Впоследствии, в ответ на просьбу делегации генерала Драгомирова[9] определить рамки полномочий власти генерала Деникина Колчак в телеграмме от 1 сентября 1919 г. очертил пределы власти главнокомандующего на Юге России. В области управления — главнокомандующий осуществляет всю полноту власти. Ему предоставляется самостоятельное руководство внешней политикой в «пределах вопросов, касающихся вверенной главнокомандующему территории и не имеющих общегосударственного значения…» В области законодательства главнокомандующему предоставляется право издания постановлений, имеющих силу законов. Постановления эти «не могут касаться основных начал государственного устройства». В области судебной на территории Юга России должны были действовать судебные учреждения по указу Российского правительства. В качестве высшей инстанции учреждались временные местные присутствия Сената. «В деле управления и законодательства главнокомандующему оказывает помощь Особое совещание из начальников ведомств, пользующихся правами министров. Для обсуждения вопросов общего значения для всех местностей, освобожденных вооруженными силами Юга России, может быть образован междуобластной совет из представителей отдельных самоуправляющихся областей и прочих губерний». Что касается общего руководства в области внешней политики, а «равно в области денежного обращения, валютной и земельной политики», то таковое «принадлежит российскому правительству»{139}.

Таким образом, с учетом того, что ранее архангельское правительство и генерал Юденич признали Колчака, объединение власти белых правительств было завершено. Хотя оно и не привело к признанию Российского правительства адмирала Колчака союзниками, тем не менее сам факт объединения ярко демонстрировал всему миру отсутствие у белых вождей каких-то корыстных побуждений в борьбе с большевиками. Факт подчинения Колчаку характеризует Деникина как человека, ставившего превыше всего интересы России и готового служить ей, как того требовало понимание им своего долга. Это был акт высокой нравственной силы, придавший белому движению энергию для продолжения борьбы.

Вооруженные силы белых подразделялись на добровольческие и регулярные. Добровольческие отряды создавались в начальный период борьбы и впоследствии стали элитными войсками, особенно в составе вооруженных сил Юга России. Таковыми являлись прежде всего так называемые «цветные полки», ставшие со временем хранителями традиций добровольческого движения: «Корниловский ударный полк», «Офицерский генерала Маркова полк», «Офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк», «Партизанский генерала Алексеева полк».

Регулярные части создавались путем мобилизации населения.

Комплектование войск осуществлялось несколькими способами: набором добровольцев, мобилизацией населения и захватом пленных красноармейцев.

Набор добровольцев осуществлялся посредством агитации среди населения многочисленных вербовочных бюро или центров Добровольческой армии, к середине 1918 г. действовавших в Киеве, Чернигове, на Волыни, в Подолии, Елисаветграде, Таганроге, Екатеринославе, Одессе, Николаеве, Тифлисе, Сухуми, Харькове, Полтаве, в Крыму, Могилеве, Кисловодске, в Сибири, Москве, Саратове и других городах центральной России{140}.

Задачи центров видны из отчета генерала М. Штенгеля, начальника Таганрогского центра, главнокомандующему от 16 августа 1919 г. За отчетный период работа центра заключалась «в распространении идей Добровольческой армии, в вербовке солдат и офицеров, в сборе оружия и обмундирования, денежных средств, разведке и контрразведке…» Связь осуществлялась через специальных курьеров. За год в Добровольческую армию было отправлено 400 офицеров, 3500 солдат, оружие, обмундирование, медикаменты и кроме того сдано 120 тыс. рублей{141}.

Подобные центры с февраля 1919 г. действовали также за рубежом среди русских военнопленных. Руководитель центра по набору добровольцев в Германии генерал Потоцкий в письме на имя генерала Драгомирова от 24 февраля 1919 г. сообщал об открытии отделения в Польше по отправке русских офицеров-добровольцев в армию, о передаче финансовой помощи в офицерский комитет в Праге для организации инструкторской офицерской роты «в предвидении военных формирований, предполагаемых из среды военнопленных». Потоцкий видел свою главную задачу в том, чтобы помешать проезду военнопленных в Красную Армию. Он предполагал отправить в Добровольческую армию до 1000 офицеров и 12–25 тыс. солдат{142}. Мобилизация населения стала основным способом комплектования войск в Сибири. Постановлением Временного Сибирского правительства от 31 июля 1918 г. первый призыв молодых людей 1898 и 1899 годов рождения объявлялся на конец августа. Призыву подлежало «все коренное русское население… и переселенцы, прибывшие в Сибирь до 1 января 1915 г.» Продолжительность воинской службы устанавливалась в два года{143}.

Как показывает переписка, шедшая через министерство внутренних дел, первоначально мобилизация населения проходила успешно. Об этом сообщали уполномоченные из Семипалатинска, Тары, Томска, УстьКаменогорска, Ишима, Тобольска и других городов{144}.

Приказом командующего Сибирской армией № 53 от 30 августа 1918 г. была образована особая комиссия «для решения вопросов по организации армии» под председательством начальника штаба армии генерала П. П. Белова. Комиссией было решено разбить территорию Сибири и Дальнего Востока на 5 корпусных районов во главе с соответствующими командирами: Уральский, Среднесибирский, Степной, Восточно-Сибирский и Приамурский. Ими были назначены командовать: генерал от артиллерии М. В. Ханжин, генерал-майор А. Н. Пепеляев, генерал-майор А. Ф. Матковский (сменил генерала П. П. Иванова-Ринова, назначенного командующим Сибирской армией вместо убывшего вскоре на юг России генерала А. Н. Гришина-Алмазова), полковник Элерц-Усов и полковник Г. М. Семенов. Была принята территориальная система комплектования.

Планировалось, что каждый уезд выставит в среднем один полк. Две губернии формировали корпус, включавший две дивизии, по численности доходившие до 10 тыс. человек. Как отмечалось 9 сентября 1918 г. на одном из заседаний комиссии, мобилизация двух возрастов дала Степному корпусу 39 тыс., Уральскому — 33 тыс. и Среднесибирскому — 50 тыс. человек. Ожидалось, что в целом призыв должен был дать около 200 тыс. человек{145}.

Решения комиссии по вопросам организации сибирских войск были утверждены приказом по армии № 80 от 4 октября 1918 г.{146} С этого момента формирование войсковых контингентов велось главным образом на основе мобилизации сибирского населения, хотя, добровольческий принцип действовал и в Сибири. Но добровольчество не получило там широкого распространения, так как главные усилия командования сосредоточивались на проведении призывных кампаний.

К 10 июня 1919 г. вооруженные силы под командованием адмирала Колчака уже состояли из трех армий: Сибирской под командованием генерала Гайды численностью 57 тыс. штыков и 4 тыс. сабель; Западной под командованием генерала К. В. Сахарова численностью 24 тыс. штыков и 6500 сабель и Южной под командованием генерала П. П. Белова численностью 15 тыс. штыков и 12 тыс. сабель. Кроме того, на отдельных направлениях действовали Уральская армия генерала Толстова (на территории Уральского казачьего войска) и 2-й отдельный Степной корпус генерала Ерофеева. Всего в армиях Колчака к указанному выше числу числилось 95547 штыков и 22581 сабля{147}.

Однако отсутствие средств на содержание армии, трудности с доставкой по единственной железнодорожной линии от Владивостока необходимых предметов снабжения и многие другие причины сдерживали процесс увеличения численности войск. Например, в Западной армии к 10 июня 1919 г. было 1714 невооруженных бойцов, а в Южной — 7089{148}. А вот как описывал обеспеченность обмундированием Западной армии к маю 1919 г. ее командующий генерал К. В. Сахаров: «…внешний вид этих русских полков… как будто это были не воинские части, а тысячи нищих, собранных с церковных папертей. Одежда на них самая разнообразная, в большинстве своя, крестьянская… но все потрепалось, износилось за время непрерывных боев… почти на всех рваные сапоги, иногда без подошв; кое-кто в валенках (2-я половина мая!), у иных ноги обернуты тряпками и обвязаны веревочкой; татары большей частью в лаптях. Штаны почти у всех в дырах, через которые просвечивает голое тело. Сверху одеты кто как: кафтаны, зипуны, рубахи и изредка попадается солдатский мундир или гимнастерка. Офицеры ничем не отличались по внешности от солдат. Они стояли в строю, обвешанные мешками и котомками с патронами и все тело их, согнутые ноги, опущенные плечи — показывало, как они устали за время долгой войны и последних боев…»{149} Далее генерал указывал на полное отсутствие белья, отсутствие возможности готовить и давать горячую пищу ввиду недостатка походных кухонь, в результате чего войска были вынуждены питаться консервами и хлебом{150}.

Неудивительно, что при подобных условиях обеспечения армии имелся довольно высокий процент дезертирства мобилизованных. Те же причины нередко приводили и к грабежам местного населения под видом реквизиций. Боевой дух таких войск был невысок. Поэтому при первых поражениях мобилизованные или расходились по домам, или переходили на сторону противника.

Со временем самым простым способом восполнения потерь стал захват пленных у Красной Армии. Он получил наибольшее распространение в армиях Деникина. Если при зарождении Добровольческой армии солдатская масса в ее составе почти отсутствовала, то с течением времени наблюдался рост ее численности. Последний происходил главным образом за счет захваченных в плен красноармейцев. Ко времени боев 1920 г. за Крымский полуостров, по оценке полевых командиров, они составляли до 90 процентов состава даже лучших офицерских полков и в боях действовали безукоризненно{151}.