Одри 

Джеймс разговаривал по телефону, как мне показалось, целую вечность.

— Я поговорил с родителями Даниэль. Они помогут нам, — сказал он, когда, наконец-таки, вышел. Его лицо было перекошено, а глаза покрасневшими.

— Мою мать ожидает неприятный сюрприз, когда мы вернемся.

Он налил себе еще одну чашку кофе.

— Я также позвонил своему адвокату, который, кстати, лучше, чем адвокат моей матери. Он сказал, что подготовит для тебя документы, по которым ты станешь единственным опекуном Томми. Когда мы вернемся, тебе придется подписать их, а затем он начнет процесс в суде. И я также сделал звонок частному детективу, и он сказал, что сегодня планирует наведаться к твоей матери домой с большой папкой и большущей угрозой.

— А что, если она расскажет Селии? — спросила я.

— Не расскажет. Мы собираемся сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Так она получит финансовый стимул и одновременно предупреждение, которое не сможет проигнорировать. Это беспроигрышная ситуация.

Я упала духом.

— Мне бы не хотелось, чтобы она получила еще больше денег от тебя….

— Я бы предпочел, чтобы она получила деньги от нас, чем от моих родителей, — сказал он. — Плюс, мы не можем позволить твоей матери оставаться в этой квартире и жить подобным образом, когда имеется более чем достаточно средств, чтобы позаботиться о ней. Это неправильно.

Я не была готова так легко простить свою мать за то, что она сделала с Томми или за то, что она сделала Джеймсу.

— Это именно то, чего она заслуживает, — произнесла я. — Она не кажется мне несчастной, а только жадной и коварной.

— Ладно, ты права. Она жадная и будет просто искать способ, чтобы угрожать нам снова. Я не хочу до конца своей жизни иметь с этим дело, думаю, что и ты тоже. Лучше всего управлять ей, Одри. Она — твоя мать и не собирается меняться, и она никуда не денется.

Я вздохнула, понимая, о чем он говорит, и, жалея, что не могу этому воспрепятствовать.

— Как все сложилось с родителями Даниэль? Должно быть, это был очень трудный разговор. Это же, как гром среди ясного неба.

Он посмотрел на меня пустым взглядом.

— Это было ужасно. Я уверен, что информацию, которую они услышали от меня спустя столько лет, это последнее, что они ожидали узнать.

— Что они сказали? — спросила я. Я даже не могла себе представить.

— Я разговаривал с ее отцом, и сказал ему, что не знаю всех подробностей, но у меня есть уверенность, что мои родители были напрямую связаны со смертью Даниэль. Что это не был несчастный случай. Я рассказал ему, что ты столкнулась с моей матерью, и что она угрожала тебе, и мне нужна его помощь.

— Что ты попросил его сделать?

— Я попросил его отправиться в полицию и сообщил, что мы скоро возвращаемся, — сказал Джеймс.

Его лицо было бледным. Я подошла к нему и обняла.

— Он поблагодарил меня, Одри, и сказал, что то, каким образом моя мать вела себя после аварии, не давало ему покоя на протяжении многих лет. Он сообщил, что почувствовал, как моя мать испытала облегчение от того, что Даниэль умерла, и теперь он хочет, чтобы она села в тюрьму.

— А ты? — спросила я. — Ты этого тоже хочешь?

— Я уверен, что тюрьма будет слишком легким для нее наказанием, — ответил Джеймс. — Но это должно произойти.

Он помолчал какое-то время, а потом продолжил.

— Нам нужно позвонить твоей матери и дать ей понять, что она может составить компанию моей матери.

Я подняла руку.

— Я это могу сделать, — сказала я, беря в руки его навороченный телефон. — Чем дальше я смогу держать тебя подальше от моей матери, тем лучше.

Тод, Иви, Коул и Дженни вновь ждали нас на пристани.

— Доброе утро, — произнес Коул.

На его лице сияла огромная улыбка, как и у Дженни. С тех пор как они открыто заявили о своей любви друг к другу, я не видела лиц этих двоих без улыбок.

Даже если сейчас мой мир находился на краю, и все сильно выходило из-под контроля, их энтузиазм был заразителен. Я посмотрела на Дженни и крепко обняла ее.

— Ты выглядишь великолепно, — заметила я, — и счастливой.

— Да уж. Все налаживается, — сказала она, удерживая меня в своих объятиях. — Но я беспокоюсь о тебе. Иви сказала, что Селия прочитала тебе нотацию прошлым вечером, и что после этого ты выглядела бледной и расстроенной. Что происходит?

Я покачала головой и сделала глубокий, рваный вздох.

— Она всего лишь дала моей матери шанс пробежаться за наградой «Лучшая мать года».

Дженни фыркнула.

— Ты и Джеймс — замечательные люди. Может, они обе приняли тебя.

— Если бы, — сказала я.

Мы плавали все утро. Персонал на кухне упаковал для нас обед, а экипаж лодки высадил нас на уединенный пляж с огромной корзиной для пикника и холодильником, битком набитым итальянским игристым вином и пивом.

— Я могу привыкнуть к такому, — сказал Тод, сидя на одеяле, которое расстелила Иви, и попивая пиво. — Уж точно не сравнить с архивом Департамента по надзору за ценными бумагами.

Коул улыбнулся ему.

— Лично я не скучаю по урегулированию конфликтов интересов или по оценке инвестиционных проектов, но грущу по моей хоккейной команде. У меня есть все, что мне действительно нужно, и это находится прямо здесь.

Он обвил своими руками Дженни.

— Я не скучаю по работе, — сказала Дженни невозмутимо.

— Ты не скучаешь, и ты выходишь на заслуженный отдых, — произнес Коул покровительственно.

— У меня около десяти сделок, которые, вероятно, пропали за последние две недели, а меня это даже не волнует, — сказал Джеймс.

Затем он налил бокал игристого вина каждой из нас и поцеловал меня в щеку. Я прижалась к нему, стараясь не смотреть на его загорелые шесть кубиков пресса, находящихся выше его обтягивающих плавок.

— Я уверен, что твоя империя будет по-прежнему процветать, когда ты вернешься, — заметил Тод. — У тебя всегда так. Одри, а ты собираешься переводиться туда в школу?

— Думаю, что да, — ответила я.

«Я надеюсь, что это произойдет, и как можно быстрее», — подумала я.

— Калифорния будет сменой привычной обстановки, — продолжила я.

— Я знаю. Постоянно теплая погода, вы можете себе представить? В этом году зима длилась вечно, — сказала Иви.

Это была правда, так как еще в апреле в Бостоне были грязные сугробы.

— Одно удовольствие находиться здесь. Тут так красиво. Я рад, что вы, ребята, поехали, так как вы во много раз лучше, чем мои кузины. Они все время говорят только о потреблении белков и о планах тренировок. А их кричащие дети, — сказала Иви и посмотрела на Тода, сморщив нос. — Это же ненормально, не так ли?

— Да, дорогая, ненормально, — подтвердил Тод. — Когда мы станем родителями, то не будем похожими на них. Мы не будем все время говорить про наших детей, и они не будут кричащими, грязными маленькими сорванцами, как у твоих кузин.

— Конечно же, нет, — сказала она.

Иви была одета в розовое бикини в горошек, который подчеркивал ее загорелые и выпирающие ключицы.

— У нас есть манеры, которые мы привьем и нашим детям.

— Мы должны приезжать сюда каждый год, и не будем приглашать твоих кузин поехать с нами, или твоих кричащих детей, — сказал Коул Иви.

— Мои дети не будут кричать, — произнесла Иви, защищаясь, говоря то же ошибочное суждение, в котором все не ставшие родителями уверяют сами себе.

— Тогда это будет место встречи, — сказал Джеймс, переплетая свои пальцы с моими. — В то же время в следующем году.

Мы отправились домой, и помылись перед вечерним весельем. Тод и Иви организовали ужин в модном ресторане гостиничного комплекса. Мы должны были нарядиться, и это меня беспокоило. Но больше всего меня волновало, что мне предстоит убегать от Миссис Престон на моих босоножках с высоченными шпильками, на которых мне не удастся далеко уйти.