Глава десятая: Даня
— Перестань злоупотреблять моим номером в личных целях, Ленский, - говорит Варя, взглядом оценивая дистанцию между нами.
— В чем проблема просто подвезти домой учительницу?
— Ты правда не понимаешь или просто прикидываешься?
Зеленые глаза, наконец-то, смотрят прямо на меня. У нее такой взгляд, что хоть рехнись – а не оторваться. Проваливаюсь туда, в самую глубину, и в голову лезет какая-то поэтическая дичь, явно вдолбленная ее же уроками.
— Ленский, ты меня слушаешь?
— Прости, Колючка, нет, - честно отвечаю я. – Хочу тебя потрогать, можно?
Ее быстрый уход за спинку стула – лучше всякого «нет».
— И я тебя очень прошу – перестань избивать своих одноклассников.
— Ты же без пальто прибежала на классный, да? Замерзла? Или сильно волновалась? Или обо мне думала?
Она молча пытается понять, к чему я клоню.
Ладно, по хрену. Сдурею, если не сделаю хотя бы это.
Одной рукой просто отбрасываю стул, другой сжимаю ее талию. Варя не теряется – тут же бьет меня по плечу, потом отвешивает звонкую пощечину, но я все равно увожу ее в угол за доской. Там огромный дурацкий цветок, и даже если кто-то вломится в класс, у меня будет пара секунд, чтобы изобразить пристойность.
Черт, а крепко она мне вмазала: щека ноет и горит.
— Ленский! Немедленно! Убери! Руки! – Училка не кричит, но громкий шепот весь сочится злостью и негодованием.
Прижимаю ее к стене, и свободной рукой делаю то, о чем мечтал весь проклятый бесконечный урок: указательным пальцем обвожу контур соска под платьем. Варя просто цепенеет от моей наглости. Не сомневаюсь, что как только «проснется», снова мне врежет.
— Когда ты пришла в класс, твои соски были твердыми, как от холода или возбуждения, - говорю очень-очень тихо. Реально с какого-то хрена сел голос. Волнуюсь, что ли? – И Тучинский тоже это заметил. Я бы ему глаза на жопу натянул, если бы он и так не был полным уродом.
— Ты просто наглый самоуверенный мальчишка, - брыкается она.
В ее случае, назвать меня мальчишкой – самый верный способ нарваться на мое дикое желание доказать, насколько давно я уже не мальчик. Просто нереально бесит.
Я почти готов отпустить ее, но в последний момент замечаю, что тонкая ткань платья снова натянулась. Господи, да, блядь! Большим пальцем поглаживаю тугой сосок. Голова вертится глобусом, все нормальные мысли спрыгивают с американских горок. Я так хочу расстегнуть ее платье, что выпадаю из реальности, слепо шаря по спине Колючки в поисках молнии.
Вторая тяжелая пощечина возвращает меня с небес на землю.
Варя тяжело дышит, плечи поднимаются и опадают, глаза сверкают такой злостью, что где-то в реальности героев Марвела я бы уже давно стал горстью пепла.
— И чем ты лучше Тучинского, а? – бросается она. – Такой же озабоченный переросток. Захотел добавить трофей в свою копилку, Ленский? Или у вас какой-то тотализатор?
— Ты пересмотрела тупых мелодрам, Колючка. – Потираю побитую рожу, но от греха подальше сую вторую руку в передний карман джинсов. Когда она придет в этом платье в следующий раз, я по крайней мере буду знать, что молния у него точно не на спине. – Ты мне просто нравишься, я тебя просто хочу.
Она вздрагивает, как будто я признался, что мечтаю сожрать ее печень.
— У меня есть муж, Ленский, и я его люблю.
Почему мне кажется, что сейчас она обманывает не меня, а себя? Может, потому что мне хочется так думать?
— Ты ставишь меня в неловкое положение, - продолжает она. – Я просила этого не делать, но ты продолжаешь. Я тебе просто не нравлюсь? Так и скажи. Совсем не обязательно лапать меня, чтобы вынудить написать заявление.
— Ты чем слушаешь, Варя? Я же сказал, что нравишься.
— Тронешь меня еще раз, хоть пальцем – я уйду. Клянусь, что уйду, хоть мне очень нужна эта работа.
Колючка хватает пальто, сторонится, когда пытаюсь помочь ей одеться.
Не смотрит. Снова не смотрит, как будто я глубоко ей противен, и выбегает в коридор, бросая дверь нараспашку.
Под звук ее каблуков, медленно сползаю по стенке, вытягиваю одну ногу и, начихав на правила, закуриваю прямо в классе.