– Вот эти? – Лоу рассмотрел полки. – Тут их сотни. Их не уничтожил Великий Пожар?

– Дом нашей семьи находился немного западнее линии огня, так что нам повезло.

– Мы тогда жили в Филморе, и нас тоже минуло несчастье. – Лоу нахмурился. – Ты уверена, что мать упомянула строчки опубликованных стихов?

– Мои родители всего лишь собирали книги, а вот я прочитала каждый том в этой комнате по меньшей мере раз.

– Я много читал о Египте. В основном журналы «Аргози» и «Странные истории».

– Я не считаю журнальное чтиво литературой.

– Какой снобизм, – ответил он, прищурившись. Его улыбка свидетельствовала, что он ее дразнит, но в любой шутке есть доля правды.

– Неважно. Если бы ты прочел книгу в твердом переплете, то догадался бы. Мама сказала, что мы найдем карту на «набережных Сены», в «глядевших полях», «где ночь царит всегда» и «на нарисованном корабле». Я знаю по меньшей мере две цитаты: «Где ночь царит всегда» из «Ворона».

– Эдгара Аллана По.

– Очень хорошо. Значит, ты чему-то научился в Беркли, – прошептала Хэдли, рассматривая книжные полки.

– Вот она – сказал Лоу, указывая на самую верхнюю полку. – Помоги мне убрать это отсюда.

Вместе они перетащили кресло, в котором доктор Бэкол курил сигары. Устранив препятствие, высокий Лоу сумел достать до нужной полки. Кончиками пальцев он вытащил книгу. Это был По. Он пролистал его раз, другой, потряс, но из книги так ничего и не выпало.

– Дай мне, – попросила Хэдли. – Возможно на странице с цитатой будет подсказка. – Она посмотрела содержание и нашла стихотворение. – Ничего.

Лоу склонился над ней, чтобы вместе рассмотреть страницы, и Хэдли почувствовала аромат его кожаной куртки. Тот самый запах, который вдыхала на мотоцикле, когда щекой прижималась к его спине. Пульс зачастил.

– Никаких пометок. Да и уголки не загнуты. – Хэдли почувствовала его взгляд на своем лице, а потом и прикосновение пальцев. – Увяла.

– Прости?

– Твоя лилия. – Хэдли ощутила, как покраснела шея, стоило ему вытащить цветок из-под заколки. – Боюсь, не пережила поездку на мотоцикле. Жаль. Аромат все такой же приятный.

– Да, ничто не вечно. – Хэдли погладила волосы там, где была лилия. – Если, конечно, не прошло нужную обработку.

– Ты шутишь о мумиях?

Хэдли мысленно улыбнулась.

– Пожалуйста, сосредоточься на текущем задании. Я бы не хотела столкнуться с охраной.

– Ну, карты здесь нет. Возможно, мы смотрим не в той книге. У твоей матери случайно не две книги По?

Хэдли покачала головой, борясь с разочарованием.

– Только эта.

– Давай прочитаем другое стихотворение. Какую еще цитату ты узнала?

«Как в нарисованной воде,

Рисованный стоит».

– Очень знакомо, – пробурчал Лоу.

– «Поэма о старом моряке» Сэмюэля Тэйлора Кольриджа.

– Ага, я видел Кольриджа… вот здесь. Дай только поставлю на место По. – Он собирался это сделать, как застыл. – Погоди.

– Что?

– Тут что-то странное.

Лоу перевернул книгу Эдгара Аллана По и внимательно осмотрел кожаную обложку.

– Точно не знаю. Насколько тебе дóроги книги матери?

– Дóроги? Если в эмоциональном плане, то совсем нет. Как я уже сказала…

Не успела Хэдли закончить, как Лоу вытащил из куртки какой-то предмет. Сверкнул металл. Хэдли что-то прошептала, удивляясь, откуда у него под пиджаком оказался кинжал. Одним взмахом Лоу разрезал обложку книги, засунул палец в отверстие, где обнаружил пожелтевшую бумагу.

– Что это? – Хэдли схватилась за один край листка, а Лоу удерживал другой.

На тисненой художественной бумаге размером в ладонь была нарисована изящная акварель, которую они с Хэдли сразу узнали и одновременно прошептали:

– Канопа [6].

То был один из глиняных кувшинов с крышками в виде голов богов, в которых древние египтяне хранили свои внутренние органы в загробной жизни. В каждую могилу опускали четыре канопы с четырьмя разными органами. Крышка на картине изображала Дуамутефа, бога с головой шакала, сына Гора и хранителя желудка.

– Четыре цитаты из стихотворений. Четыре канопы. Тут в углу стоит дата: пятое февраля 1906 года. А это что такое?

Посередине канопы на акварели коричневыми чернилами были аккуратно написаны две колонки странных графических символов. Хэдли украдкой посмотрела на них.

– Обычно в этом месте находится надпись из иероглифов или имя бога-защитника органов. Но это не иероглифы.

– Не египетские иероглифы, – поправил Лоу. – Похоже на алфавит из пиктограмм. Смотри – вот тут цветок и нож.

– Нет, кажется, это травинка.

Он искоса посмотрел Хэдли в лицо, очарованный ее серьезным ученым подходом.

– Твой отец упоминал, что твоей матери нравились головоломки. Думаешь, она сотворила собственный алфавит, наподобие иероглифов?

– Возможно, – согласилась Хэдли. – Но не вижу ничего похожего на карту. Что все это такое?

– Не знаю, но готов поспорить на десять баксов, что изображения остальных трех каноп находятся в других книгах. – Он передал ей бумагу и взялся за Кольриджа, разрывая и эту книгу, как предыдущую. – Клянусь золотой жилой! Это Хапи.

Голова павиана была аккуратно установлена на урну.

– Легкие. Двадцать первое января 1906 года. И снова те же самые пиктограммы.

– Но ни одной с первой картинки.

– Дай глянуть. – Хэдли посмотрела на обе находки. – Ты прав, они все разные. Но алфавит очень красивый.

– Я останусь при своем мнении, пока мы его не расшифруем. Что будем делать теперь? «Глядевшие поля» напоминают о Небраске. Есть ли там поэты, обожающие до безумия пшеницу?

– Кажется, Небраска больше известна своей кукурузой. Глядевшие поля, глядевшие поля… – Она провела пальцем по корешкам на ближайшей полке. – И По, и Кольридж, писали стихи о смерти. Скорее всего, и «глядевшие поля» из той же области. Ой!

– Что?

– «Раз к Смерти я не шла…»

– «Она ко мне явилась в дом», – закончил Лоу. – Да, я знаю эти стихи, Эмили Дикинсон. Хоть в школе не мог запомнить больше первой строфы. Бэкол, у тебя прекрасная память.

Хэдли усмехнулась и порозовела. Лоу также почувствовал воодушевление от успеха. С ней можно разделить такое неожиданное удовольствие. Вместе они нашли нужную книгу и, разумеется, третья картинка была спрятана в кожаном переплете. Третья канопа с третьим набором пиктограмм с датой «двадцать пятое марта 1906 года».

– А что же последние стихи? – спросила Хэдли.

– Ну, Сена находится во Франции, так что, могу поспорить, последний поэт – француз. Возможно, такой же повернутый на смерти, как и мисс Дикинсон.

– Рембо, Гюго, Бодлер…

Лоу схватил сразу три книги указанных авторов, провел пальцами по обложкам и остановился, почувствовав выпуклость на сборнике Бодлера. И вот она: картина с изображением четвертой канопы, четвертого набора пиктограмм и кое-что еще. Точнее несколько новых подробностей.

– Размеры урны: тридцать восемь сантиметров в высоту, пятнадцать в ширину у основания.

Это не все. На акварели рядом с канопой кто-то изобразил ее же поперечный срез – двойные стенки и полость на дне, которую в описании определили как «дополнительное отделение».

Лоу постучал по уголку листка.

– Чеки за глину и лакировку… цены. Похоже, что все эти изображения были заказаны в фирме под названием «Кипарисовая керамика». «Одобрено клиентом, ВМ. 7 января 1906 года». Это самая ранняя из четырех дат.

– ВМ – Вера Мюррей, – прошептала Хэдли. – Девичья фамилия моей матери. Наверняка, это она их заказала. Посмотри на дополнительное отделение. Оно достаточно большое, чтобы вместить одну из перекладин амулета, если они примерно того же размера, что и найденное тобой основание.

Лоу осмотрел схему дополнительного отделения.

– Боже, ты права, это тайник. Канопы запечатали после того, как поместили туда части амулета. Четыре сосуда для четырех перекладин. – Он провел пальцем по смазанному слову возле поперечного среза. – Купол? Пепел? – Он посмотрел ей в глаза. – Хэдли, они создавались как погребальные урны.