Завтра, первого числа, мне предстояло расплачиваться по всем счетам за истекший месяц. Я сел за письменный стол и провел за подсчетами всех долгов — своих и Линды. Итог превышал мою зарплату за четыре года на две тысячи триста долларов.
Я проверил все расходы. Если не считать сумасшедших покупок Линды, мы потратили больше всего на спиртное и мясо. Когда дважды в неделю принимаешь десять — шестнадцать человек и щедро подаешь им бифштексы и неограниченное количество напитков, деньги прямо-таки текут, а тут еще Сисси, месячные взносы за машины, мою и Линды, повседневные мелкие расходы и налоги. Собственно, меня удивило, что долги не оказались еще больше.
У меня было чувство, что я зашел в тупик, придется что-то сделать. Но что? Напрашивалось очевидное решение: продать дом и переехать в маленькую квартиру. Трудность заключалась в том, что к этому времени меня уже всюду считали человеком, добившимся успеха, и я не знал, могу ли я позволить себе вывесить белый флаг и отступить.
Зазвонил телефон. Это был Гарри Митчелл.
— Привет, Стив. Ну что, приедешь? Оставить для тебя бифштекс?
Я посмотрел на хаос на письменном столе и одно мгновение колебался. Если я останусь дома и продолжу свои подсчеты, то все равно не найду выхода.
— Хорошо, Гарри, еду.
Кладя трубку, я говорил себе, что завтра утром наверняка найдется какое-нибудь решение, хотя здравый смысл подсказывал, что надеюсь я зря.
Ясно одно, придется поговорить с Линдой, а этого я боялся. Еще устроит сцену, а у меня до сих пор была свежа в памяти наша последняя крупная ссора. Но ничего не поделаешь, поговорить с ней все равно придется, нам нужно во что бы то ни стало сократить наши расходы. Линде придется с этим примириться.
Я запер дом, прошел в гараж и вывел свою машину. Гарри и Памела Митчелл нравились мне. Гарри неплохо зарабатывал в конторе по продаже земельных участков. Я предполагал, что он зарабатывает раза в три больше меня. На свои воскресные приемы он приглашал не меньше тридцати человек.
Я ехал к Митчеллам и всю дорогу без особого успеха пытался убедить себя, что завтрашний день может принести надежду.
Когда в понедельник утром я пришел в редакцию, моя секретарша Джин Кейси как раз разбирала почту.
Несколько слов о Джин: ей примерно двадцать шесть лет, она высокая, темноволосая, у нее хорошая фигура, приятное, хотя и не отличающееся броской красотой, лицо и она необыкновенно способный работник. Она перешла ко мне от Чендлера, где работала четвертой секретаршей. Чендлер уступил мне ее с сожалением. Он сказал, что вручает мне сокровище, и она действительно, была сокровищем.
— Доброе утро, Стив, — улыбнулась она. — Вас спрашивал мистер Чендлер. Он сказал, что как только вы появитесь, чтобы сразу ехали к нему.
— Он не сказал, что ему нужно?
— Не беспокойтесь, все в порядке. Никаких неприятностей. Я всегда могу угадать это по его голосу.
Я взглянул на часы. Было восемь минут десятого.
— Он что, вообще никогда не спит?
Она рассмеялась.
— Только изредка… он ждет вас.
Я сел в машину и поехал к деловой резиденции Чендлера.
Секретарша, дама средних лет с колючими глазами, кивком дала мне понять, что я могу войти.
— Мистер Чендлер вас ожидает, мистер Мэнсон.
Чендлер сидел за письменным столом и просматривал почту. Когда я вошел, он поднял голову, откинулся на спинку кресла и предложил мне сесть.
— Вы отлично поработали, Стив. Я тут читал корректуру статьи о Шульце. Кажется, мы сумеем хорошенько прижать этого мерзавца. Вы отличились.
Я сел.
— Вот только и мне может статься очень плохо.
Он усмехнулся.
— Это верно… потому-то я и хотел поговорить с вами. С этого момента за вами будут охотиться. Все полицейские получат указание видеть в вас врага. Меня они боятся, но вас — нет. Готов держать пари, что через несколько недель Шульц загремит, но прежде чем убраться, он постарается расправиться с вами. Я хочу предотвратить это. — Он умолк и несколько мгновений смотрел на меня. — У вас есть какие-нибудь личные просьбы?
— У кого же их нет? Конечно есть, — ответил я.
Он кивнул.
— Дело в деньгах или в чем-то более серьезном?
— Нет, в деньгах.
— Это точно? Прошу вас, Стив, будьте откровенны со мной. Вы прекрасно себя проявили, и я на вашей стороне.
— Нет, дело лишь в деньгах.
— Я так и думал. Это ваша красавица заставляет вас лезть в долги, да?
— Я сам залезаю в долги, мистер Чендлер.
— Знаю, знаю. Люди стали чересчур расточительны, все живут не по средствам. Жены во всем соперничают между собой, а это стоит денег. Не думайте, что я не знаком с такого рода проблемами, хотя у меня самого их нет и никогда не будет. Ладно, за статью вы заслужили особой награды. — Он бросил мне через стол чек. — Рассчитайтесь с долгами и с сегодняшнего дня держите свою жену в узде. Она красавица, ко ни одной женщине нельзя позволять так собой командовать.
Я взял чек. Он был выписан на сумму в десять тысяч долларов.
— Спасибо, мистер Чендлер.
— Но это не должно повториться. Помните, что я вам сказал: золотым рыбкам негде спрятаться, а вы теперь как золотая рыбка в аквариуме. Сегодня я вас выручаю, даю возможность начать заново, но если в будущем вы не сумеете овладеть ситуацией, мы расстанемся.
Мы смотрели друг на друга.
— Я все понял.
Я поехал в банк, депонировал чек и поговорил с Эрни Мэйхью, управляющим. Чек покрыл перерасход, покрыл долги, и на моем счету еще осталась вполне приличная сумма. Я выходил из банка с таким чувством, словно у меня с сердца свалилась целая скала.
Еще до того я твердо решил поговорить с Линдой о и, ином финансовом положении, но мы допоздна задержании у Митчеллов, а после уже не представилось случая. Мы оба вернулись домой сильно на взводе и сразу же повалились в постель. Правда, я сунулся было к Линде с нежностями, но она отодвинулась от меня и пробормотала:
— Оставь меня, пожалуйста, в покое, не сейчас. — С тем мы и уснули.
Утром, когда я вставал, она еще спала, спала, когда я готовил себе завтрак, и спала, когда я уезжал в редакцию.
Первую половину дня я провел над оттисками нового номера. Принимая во внимание предстоящую атаку на шефа полиции, я решил увеличить тираж на пятнадцать тысяч экземпляров.
Я пообедал в редакции и принялся за разработку следующего номера. Пока я работал, меня тяготила мысль о предстоящем вечером разговоре с Линдой.
ЭТО НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ… СЕГОДНЯ Я ВАС ВЫРУЧАЮ… НО ЕСЛИ В БУДУЩЕМ ВЫ НЕ СУМЕЕТЕ ОВЛАДЕТЬ СИТУАЦИЕЙ, МЫ РАССТАНЕМСЯ.
Я понимал, что это предупреждение, и знал, что Чендлер не шутит. Значит, вечером мне придется поговорить с Линдой и она должна будет понять, что мы и в самом деле не можем жить так, как жили в последние месяцы.
Надвигавшаяся стычка с Линдой, а стычка будет серьезной, не позволяла мне четко мыслить. Я отодвинул кресло, встал и начал расхаживать по просторному кабинету. До меня негромко доносился стук пишущей машинки Джин и голос Уолли Митфорда, который что-то говорил в диктофон. Я взглянул на настольные часы. Четверть пятого. Еще два часа до того, как можно будет уйти домой, где меня ожидал разговор с Линдой.
Я закурил сигарету и подошел к окну, из которого открывался вид на город. Снег на улицах был так плотен, что машинам приходилось ехать с включенными фарами. Я посмотрел в направлении резиденции Чендлера. В окнах верхнего этажа, где работал Чендлер, горел свет.
Загудел зуммер. Я вернулся к столу и передвинул рычажок.
— Мистер Мэнсон, пришел некий мистер Горди и хочет вас видеть, — сообщила Джин.
Горди? Имя ничего не говорило мне.
— Он сказал, что ему нужно?
Секунду длилось молчание, потом Джин опять отозвалась с ноткой озабоченности в голосе.
— Он говорит, что у него личное дело.
— Тогда пусть он войдет через три минуты.
За это время я успел заправить ленту в магнитофон, включить микрофон, закурить новую сигарету и усесться за стол.