— Пережди эту ночь, — сказал ангел. — С рассветом пойди на восход. Увидев впереди город, войди в него. Не бойся. Ты избежишь преждевременной смерти. Жизнь твоя продлится долгие годы.

Чувствуя, как слёзы застилают глаза, Добид ещё ниже наклонил голову. Так он находился достаточное время, чтобы сосчитать трижды по сто.

Порыв тёплого ветра овеял его густым запахом диких роз. Когда он решил наконец поднять взгляд, то никого уже не увидел. Впрочем, высоко в меркнущем воздухе плавно удалялась большая светлая птица. И чем дольше юноша провожал её взглядом, гем больше она напоминала плывущую среди пепельного неба звёздочку, которая в какое-то мгновение ободряюще мигнула ему и исчезла.

Ночь Добид просидел, прислонившись к стволу старого дуба. У правой руки он на всякий случай положил недавно срезанную толстую палку. Левую держал на рукояти меча. Дерюжный плат спасал его от ночной прохлады. Где-то внизу, в ущелье, слышались многоголосый плач и завывание шакалов.

Однажды изгнаннику показалось, что кто-то безмолвным и крупный медленно к нему приближается. Неясный силуэт остановился неподалёку, вздыхая и неподвижно глядя светящимися испуганными глазами.

Добид напрягся, приготовив палку и меч. Но приблизившийся во мраке не напал на него. Он удалился так же тихо, как и появился. Светящиеся глаза пропали в густой чаще кустарника Добид сообразил, что это был безобидный олень.

Лес в ранний утренний час благоухал свежестью и ароматическими смолами. Юноша шёл в указанном ему направлении. На краю горного леса его окружило бесплотное, сумрачно редеющее пространство. Это рассеивался туман перед восходом солнца. Когда оно показалось малиново-золотым краем, он увидел внизу, посреди суровой каменистой равнины, городок: прижавшиеся боками домики с плоскими крышами и башни по углам городской стены.

Старые, искарябанные и треснувшие ворота уже открыли. Пастухи гнали на травянистые холмы семенящих чёрными копытцами белых и пёстрых овец. Несколько женщин с кувшинами отправились к обложенному плиткой источнику. Двое молодых парней с топорами за ремённым поясом тянули за повод ослов: видимо, дровосеки спешили по прохладе в лес.

Добид осторожно вошёл в город, неуверенно приглядываясь к нескольким двухэтажным домам, стоявшим отдельно и окружённым булыжной изгородью. Неожиданно калитка в изгороди отворилась. Соблюдая строгий порядок, из неё появились седобородые старцы и мужчины средних лет в светлых одеждах с короткими льняными ефодами поверх одежд. По этим ефодам и наголовникам с зелёными полосками он определил, что это жрецы-левиты.

Первым достойно выступал человек с выделяющимися скулами и тёмным цветом лица. В квадратной бороде его белела пятнами седина. Он опирался на посох, напоминавший посох первосвященника Шомуэла. Жрецы и служки, следовавшие за ним, пели утробными голосами молитвы, предохраняющие от случайного отравления, от острия стрелы и злого глаза. Этими молитвами они не особенно отличались от жрецов ханаанских богов, но в конце каждого заклинания взывали к единому и всемогущему Ягбе.

Процессия остановилась, потому что главенствующий левит с удивлением воззрился на юношу в дерюжном плаще. Он вспоминал, где он видел эти серые глаза и некруто вьющиеся белокурые с рыжиной волосы. Овальное лицо с правильными чертами было по-юношески миловидно и слегка золотилось на подбородке пушистой порослью. Путник не отличался высоким ростом и могучим сложением, однако в его стройности и осанке ощущалось нечто значительное. Ногам его в красоте и соразмерности позавидовала бы женщина; кисть смуглой руки невелика, но это была бесспорно рука воина. Путник поклонился, прижав ладонь ко лбу.

   — Мир тебе, почтенный, — произнёс он мягким голосом. — Как называется этот город?

   — Это город Номба, здесь находится левитское братство и постоянный алтарь Ягбе. Я возглавляю братство священников, а имя мне Ахимелех. Тебя же я узнал, не напрягая памяти, потому что присутствовал в войске, когда ты, доблестный юноша, победил огромного пелиштимца. С тех пор, я слышал, царь возвеличил тебя. Ты ведь стал его тысяченачальником.

   — Да, это правда. Я — Добид из Бет-Лехема, зять царя Саула.

   — Но почему ты один? — Ахимелех отступил на шаг, пребывая в некотором смущении. — Где твои сопровождающие, слуги и воины? Почему ты одет, как бедный козопас, а не царский зять?

   — Царь поручил мне особое дело, — сказал Добид тихо. — Он приказал, чтобы никто не знал об этом. Дело касается военных приготовлений в войне с князьями Пелиштима. Своих слуг и воинов я оставил в известном месте.

   — А, понимаю, — округлив глаза и тоже приглушая голос, поторопился заверить Добида Ахимелех. — Я могу быть тебе полезен?

   — Мои люди три дня не ели хлеба. Если у тебя есть, дай мне хлебов пять или что найдётся.

   — Подожди немного. — Ахимелех пошептался с кем-то из процессии бородачей в полосатых наголовниках и обратился к Добиду: — В наших домах из печёной пищи есть только освящённые молитвами хлебы. Но такой освящённый кемах может вкушать человек очистившийся, не имевший близости с женщиной и не совершивший убийства.

   — Мои воины не сражались и не видели женщин ни вчера, ни третьего дня со времени, как я вышел из Гибы, — схитрил Добид.

Тот, кто заведовал в Левитском братстве выпечкой хлебов, ушёл с послушниками обратно. Скоро он принёс корзину румяных караваев с выдавленной формой священного знака.

Спрятав свой меч под дерюжным плащом, Добид сказал Ахимелеху:

   — Ещё одна просьба, почтенный. Нет ли в твоём распоряжении оружия, достойного тысяченачальника. Я так торопился исполнить поручение нашего господина и царя, что взял с собой только нож.

Такое заявление могущественного полководца и тем более царского зятя не показалось пожилому левиту странным. Мало ли что случается там, в Гибе? К чему удивляться и выспрашивать подробности?

   — Ты, наверное, знаешь, — с понимающей улыбкой заговорил скуластый левит, несущий в своём облике нечто от первоначальных потомков Левия (Леба), определённо напоминавших египтян, после твоего незабываемого и немеркнущего подвига, о доблестный бетлехемец, царский сын Янахан передал через жреца Ахию подарок для нашего святилища. А подарок этот меч поражённого тобой нечестивого Галата. Его собственным мечом ты и отсёк ему голову. И, конечно, совершенно справедливо, чтобы меч не висел праздно у алтаря, а принадлежал тому, кто завладел им в бою.

Простоватый, но хитрый (как он сам о себе думал) Ахимелех решил: царский зять явился сюда наверняка за ценным мечом, который, видно, давно хотел прибрать к рукам.

Опять были даны распоряжения, и два седобородых левита с поклоном вручили Добиду завёрнутый в кусок серебристой ткани тяжёлый меч.

Добид даже предположить не мог, что ему выпадет такая удача. Он ещё более уверился: и вторичное явление ангела, и только что испечённые священные кемахи, и пелиштимский меч — это символы одного порядка, свидетельствующего о покровительстве высших сил или, говоря прямо, о божьем благословении.

Простившись с Ахимелехом, Добид покинул гостеприимный левитский городок Номбу. Он отправился к лесу, таща корзину с хлебами и радостно придерживая у пояса железный меч.

Левиты продолжили свою процессию с пением молитв, довольные, что оказали содействие царскому зятю. Но один человек, смуглый, с испятнанным тёмными пятнами, будто заляпанном грязью лицом, пришёл к совершенно другому умозаключению. Это был начальник царских пастухов, идумей Доик.

После того как Саул назначил его командовать отрядом стражей, направленных в Рамафаим для поимки Добида, идумей потихоньку скрылся из Гибы. Он проклинал своих воинов, впавших в безумие из-за колдовского пророчества первосвященника, боясь расправы, Доик прятался в Номбе и ждал дальнейшего развития событий.

И вдруг — на тебе! — зять царя, которого приказано доставить живым или мёртвым, разгуливает на свободе в полном одиночестве. Конечно, можно было бы изобличить его россказни о якобы тайном поручении царя. Но левит Ахимелех вряд ли поверит идумею, а не царскому зятю. Старик не рискнул бы задержать героя, которого он узнал в лицо. Поэтому Доик благоразумно промолчал. И потом — мало ли... а вдруг бетлехемца и правда поджидают сообщники? Однако лишь только Добид удалился в сторону лесистых предгорий, идумей тоже распрощался с левитами. Он сел на своего осла и, долбя его бока пятками, погнал к Гибе.