Как обычно, мне пришлось делать эту дерьмовую работу.

— Сколько ты хочешь, — произнесла я фразу как утверждение, а не вопрос.

— Две тысячи долларов, — сказала она.

Ее кулаки разжались, но она даже не соизволила надеть себе на лицо маску сожаления.

— Я могу дать их тебе, но с одним условием, — произнесла я, шагая по грязной кухне. — Во-первых, ты никогда больше не пойдешь и не потребуешь снова денег в «Новых Горизонтах». Это деньги для Томми. Твоего сына. Он нуждается в них больше, чем ты и я вместе взятые. Вот почему мне приходится столько работать. Пожалуйста, никогда не делай этого снова. Обещай мне.

Она кивнула, я не была уверена, что верю ей, но прямо сейчас я ничего не могла с этим поделать.

— Во-вторых, ты больше никогда не заявишься ко мне в офис. Мой босс сегодня же уволила бы меня, если бы я не была на задании.

Она фыркнула и закурила еще одну сигарету.

— Твой босс думает, что ее дерьмо не воняет, что ли. У меня сегодня было огромное желание сказать этой зубастой мохнатке —

— Пожалуйста, не называй ее «зубастой мохнаткой», — прервала я ее, — и больше никогда не ходи туда снова. Она сказала, что уволит меня, если ты это сделаешь, и она говорила это на полном серьезе. Если ты хочешь сохранить свою разбитую машину, и чтобы тебя продолжали выручать из заключения, давали деньги до конца твоей жизни, то мне нужна эта работа, хорошо? Так что держись в стороне.

— Хорошо, — сказала она и выпустила облако дыма в мою сторону.

Я не знаю, чем я так провинилась перед ней, чтобы так ненавидеть меня, но она меня терпеть не могла. По отношению к Томми она не испытывала такой ненависти, хотя и не заботилась о нем, но, по крайней мере, иногда трепала его за волосы. Но не меня. Возможно, это было просто полнейшее отсутствие любви по отношению ко мне.

Она была подобно солнцу в морозный день — светила, но не грела. Это можно было бы сравнить с тем, что я появилась на свет и разрушила ее веселую жизнь, и теперь должна заплатить за это. Платить. Платить. Я достала кошелек и протянула ей деньги. Это были деньги, которые я сохранила от аванса, чтобы заплатить за аренду квартиры. Но сейчас я ничего не могла сделать, кроме как вернуться к работе.

— Пока, мам, — сказала я.

Она сунула деньги в карман и кивнула мне.

— Увидимся. Хорошо проведи время в этом шикарном прикиде.

То, как она произнесла эту фразу, заставило меня почувствовать себя грязной.

Я больше не могла здесь находиться. Я распахнула дверь, желая сделать глоток свежего воздуха.

На лестничной клетке стоял Джеймс Престон.

Он стоял там, ожидая меня.

Джеймс 

Я мельком увидел мать Одри. Она была примерно одного роста с дочерью, но на этом их сходство заканчивалось. Я заметил бочкообразную грудную клетку, свалявшиеся обесцвеченные волосы и лицо человека, который слишком часто встречал рассветы с «Tequila Sunrises».

— Привет, — сказала Одри, быстро закрывая за собой дверь. — Я же просила тебя не приходить.

— Я хотел быть здесь, вдруг бы тебе понадобилась моя помощь, — сказал я.

Когда мы направились вниз по лестнице, я притянул ее к себе и защищающим жестом приобнял.

— Все прошло нормально?

Я понятия не имел, какое значение могло быть у слова «нормально» в этой ситуации, но оно было единственным, что пришло мне на ум.

Она пожала плечами.

— Все как всегда. Все прекрасно.

— Что это значит, Одри?

Она скользнула в машину и вздохнула.

— Не мог бы ты налить мне немного бурбона, пожалуйста?

— Конечно.

Я плеснул ей в стакан и наблюдал за тем, как она взяла его и сделала судорожный глоток.

— Ты знаешь, я думала, что никогда не буду пить, после того как росла рядом со своей вечно пьющей матерью, — сказала она и пожала плечами. — Но моя мать научила меня, что значит по-настоящему нуждаться в выпивке.

Я налил стакан и себе, а потом мы чокнулись ими.

— Выпьем за это.

Мы смотрели на огни города, которые проносились за нашими окнами сначала в Восточном Бостоне, а потом и в Финансовом районе.

— Одри. Я знаю, что ты не хочешь рассказывать мне, что твоя мать хотела от тебя, но я был бы рад, если бы ты открылась мне.

Она смотрела в окно, но мне было заметно видимое напряжение в ее плечах.

— Ей просто нужны были деньги. Ее автомобиль … отбуксировали. Это все.

— Она всегда просит у тебя деньги?

— Нет, не всегда, Джеймс.

— Ах, вот как, — сказал я. — Итак, она — алкоголичка, и она является проблемой.

— Она — алкоголичка и она — проблема, — сказала Одри и смело улыбнулась. — Просто еще одна слезливая история от вашего дружелюбного эскорта по соседству.

Я обнял ее и притянул к себе. Не зная, что сказать, я просто прижимал ее к себе, надеясь, что от этого ей станет немного лучше.

Я снова занимался с ней любовью этой ночью. Медленно. Молча. Теперь я понимал ее тело, знал, чего она хотела, а я жаждал одного — быть внутри нее. Мы кончили одновременно. И в этот раз она выкрикнула мое имя, пока я был в ней. В душе я почувствовал боль и тоску. Я не понимал, что это было, и не знал, что с ним делать. Когда мы легли спать, я устроился позади нее и окутал ее своим телом, как будто она была моей.

Но она не была моей. «Я, как таймшер, детка. Никто мной полностью не владеет. Ты просто получаешь меня на некоторое время», — ее слова эхом отзывались у меня в голове, пока я засыпал. Я испытывал ненависть к этим резким словам…

Проснувшись на следующее утро, я снова обнаружил себя сильно прижавшимся к ней, видимо во сне она придвинулась ко мне поближе. Однако я быстро перевернулся на спину, не позволяя своей эрекции принимать решения за меня. Сегодня у нас по расписанию был день репетиции ужина. Завтра должна состояться свадьба, а затем поездка на Эльютеру.

Потом — жизнь без Одри.

Я посмотрел на ее обнаженную спину, которая поднималась и опускалась вслед за ее дыханием. Она была слишком молода, чтобы иметь дело со всем тем, что выпало на ее долю. Я не позволю себе фактически опускать руки из-за того, что она — проститутка. Она была проституткой. Я бы даже не рискнул себе представить, со сколькими мужчинами она была.

«Наверное, не с таким количеством женщин, с которыми был ты, идиот», — подумал я. Это было правдой. И только к одной из них я испытывал чувства.

Теперь уже к двум.

Но когда я думал о Даниэль, о том, что случилось…. Меня передернуло. Я не смогу так подвести кого-либо снова. Я бы не доверил самому себе сердце другого человека.

«Твою мать», — подумал я, и перевернулся обратно к Одри. Моя эрекция прижалась к ней, требующая и твердая. И что я собирался делать? Переехать обратно в Бостон, чтобы я смог беспрепятственно встречаться со своим эскортом? Или ей переехать в Калифорнию, чтобы я мог поселить Одри в квартире, и встречаться с ней всякий раз, когда мне захочется, спрятав ее от своей семьи и остального мира?

Моя семья никогда не примет ее даже как сироту-выпускницу магистратуры, которую она из себя разыгрывала. Даже если опираться на эту ложь, то она все равно была бы недостаточно хороша для них. Если бы они узнали, что она была эскортом из нищей семьи, то они бы возненавидели ее. Моя мать превратила бы ее жизнь в сущий ад.

Прошлое Одри для меня не имело значения, но ничто не могло бы изменить мнение моей семьи. Они никогда не будут относиться к ней, как к настоящей Престон. Даже если бы я и смог принять это, то просить ее сделать этот шаг, было бы жестоко по отношению к Одри.

Моя голова шла кругом. Я прижал свой лоб к ее спине, пытаясь блокировать хоровод мыслей, крутящихся в моей голове.

«Вот почему я не хочу отношений, — подумал я. — Слишком много гребанных вопросов».

Через некоторое время Одри проснулась, повернулась ко мне и улыбнулась.