— Он заказал воздушное такси до Сан Сальвадора.

Лицо Дайера вытянулось.

— У него почти нет денег. Он…

— Но у него же были миллионы еще недавно! — перебил я его.

— Раньше да, но не теперь. Он прогорел на нескольких финансовых операциях, а последняя ливанская сделка доконала его окончательно. — Он с опаской посмотрел на кухонную дверь. — Я сообщу вам, дружище, под большим секретом одну тайну. Он должен заплатить в налоговое управление огромную сумму, но у него нет этих денег. Он здорово влип. Знаете, что я думаю? Бежать в Лиму — для него единственный выход, но оттуда ему уже не вернуться.

— Что вы имеете в виду? — Мой интерес к разговору возрастал все больше и больше.

— Меня не удивило бы, если бы он пустил пулю в лоб. Он ведь неуравновешенный человек.

— Не могу себе представить, чтобы он мог покончить с собой. Нет, только не он.

Дайер пожал плечами.

— Я знаю его лучше вас. Такое вполне возможно. Нервы его могут сдать — и тогда ему конец. Откровенно говоря, я никогда не верил в прочность своего служебного положения и сумел отложить кое-что на черный день.

Его слова доносились до меня как бы сквозь пелену тумана. Во мне зрела новая мысль.

— Ладно, — проговорил я, поднявшись и направляясь к двери. — Пойду к себе, надо немного подумать.

Немного постояв, а затем захватив бутылку виски и свой стакан, я, в свою очередь, поднялся по лестнице и вошел в свой кабинет. Едва я успел поставить на стол бутылку и стакан, как погас свет. Фонарь, который принес мне Дайер, оказался под рукой. Нашарив его и включив, я быстро вышел в коридор.

Снизу по лестнице поднимался Видаль с зажженным фонарем в руке.

— Все в порядке, Бэрдн, я сам побеспокоюсь о жене, а вы займитесь своими делами.

Появился Дайер с фонарем. Видаль прошел по коридору и, открыв дверь, исчез в спальне Вал. Дайер, не останавливаясь, спустился вниз к кабинету Видаля. В этот момент из-за двери комнаты Вал донесся его голос:

— Беспокоиться не о чем, Валерия. Вот свет. Тебе лучше лечь, а не сидеть здесь и, пожалуйста, без истерик.

Я слышал, как Вал подавила рыдание. Это было как удар ножа в мое сердце.

— Пожалуйста, перестань ныть, Валерия, — сказал Видаль резко. — Может, хочешь что-нибудь поесть?

— Оставь меня одну.

Голос ее был глух и сдавлен.

— Хорошо, как хочешь. — Он вышел из комнаты и прошел мимо меня, видимо, не заметив меня в полутьме.

Вскоре опять показался Дайер.

— Разве можно заснуть в такую ночь?

— К Газетти не заходили? — спросил я. — Как он там?

— Я совсем забыл о нем. Может быть, вы зайдете проведать его, Бэрдн?

— Ладно. А где он?

— Четвертая дверь внизу. Пока, — и он прошел в свою спальню.

Собрав все свои силы и спустившись по лестнице, я дошел до двери Газетти и прислушался. Тот храпел вовсю. Нажав ручку двери, я очутился в кромешной темноте. Прикрывая рукой свет фонаря, я направился на звук храпа. Газетти лежал на спине, до подбородка накрытый простыней, лоб у него был залеплен пластырем. Спал он с открытым ртом, из которого вырывался громкий храп. Успокоившись тем, что он сейчас не представлял для меня никакой опасности, я закрыл дверь и направился к себе в кабинет. Теперь весь план убийства Видаля, который все время ускользал от меня, вдруг четко возник в моей голове. Он стал результатом информации, которой случайно поделились со мной Вал и Дайер. Без этих сведений я бы никогда до этого не додумался. А ведь все так просто! Все легко могло сойти за самоубийство: он потерпел крах, судебный иск с последующим неизбежным арестом, потерянные миллионы — мимо этих фактов полиция не могла пройти. К этому добавлялся ураган, безнадежное будущее, страх перед тюрьмой: вот те мотивы, которые привели его в состояние глубокой депрессии, результатом которой явилось самоубийство.

Такой набор фактов должен был убедить в этом полицию. Все это нужно было еще тщательно взвесить. Дайер сможет быть свидетелем. Он сообщит полиции о финансовом положении Видаля, при котором решение Видаля не вызовет никакого удивления. Я вообще не буду участвовать в расследовании, как новый сотрудник. Нельзя предположить, что я мог что-нибудь знать о делах Видаля.

Налив в стакан виски, я быстро осушил его двумя глотками. Сердце стучало как молот, лицо было в поту. Единственный человек, которого я боялся, крепко спал. Если бы Газетти расхаживал по дому, я бы не решился осуществить план убийства. А так Видаль находился один в своем кабинете.

Когда Вал просила меня убить ее, она сказала: «Ни один человек не услышит выстрела в таком реве».

Да, меня никто не заподозрит. Тихо спущусь и войду в его кабинет. Револьвер будет в руке, за спиной, но в темноте он этого не увидит. Скажу, что хочу поговорить о Вал. Он раздраженно выгонит меня. Я подойду совсем близко и выстрелю ему в голову. Все будет выглядеть так, что он предпочел тюрьме смерть. Чего же ждать? Лучшего момента трудно себе представить.

Дайер, конечно же, уже лег. За воем ветра и треском ломающихся деревьев револьверный выстрел совсем не будет слышен. Все закончится в несколько минут, и Вал будет свободна. Мы будем вместе после шести лет разлуки.

Я решительно встал и направился к двери. Да, револьвер!

Вернувшись к столу и открыв ящик, я достал портфель. Он оказался неожиданно легким. Меня обдало холодом. Отбросив его в сторону, я с бьющимся от волнения сердцем стал перебирать пачки бумаг.

И вновь, вот уже в который раз, страшный удар грома потряс дом…

Ящик был пуст! Револьвер исчез!

Револьвер находился в моем портфеле в ящике письменного стола. И вот он исчез. Кто же его взял, Видаль!?. Может быть, Газетти? Никому из них не было известно, что он у меня есть. Теперь, когда я наконец решился убить Видаля, я был глубоко потрясен, когда обнаружил его исчезновение, как будто меня стукнули по голове.

В отчаянии я упал в кресло, обхватив голову трясущимися руками. Все пропало!..

Удары грома нарастали и раздавались почти непрерывно. Неистовое завывание ветра, вспышки молний разрывали мою голову на части. Кто же мог взять револьвер? Единственный, кто знал о нем, была Вал! Вал?!

Она ведь просила меня убить ее. Неужели она в момент отчаяния, когда мы с Дайером укрепляли двери и ставни окон, вошла в мой кабинет и взяла револьвер? Боже мой! Может быть, она убила себя? Ведь в таком адском грохоте выстрела нельзя было услышать.

Паническое отчаяние приковало меня к месту. В этот момент я особенно глубоко понял, как сильно ее люблю, даже после шести лет разлуки. Неужели ее уже нет в живых?

Сделав над собой усилие, я выскочил в коридор и с бьющимся сердцем быстро пробрался к двери ее комнаты и, не постучав, открыл ее… Сейчас я найду Вал, лежащей на кровати с простреленной головой и истекающей кровью.

— Кто там?

Ее голос! Она жива! Да, да, она сидела на стуле со сложенными на коленях руками. Возле нее горел фонарь.

— О, Вал!

Я бросился к ней, упал на колени и обхватил ее бедра. Ее ласковые пальцы погрузились в мои волосы.

— Ты пришел, милый, сказать мне, что я свободна? Скажи мне это, не бойся… Скажи, что я свободна.

Я окаменел. Что она сказала?

Опять раздался сокрушительный удар грома.

— Клей, дорогой… Я свободна?

Потрясение не проходило, в голове был туман.

— Клей! — Ее голос зазвенел, а руки обхватили мои плечи. Рывком она подняла меня с колен, и теперь мы смотрели в глаза друг другу.

— Что случилось? — Лицо ее было бледным, как мрамор.

— Отдай мне револьвер.

— Револьвер?! Что ты хочешь этим сказать?

У меня затряслись ноги.

— Не шути, Вал! Верни мне оружие!

— Что ты говоришь, Клей? Возьми себя в руки! Ты же говорил, что он у тебя есть! — Ее голос перешел в крик.

— Он исчез! Вал, ради бога, не мучай меня. Ведь это ты его взяла?

— Я? — Она всем телом подалась вперед, пальцы ее сжались в кулаки, пергаментное лицо с дикими, широко открытыми глазами приблизилось ко мне. — Нет! Что ты говоришь?.. Так он живой?