Но вот явился случай — Его величество, прекрасный и необыкновенный, и Грета Гарбо из незаметной и безвестной статистки стала мировой знаменитостью, сыграв первую свою крупную роль, кажется, это была роль какой-то королевы, а может быть, еще кого-то, я запамятовала. В конце концов прошло немало лет, можно и позабыть некоторые даты и события…

Я разглядывала девушек, красивых, некрасивых, сердитых, смеющихся, сосредоточенных, веселых, буднично одетых или принаряженных, фотогеничных, как мне думалось, или совершенно невыразительных, незапоминающихся…

Мысленно я сравнивала их всех с собой.

«Нет, думала я, никто не идет ни в какое сравнение, я лучше всех. У меня на редкость фотогеничная внешность…»

И мне представлялось, как входит режиссер, тот самый, в чьих руках мое будущее, моя карьера, в сущности, вся моя жизнь, острыми своими глазами он осматривает всех этих претенденток сниматься в массовке и вдруг подзывает меня к себе. Он кивает, я не сразу соображаю, что он зовет именно меня, мои соседки удивлены, не скрывая своей зависти, переглядываются, а он зовет меня и говорит:

— Идемте, у меня для вас есть роль. Ваш типаж подходит для этой роли…

И вот я уже снимаюсь в главной роли, в самой главной.

О, какое счастье!

Я задумалась и не увидела, как в залу в самом деле вошел высокий толстый мужчина в пестром джемпере.

Зойка сильно толкнула меня локтем в бок, и я немедленно вернулась в действительность.

— Десять девушек подойдите сюда, остальные можете идти домой, — сказал он громким, явно простуженным голосом.

Подойдя к девушкам, стоявшим впереди, он стал командовать:

— Вот вы, и вы, и вы, и вы. Так, еще пять человек. Все! Хватит!

Зойка, смелая и языкастая, выкрикнула со своего места:

— А нам что же, не солоно хлебавши уходить?

Он ответил, даже не взглянув в Зойкину сторону:

— Я же уже сказал, остальные — по домам…

Мы вышли с Зойкой из зала, она сказала:

— Постой, поищем-ка сперва Арсюшу…

Арсюша был тот самый ассистент оператора, благодаря которому мы приехали на «Мосфильм».

Мы отправились с Зойкой в длительное путешествие по этажам и лестницам, Зойка обладала каким-то необыкновенным чутьем, она никого не спрашивала, а все шла и шла, уверенная, что идет верно, и в самом деле, она шла верно, и привела меня в некую почти пустую комнату, уставленную столами, за которыми никто не сидел. Лишь на подоконнике уселся, поджав под себя ноги, белобрысый, остроносый паренек, с аппетитом уплетая бутерброд с любительской колбасой.

— Вот и Арсюша, — воскликнула Зойка.

Я удивилась про себя:

«Неужели это и есть тот самый Арсюша, ассистент оператора, о котором мне приходилось столько слышать?»

Ведь каждый разговор на любую тему Зойка начинала и кончала именем Арсюши:

— Арсюша говорит, что лето будет дождливое…

— Арсюша так считает…

— По Арсюшиному мнению…

— Арсюша посоветовал…

Как-то я спросила ее:

— Должно быть, ты влюблена в своего Арсюшу?

— Вот уж нет, — ответила Зойка. — Да никогда в жизни. Мы просто друзья!

И я поверила ей, потому что считала, что моя Зойка, решительная, мужеподобная, походившая на парня со своими торчащими во все стороны вихрами, с размашистой походкой и скуластым лицом, вообще не может влюбляться.

— Салют! — сказал Арсюша, проглатывая последний кусок своего бутерброда.

— Ну и втравил же ты нас! — укоризненно продолжала Зойка. — Знали бы мы, что будет вот так вот, ни за что бы не приехали! Правда, Алка?

— Правда, — ответила я.

— Постойте, девочки, — сказал Арсюша. — Не все сразу. Вы что, не подошли или еще что-то?

— Еще что-то, — сказала Зойка. — На нас вообще-то никто никакого внимания не обратил, отобрали десять штук, а всем остальным предложили адью, ариведерчи, в общем — гудбай!

— Кто отбирал? — спросил Арсюша.

— А я знаю, — в тон ему проговорила Зойка. — Толстый такой тип в пестром джемпере, с трубкой…

— Гарик, — немедленно решил Арсюша. — Свой мужик, можешь мне поверить!

— Верю, — отозвалась Зойка. — Ну и что с того, что свой?

— Он режиссер? — спросила я. Арсюша усмехнулся.

— Такой же, как и я. Той же самой породы. Помощник директора картины, вот он кто…

И, не говоря больше ни слова, Арсюша спрыгнул с подоконника, сел на ближайший к нему стол и стал набирать номер какого-то телефона.

— Гарик, — это ты? — услышали мы с Зойкой. — Привет, старче. Да, это я. Пять за угадку. Что ж ты моих подружек обидел? Каких, спрашиваешь? Увидишь, поймешь, очень даже прекрасные собой, как индийский лотос в пору полного цветения…

— Начинается, — сердито пробормотала Зойка. — Вот он всегда так…

Арсюша между тем замолчал, слушал, что ему говорит Гарик. Потом снова заговорил:

— Так вот, старик, стало быть, у меня к тебе просьба. Да, да, угадал, ты всегда обладал острым умом и находчивостью. Значит, берешь их в массовку? Ну вот, почему? Да? Ну что ж, ладно, ничего не попишешь. Подождем. Привет от землячества.

Арсюша положил трубку, произнес с сожалением, которое показалось мне непоказным:

— Это моя ошибка. Надо было, девочки, все, как есть, предвидеть и сказать ему загодя. Сейчас он говорит, что ему никто не нужен, но, может быть, через какое-то время…

— Ладно, — перебила его Зойка. — Как-нибудь, в другой раз созвонимся, сейчас и тебе и нам некогда…

— Что касается меня, то у меня есть время, — возразил Арсюша, но Зойка не стала его слушать, схватила меня за руку и вместе со мной выбежала из комнаты.

Всю дорогу до моего дома она нещадно ругала Арсюшу.

— На этом все! — негодующе говорила Зойка. — Он для меня кончился раз и навсегда!

— Будет тебе, — пыталась я уговорить Зойку, правда, довольно вяло, потому что и сама в душе была сердита на Арсюшу. — Ну, бывает, случается, у кого не было ошибок?..

Но Зойка не слушала меня.

— В такую даль перлись, тут экзамены подпирают, а мы тоже, туда же, в кино захотели сниматься…

Зойка жила в общежитии, а я дома с бабушкой. Родители мои остались на Урале, в Миассе, где папа работал инженером на большом машиностроительном заводе; каждый месяц мы с бабушкой получали от папы и мамы очень вкусные посылки. Кроме того, они слали мне также деньги на житье-бытье, потому что стипендии мне никак не хватало…

Подошли экзамены, мы с Зойкой готовились по целым дням, она приходила ко мне и проводила весь день, до вечера.

Бабушка кормила нас, она была великая мастерица готовить всевозможные славные блюда — вареники, домашнюю лапшу, крупеники, умела печь такие пироги, что при одном лишь взгляде на них текли слюнки, и Зойка говорила:

— Не знаю, как мы сдадим экзамены, но то, что мы с тобой основательно разжиреем, это уж наверняка!

Однажды, когда мы сдали уже все экзамены и Зойка собиралась ехать к себе в Калязин, откуда была родом, она прибежала ко мне рано утром.

— Звонил Арсюша…

Это был первый Арсюшин звонок за все это время.

— Усиленно приглашает сниматься, — продолжала Зойка.

— Когда?

— Послезавтра.

— Поедем? — спросила я.

— Нет, — ответила Зойка, и я почувствовала в ее голосе металл. — Никогда. Ни за что! Тем более что у меня билет взят на завтра…

— Сдай билет и останься, — предложила я.

Но она решительно отказалась.

— Не могу и не хочу! А ты, если желаешь, поезжай на «Мосфильм», к Арсюше. Дорогу вроде бы знаешь? Вот тебе его координаты…

Я пожелала, дорога на «Мосфильм» была мне знакома.

— Я поеду домой, — сказала Зойка. — Отлежусь, отъемся, отосплюсь в охотку. Хорошо!

К слову должна заметить, что Зойка совершенно искренне оставила мысль сниматься в кино.

Вдруг решила, что никакой актрисы из нее не получится, что она вовсе не обаятельная и совсем уже на талантливая, и, на удивленье всем, прежде всего мне, ее близкой подруге, взяла и осенью, вернувшись из Калязина, неожиданно выскочила замуж за студента-выпускника, окончившего наш институт и получившего направление куда-то в глубь Сибири.

Зойка перевелась на заочное отделение и укатила вместе со своим избранником.

Перед тем как Зойке уехать, был у нас с ней откровенный разговор. Она сказала мне:

— У тебя есть один ужасный недостаток: ты любишь щеголять своей начитанностью и пуляешь цитатами зачастую ни к селу ни к городу…

Я ответила ей:

— Если бы я очень захотела, то я бы обиделась на тебя. Но я обижаться не буду, потому что считаю, что подобные мысли, какие высказываешь ты, это, как говорил Талейран, больше, чем преступление, это — ошибка!

Зойка засмеялась и сказала:

— Чего это ты ни с того ни с сего приплела Талейрана? К чему это?

Я ничего не ответила ей. В конце концов ни к чему стремиться образовать ее. Пусть сама до всего доходит своим умом…

Осенью она уехала со своим мужем в Сибирь.

Так окончилась наша дружба, и, признаюсь, некоторое время мне было тоскливо без Зойки.

Однако я забежала немного вперед. Одним словом, Зойка укатила в Калязин, а я позвонила Арсюше. Он с трудом вспомнил меня, потом удивился, узнав, что Зойка не приедет.

Когда же я сказала, что хочу одна приехать к нему на «Мосфильм», он довольно безразлично ответил мне:

— Если охота — приезжай…

Я отправилась на следующий день, отыскала Арсюшу, и он, надо признать, сделал все, что было в его силах: привел меня к знакомому ассистенту режиссера.

Ассистент режиссера — немолодая, грузная брюнетка, страдавшая одышкой, глянула на меня выпуклыми, иссиня-черными глазами и обронила мимоходом:

— Послезавтра, в девять.

Мы вместе с Арсюшей вышли на покатый, гористый мосфильмовский двор, он проводил меня до проходной. Пока мы шли, он не уставал поучать меня:

— Главное, не чураться и не бояться никаких заданий. Скажем, прикажут тебе — оденься молочницей, или загримируйся мулаткой, или надзирательницей тюрьмы — ты должна быть всегда на все согласна и ни от чего не отказываться. Поняла?

Я ответила:

— Поняла.

— И никаких обид, — говорил Арсюша. — А то Зойка, чудак-человек, чего-то обиделась на меня…

Он покачал своей маленькой, покрытой редкими светлыми волосами головой.