маленьким нюансом: она — девушка. И я не сексист ни капли.

Впереди виднеются огни, а я поднимаю глаза и смотрю на нее с восхищением. Наклоняюсь чуть ближе и замечаю мурашки, пробегающие по ее шее, а потом шепчу на ухо у самого финиша:

— Ты охренительна, Ло.

От этого она теряется, и машина начинает вилять, теряя скорость. Улыбаюсь и смотрю на нее, ласково сжимая ее пальцы до тех пор, пока она не проезжает линию и не перемещает ногу на тормоз.

— Веди дальше, — снова командую я и чувствую повисшее в салоне напряжение, — На выезде с трассы поверни налево, там будет проселочная дорога.

Едва машина остановилась у поваленной сосны и впереди не было видно ничего, кроме темноты и пары метров, освещаемых светом фар, я отстегнул оба ремня безопасности и мягко потянул Лолу за локоть.

— Иди ко мне.

Не знаю, что это — адреналин, заставляющий мое сердце биться, как бешеное; или вкус ее губ, которые впились в мои, дразня сладостью помады; или запах ее кожи и волос, которые сегодня пахли моим гелем для душа, а не привычным мне шоколадом.

Ло забирается на меня, а я откидываю спинку кресла в полу-горизонтальное положение. Прижимаю девушку к себе, чувствуя ее бешеное сердцебиение и даже в полумраке видя, как пульсирует артерия на ее шее. Я провожу коником пальца по челюсти и прижимаю его к тому месту, где бьется ее пульс, а затем целую это место и слышу приглушенный вздох и тихий стон.

— Почему Лола? — хриплю не своим голосом, вдыхая запах ее кожи, — У тебя очень красивое настоящее имя.

Вижу, как ее губы растягиваются в улыбке, когда она отстраняется и возвышается надо мной, кладя руки на мои плечи. Я откинул голову на сиденье, посмотрел на нее через полуприкрытые веки и зажмурился, когда она провела ладонями вниз, до пояса моих джинсов.

— Моя любимая книга «Лолита», — отвечает, пожав плечами и запуская руки под мою футболку.

— Серьезно? — шикнув от контраста температур — моей кожи и ее прохладных пальцев — удивлённо уставился на нее.

— Запретная любовь и все такое, — лукаво улыбнулась Ло, медленно гладя мою кожу.

— А, по-моему, Набоков описал педофилическую хрень, — поморщившись, я снова отвлекся на ее руки, которые скользили по моей груди, задев проколотые соски, — Не понимаю, как можно утверждать, что девочки могут быть сексуальны — это же шиза.

Лола медленно наклонилась ко мне и провела носом по моей щеке; я в свою очередь обхватил ее бедра руками и толкнул на себя, дав почувствовать, что она со мной делает.

— Женщины любят все романтизировать, — шепнула перед тем, как поцеловать меня в губы, — Влюбиться в отчима. Влюбиться в друга-гея. Понимаешь?