Только у некоторых, более состоятельных ополченцев оказались кожаные панцири с нашитыми спереди бронзовыми пластинами и медные шлемы конусом. Остальные пришли в повседневной одежде — серых длинных рубахах, перетянутых грубым ремнём, в бурых или серых плащах домотканой шерсти. На голове круглые войлочные шапки. Обувь — либо деревянные сандалии с ремешком, либо (у зажиточных горожан) кожаные башмаки с перекрещёнными под голенью ремнями. Немало оказалось и таких, которые явились босыми.

Железных мечей и копий с железными наконечниками не оказалось даже у начальников.

Почти все воины ибрим располагали самодельным копьём с бронзовым наконечником, небольшим медным ножом, пращой из в винного куска кожи и обычной дубинкой, превращённой с помощью обжига над костром в боевую палицу. Прихватили мешки с булыжниками, отобранными для метания из пращи. Многие взяли с собой топоры дровосеков или земледельческие мотыги. Луки и стрелы имели редкие стрелки и охотники.

Саул заткнул за пояс топор, которым он рубил своих же волов для символического послания во все колена Эшраэля. Был у него широкий отточенный нож и здоровенная палка, отполированная и крепкая как металл.

Таким же образом вооружился его двоюродный брат Абенир. Он откровенно радовался предстоящему нападению на аммонитов. Ноздри его плосковатого носа торжествующе раздувались, а курчавая бородка на крепкой челюсти вызывающе чернела впереди лица.

Бецер, как дальний родственник и постоянный слуга Саула, превратился в его оруженосца. У него тоже торчали за поясом небольшой топорик и нож с кривым лезвием. Кроме того, он нёс на плече пять метательных копий для господина — с наконечниками из полированного обсидиана. На другом плече Бецер тащил круглый бронзовый щит, подаренный каким-то эфраимитским доброжелателем царя. Щитов почти ни у кого не было, разве что деревянные, обтянутые бычьей шкурой.

Рядом с Саулом оказались послы из Явиша Галаадского. Они давно перестали жалобно ныть и рвать на груди одежды. Их движения были деловиты, на скулах играли злобные желваки, а в глазах проблескивало удовлетворение результатом своего посольства. Они пообещали вывести войско к холмам напротив Явиша, под которыми разбил свой лагерь царь Нахаш.

Времени оставалось мало. За ночь предстояло прийти к указанному месту и напасть на аммонитский лагерь.

На всякий случай, чтобы из-за случайности не нарушилась тишина, в войско не взяли ни одного осла или мула. Подальше отогнали собак. Успеху нападения могла сопутствовать только внезапность.

Солнце собиралось зайти и грело почти по-летнему, когда сосредоточенные отряды бойцов выступили из Безеха.

Саул передал через помощников, чтобы разговоры велись только в полголоса. Лучше же было их исключить. Абенир, передавая его приказ, добавил от себя: каждый, кто помешает внезапности нападения, будет беспощадно убит.

Шли в тишине. Слышны были только шаги тысяч людей, возбуждённое дыхание воинов, иногда тихие переговоры ведущих. Где-то заливались плачущим воем стаи шакалов. Ещё дальше, за невысоким ребристым горным хребтом, раскатилось рыканье льва. Когда приближались к зарослям терновника и акации, оттуда доносились жуткие крики хищных ночных птиц. Воины вздрагивали и шептали оберегающие заклинания, дотрагиваясь рукой до амулетов-террафим, фигуркам из кости и камня, висевших на шнурке или спрятанных в поясе. Великий, невидимый, непостижимый и неумолимый Ягбе был далеко. А эти божки всегда оказывались под рукой.

В середине ночи добрались до Ярдона. Выплыла золотой полкой луна, облила сияющим глянцем поросшие кустарником бугристые скаты берега. Под луной резко поблескивала мутная мода реки с небыстрым течением. Собранно, осторожно, помогая друг другу, перешли в наиболее мелком месте Ярдон. Противоположный берег, крутой, раскатистый, мрачно чернел купами тамариска.

Показался человек в стороне, вгляделся, ужаснулся. Беззвучными прыжками помчался прочь от безмолвного похода вооружённой толпы. Просвистели взмахи пращей. Камни вылетели, настигли ночного незнакомца. Он вскрикнул, упал. К нему устремились, быстро закончили дело. Вернулись в строй. Снова потекли через холмы и долины тысячные колонны, разделённые на сотни и пятидесятки.

К исходу ночи слегка похолодало. Где-то из распадок холмов, из расщелин гор выползли струйки туманов. Воздух сделался цепким, но был ещё тёмен. Приближалось появление солнца. Это могло испортить задуманную внезапность нападения. Ещё немного, и ополчение вышло к явишским холмам, грядой растянувшимся напротив города. Под холмами спал аммонитский лагерь.

По предварительному уговору, опытные охотники-юдеи и люди Шимона — пробирались в кустах и зарослях верблюжьих колючек к сотням чёрных шатров. Там дымились, догорая костры. По краям лагеря в нескольких местах виднелись неподвижные фигуры часовых с копьями. Один аммонит, сидя на верблюде, наблюдал а округой с высоты верблюжьего роста. Явно чувствовалось: за семь дней безмятежного ожидания посты дерзких вымогателей слишком привыкли к покою, они подрёмывали.

К дремлющим сторожам, прижимаясь к земле, поползли гибкие юноши с ножами в зубах. Лучший охотник из колена Бениаминова, отодвинув ветку дикого орешника, натянул лук и долго держал оперённое завершение стрелы у своего уха. Наконец звякнула тетива. Пронзённый стрелой аммонит беззвучно упал с верблюда. Через некоторое время, захрипев, растянулись на земле другие сторожа.

Саул взял в одну руку дубину, в другую топор и бросился к чёрным шатрам. Также молча, приготовив смертоносные копья и палицы, воины ибрим побежали за ним. Тысячи эшраэльских ополченцев, расположившись живой дугой, обрушились на лагерь царя Нахаша.

Вначале слышался только нарастающий шум, глухой топот, отдельные вскрики. Закачались и стали то здесь, то там валиться шатры. Шарахнулись, бренча бубенцами, верблюды. И наконец дикий предсмертный вопль сотен глоток взмыл над лагерем аммонитов: «Хебраи!» Так гибнущие потомки Эшмаэла назвали своих врагов их древнейшим, ещё «доегипетским» именем.

Сопротивление полусонных аммонитов было сломлено, хотя некоторые пытались яростно защищаться. Дорвавшись до пестроцветного царского шатра, Саул не обнаружил там Нахаша. Но на него бросился приближённый аммонитского царя, рослый воин с коротким кривым мечом.

Саул ударил его дубиной по голове с такой силой, что череп аммонита треснул, обнажив мозг. Глаза выпали из орбит и повисли на жилках, плача кровавыми слезами. Рядом Абенир разрубил топором туловище другого Нахашева силача, так и не успевшего дотянуться до своего копья.

Жуткие вопли боли и отчаянья, и торжествующий рёв воинов Эшраэля, успешно осуществивших стремительное, как прыжок льва, нападение, подтвердили исход короткого сражения. Большинство аммонитов было не просто убито, но растерзано, — будто тела их бешено рвала стая волков.

Саул метался в самом центре лагеря, нанося страшные удары дубиной и топором. Около него также свирепо, с наслаждением и сноровкой врождённого бойца, колол и рубил Абенир. Бецер старался находиться рядом, он держал наготове щит, чтобы в любое мгновение прикрыть своего господина, ставшего царём. Сотня добровольных охранников Саула неистово размахивала оружием вблизи него. Они старались не рассеиваться по лагерю, а находиться рядом.

Разгром аммонитов был страшный. Почти все валялись, поливая кровью каменистую землю. Тот, кто оказался раненным, завидовал убитым. Живым выкалывали глаза, выбивали зубы, вытягивали и отрубали язык.

   — Умерщвляйте всех во имя Ягбе! — рычал Саул, впавший в состояние, близкое тому, что охватило его во время неожиданного пророчества. — Так приказал великий судья Шомуэл! Месть Эшраэля должна быть полной и беспощадной.

Открылись ворота Явиша, и горожане, вооружённые чем попало, побежали довершать победу ополчения. Всего нескольким десяткам аммонитских воинов удалось вырваться и убежать, скрывшись в колючих кустах дрока или в случайно подвернувшихся в расщелинах. Также с десяток всадников успели умчаться на беговых верблюдах. Вслед им летели камни из пращей и редкие стрелы.