Норовистая голова потащила за собой не слишком сильного грека, и тот сумел её удержать, лишь зацепившись ногами за корень. Леший, крякнув, всадил кол в глаз чудовищу. Брызнула бело-красная слизь, прожигая насквозь кафтан лесовика. Дерево пробило кость черепа и глубоко вошло в мозг. Голова замерла неподвижно, а рядом с ней поднялась полупрозрачная тень одноглазого великана.
— Благодарю тебя, лесной дух. Всё-таки меня убил не человек, — произнёс призрак и растаял в вечерних сумерках.
Из-за дерева робко вышел перепуганный пастух, которого чары Нерады лишили на время голоса и движения.
Когда в долину въехали росские всадники, леший и грек встретили их, сидя на голове гиганта и попивая овечье молоко. Вишвамитра, подняв обеими руками кханду, разрубил крест-накрест мёртвую голову. Её остатки русальцы сожгли на осиновых дровах, а пепел бросили в Ворону.
Морвран с Бесомиром недоумевали. Всё шло по их хитроумному плану: увести росов от головы Балора и заманить на речку Велесницу, где их ждало кое-что не лучше исполина. Вместе со скачущими друидами катился, изображая голову великана, чёрный мяч, в который обратилась ещё одна ведьма-друидесса. И вдруг росы повернули назад. Верховный друид мысленно вызвал Нераду, потом Балора. Оба молчали. Тогда он послал Бесомира. Тот подобрался поближе к укромной долине. То, что старший друид там увидел, заставило его бессильно опуститься на землю.
Слёзы текли по лицу Бесомира. Он плакал не о сгинувшем чудовище, не о могуществе, которое оно могло дать. И не о любовнице — у него их хватало. А о единственной душе, которой он мог не опасаться, для которой он был просто Бесомиром, а не опасным и мстительным друидом Буссумаром. Теперь-то он не бросит колдовства, не поселится в лесах: не с кем и незачем. Его уже не трогало падение царства бастарнов и могущества друидов. Одно ему оставалось, чтобы жизнь не утратила смысл: мстить Солнце-Царю, погубить и обесславить его.
Росы в тот день не стали дальше преследовать друидов. Весь вечер пировали и веселились в долине, благо баранины хватало, да ещё словене из соседних сел нанесли угощения. А наутро в стане появился незнакомец. Седой, как лунь, длиннобородый, благообразный, он назвался Светломиром, странствующим волхвом. Вышата о таком слышал, но не встречался. Гость сообщил, что друиды разбежались по лесам и ловить их теперь можно разве что поодиночке. С чувством, но без заискивания восхвалил великие подвиги царя росов. Потом сказал:
— Есть подвиг, царь, одного тебя достойный. В истоках Велесницы появились два чудовища. Одно — Сыроед, великан одноглазый. От его взгляда вода пропадает, уходит под землю. Другое — змей, что воду выпивает из рек, озёр, облаков. И нет на них управы ни от людей, ни от богов.
— Здешние словене мне о них не говорили, — удивился царь.
— Боятся, вот и не говорят. Ты ведь избранник светлых богов. А чудищ тех послал бог Велес.
Словене вдруг наперебой заговорили:
— Житья от них, проклятых, нет! Сыроед только дичь да скотину жрёт, а змей ещё и людей норовит! Этим летом засуха, вдруг и на тот год? Осень-то какая сухая! Велесницы уже нет, Ворона обмелела, скоро и до Днестра доберутся!
— Вот видишь! Целый край гибнет от этих тварей, и некому их одолеть, кроме тебя, непобедимого Солнце-Царя! — сказал Светломир.
— Защити нас, Солнце-Царь! — разом зашумели словене. — Все знают: ты силён, как Перун, и справедлив, как Даждьбог! Перед твоей Огненной Чашей никто не устоит!
— Да что нам Велес! Ты, царь, одолел саму Ягу-Смерть! — лихо воскликнул Неждан.
Дружинники одобрительно загудели. Волх хищно осклабился, полный охотничьего азарта:
— Охотились мы на пекельных тварей, поохотимся и на Велесовых. Нам, волкам, лишь бы Ярила, волчий бог, не прогневался да Девана-охотница.
Взгляды всех обратились к Ардагасту. А он чувствовал: поднимается какая-то могучая, но мутная волна, способная вознести их всех высоко и неведомо куда сбросить. Царь взглянул на тех, кому рассудительность не изменяла никогда, — на Вишвамигру, на волхвов. Кшатрий медленно проговорил:
— Индра-Громовержец сразил змея Вритру, что преграждал путь водам, и его брата Валу, похитителя скота. То был величайший подвиг царя богов. И величайший его грех, ибо убитые были брахманами. Что не мешает брахманам воспевать этот подвиг в сотнях гимнов, — усмехнулся индиец. — А помощником Индры в этом деянии был Вищну-Солнце. Этот Вала — не родич ли Велеса, скотьего бога? А ещё Индра поразил змея Шушну, насылавшего засуху. Если уж воинам грешить, то только так.
— Да. Вы, воины Солнца и Грома, служите молодым богам, сильным и отважным. Что вам старый бог-колдун? Его время давно ушло, — сказал странствующий волхв. В его спокойном тоне слышался вызов.
Милана с Мирославой промолчали. Усомнись пришелец в силе Лады и её дочерей, которым они служили, волхвини нашли бы что возразить. Но Велес... Хоть он и старейший из богов-мужчин, но не старше Матери Богов, своей супруги. Солнечные волхвы, к которым принадлежал Вышата, относились к этому древнему охотничьему богу и его лунной магии несколько свысока. И всё же Вышата сказал:
— Велес — светлый бог, и не пристало нам с ним враждовать.
— Значит, от него надлежит терпеть всё? Чем же тогда он лучше тёмных богов? — прищурился Светломир.
— Если воевать, то с теми, кто творит зло именем светлых богов, как те друиды в Звенигороде. Но разве можно из-за каких-то колдунов или чудовищ стать врагом Месяцу и его звёздным стадам? Свет в ночи не нужен только лиходеям.
— Вот и избавьте этот край от них. А то на Велеснице уже пристроился колдун Велегор. Зовёт себя жрецом Велеса и требует жертв чудищам.
Ардагаст решительно встал. Терпеть здесь ещё одно колдовское гнездо он не собирался даже во имя Велеса, только что помогшего ему на Золотой Липе.
— Мы идём к Велеснице. Но не на Велеса, а на Сыроеда со змеем.
Велесница не только высохла, но и дно её потрескалось, как те русла мёртвых рек и заброшенных каналов, на которые Ардагаст насмотрелся в южных пустынях. И так же, как там, валялись обглоданные кости животных и людей. Копыта коней стучали по сухой земле. Берега и склоны долины становились всё круче, словно вела она прямиком из этого мира в подземный. Наконец впереди, где смыкались склоны, показался тёмный зев пещеры. На пути к ней стоял, раскинув руки, дородный волхв с лохматой чёрной гривой и такой же бородой.
— Стойте, святотацы! Зачем ведёшь людей к погибели, окаянный и безбожный царь?
— Не тебе меня останавливать, шакалу при чудовищах! Вон как раздался на объедках! Я в Бактрии тигров добывал, — царь похлопал по тигровому чепраку, — а шакалов, что при них кормятся, плетью гнал!
— Тебя остановит тот, кто могущественнее всего твоего войска, — зловеще произнёс волхв и отошёл к пещере.
К нему зачем-то подошёл Светломир. А из пещеры уже доносилось громкое шипение и рёв. Всадники выставили копья, напряжённо вглядываясь в темноту входа. И не сразу заметили, как над пещерой появилась громадная, поросшая чёрным волосом фигура с головой, будто сарматский котёл, и единственным глазом посреди лба.
Кто-то запоздало схватился за лук. Но мохнатое веко уже поднялось. Синим огнём полыхнул недобрый глаз. И тут же дно русла вместе с людьми пошло вниз, а склоны долины — вверх. Не стало пути ни вперёд, ни назад, а вверху склоны сомкнулись, скрыв осеннее небо. Кони испуганно заржали в наступившем мраке. Кто-то из людей ругался, кто-то поминал богов. Вдруг впереди, выше человеческих голов, появился бледный серебристый свет. На выступе под сводом пещеры стоял старик в белой одежде и остроконечной шапке, с бородкой и сияющими рогами. Тем, кто глядел снизу вверх, он казался уже не маленьким, а высоким и грозным. Лицо его было сурово и гневно.
— Ну что, премудрые волхвы и великие воины, ещё одного подвига захотели? Вот и провёл вас за нос ряженый с накладными волосами и бородой из конского хвоста. Волхв Светломир сейчас в Прусской земле. А это Бесомир, колдун и пройдоха, каких мало. Великана со змеем сразить собрались? А не ведаете, зачем я их в Средний мир посылаю. Воды-то под землёй — целые моря. Если вырвутся — потоп будет. Вот Сыроежка мой со змеем лишнюю воду и не пускают. А вы на них целой ратью...