– Хорошо, когда нет толкучки, – говорит он.

– Ага.

Пока мы одеваемся, я спрашиваю:

– Не знаешь, где здесь можно найти кофе?

– Знаю. Как раз туда сейчас и собираюсь. – Он протягивает мне руку. – Я Мэтт.

Я не очень понимаю, зачем он представился, но пожимаю его ладонь и говорю:

– Анжело.

– Идем, Анжело. Покажу тебе, где в Лайонсе лучший кофе.

Вообще я не собирался никуда с ним идти, но какого черта? Пусть он и выглядит как обычный качок, которых я не терплю, однако плохих вибраций от него не исходит. Он уводит меня к местной кофейне – маленькой, не сетевой, и мы садимся с кофейными чашками за столик снаружи.

– Первый раз на фесте? – спрашивает он.

– Ага.

– Я тоже. Один приехал?

– Не. С другом. Он еще спит.

– Мой тоже. – Он щурится, словно сдерживая смех. – Ну и как тебе здесь?

– Еда ничего.

На этот раз он смеется в голос и говорит:

– Но музыка полный отстой.

Невольно я улыбаюсь.

– Обычно я такую не слушаю.

Где-то с час мы болтаем. В основном сравниваем местную еду, которую успели попробовать – ему больше нравится кебаб, чем карри, – и обсуждаем группы, которые считаем терпимыми. Потом заказываем завтрак.

– Ну, мне пора, – в итоге говорит он. – Джаред, наверное, уже встал, а я обещал принести ему кофе.

Идея кажется мне симпатичной, так что я беру кофе и Заку.

– Нам стоит сесть вместе, – говорит он, когда мы идем назад. Причин отказываться нет, и все-таки я чуть-чуть нервничаю. Всегда немного переживаю о том, что может случиться, если человек узнает, что я гей. Не знаю, то ли притвориться натуралом, то ли просто забить.

Мы заглядываем к Заку. Он только проснулся, и вид кофе приводит его в экстаз. Мэтт уводит нас к сцене, где на полпути от нее расстелено их покрывало, и сидит его друг.

Джаред оказывается ровесником Зака. Ему лет тридцать пять, он жилистый и худой, но сильный. С голубыми глазами. И веснушками на носу. Из-за своих русых волос, которые в диком беспорядке окружают его лицо, он напоминает мне на серфера, хотя мы, конечно, черт знает как далеко от ближайших волн. Он симпатичный до невозможности. И, без сомнения, гей.

Мэтт садится и передает ему кофе. Я знаю, что пялюсь на них. Пытаюсь сообразить, как получше спросить, вместе они или нет. Мэтт вообще никак не похож на гея, но «просто друзья» не садятся так близко. Наверное, эти мысли отражаются у меня на лице, потому что Джаред вдруг улыбается и говорит:

– Да, по нему не скажешь.

Мэтт закатывает глаза.

Зак с Джаредом в момент становятся гребаными лучшими приятелями. Начинают трепаться о прошлых фестивалях и о своих любимых группах – да так, что не остановить. Мэтт улыбается мне.

– Видишь, как славно все вышло. Они пускай слушают музыку, а мы пока можем выпить или вздремнуть.

Они живут в часе езды отсюда. В маленьком городке в горах. Мэтт – естественно – коп. Блин, это настолько очевидно, словно вытатуировано у него на лбу. Джаред – учитель. Я вижу, Зак немного завидует их отношениям, потому что они без ума друг от друга, и это ясно как день. И все-таки не могу перестать удивляться Мэтту. Он болтает с Джаредом о футболе и о всяких таких вещах.

– Ты самый негейский гей, которого я когда-либо видел, – говорю я, сам не успев понять, что собираюсь ляпнуть.

Он только пожимает плечами, а Джаред смеется.

– Да, было время, Мэтт страдал от тяжелой формы гетеросексуальности.

Невольно и я издаю смешок.

– Правда? Не знал, что от нее есть лекарство.

– Я и сам не знал, но очевидно есть. – Он оглядывается на Мэтта. – Как, кстати, оно называется?

– Ревность.

Брови Джареда приподнимаются вверх.

– Серьезно?

Мэтт протягивает руку и, захватив волосы Джареда в горсть, наклоняется и губами касается его шеи, прямо под ухом. Я впервые вижу, чтобы он прикасался к Джареду, не говоря уже о том, чтобы целовать его у всех на виду.

– Я увидел, как он вот так притрагивается к тебе, – произносит он, – и в ту же секунду понял, что нет. Никто и никогда не должен тебя так трогать. – Он целует его и прибавляет: – Никто, кроме меня.

Лицо Джареда становится малиновым от смущения – и от удовольствия тоже.

– Коул никогда не тянул меня за волосы, – дразнит он Мэтта, а тот со смехом отпускает его.

– Я знал, что с этим типом что-то не так.

Все идет, как и предсказывал Мэтт. Зак с Джаредом целый день планируют, какие группы им надо послушать, болтаются между сценами, сравнивают, кто им понравился, а кто нет. Мэтт читает, а я дремлю на солнце. Периодически, когда нам становится скучно, мы встаем размять ноги, потом покупаем поесть и выпить и возвращаемся к Заку и Джареду.

В одну из таких прогулок я наконец задаю вопрос, который жжет мне язык.

– И что, до Джареда ты был натуралом?

Он краснеет, но все-таки отвечает:

– Да. Ну или очень сильно старался им быть.

– И ты правда застукал его с другим? Дай угадаю… с бывшим бойфрендом?

Сдерживая улыбку, он приподнимает бровь.

– Не совсем. Коул не бывший. Они были, скорее, друзьями с привилегиями. За пару месяцев до того, в день рождения Джареда, я набрался и подкатил к нему. Как-то так получилось. Нечаянно. Знаю, звучит глупо, но… – Он пожимает плечами. – В общем, в итоге я запаниковал и дал деру. Какое-то время мы с ним не виделись, но потом я понял, насколько сильно соскучился, и пришел к нему. С большой речью на тему «давай будем просто друзьями».

– Но там оказался тот тип Коул?

– Точно.

– И что случилось?

– Да, в общем-то, ничего. Коул впустил меня. Даже начал со мной заигрывать. А потом из ванной появился Джаред – весь мокрый после душа и полуголый, в одних только трениках. И я сразу представил, что здесь было до моего прихода. И мне захотелось убить их обоих. Серьезно. – Он скованно улыбается. – Я захотел избить Коула до полусмерти, а он примерно твоей комплекции. Весит килограммов шестьдесят вместе с ботинками. – Я смеюсь, и он тоже. Немного. А потом продолжает: – Но еще я понял, что у меня нет причин злиться. Понимаешь, я осознал, что если мы с Джаредом останемся просто друзьями, то у него будут любовники, а я не смогу ничего возразить. И именно эта мысль стала решающей. Ревность – очень мощная штука, Анжело.

Мы возвращаемся к нашему покрывалу, садимся, и Зак говорит, оглянувшись на Мэтта:

– Джаред говорит, тебя здесь все бесит.

Мэтт выгибает бровь и небрежно поправляет его:

– Не все.

– Да? А что тебе нравится? – спрашивает Зак.

– Еда ничего, – отвечает Мэтт, поглядывая на Джареда, – ну и вечерние развлечения.

Зак как обычно не догоняет.

– В смысле, тебе нравятся хедлайнеры?

Мэтт, прищурившись, смотрит на него с таким лицом, словно собирается расхохотаться.

– Нет, я имел в виду нечто другое.

Я ржу как ненормальный. Не знаю, кто покраснел сильнее – Зак или Джаред.

Вечером мы оставляем Зака и Джареда смотреть выступление, а сами уходим в город поесть. На фестивале тоже неплохо кормят, просто поднадоело сидеть на земле. В итоге за едой мы начинаем болтать, и я, сам не заметив как, рассказываю ему о своих родителях. Ненавижу эту тему, а тут за одно лето рассказал о них сразу двоим.

Но Мэтт удивляет меня. Он не выдает тот взгляд, что больше всего меня бесит, а просто качает головой.

– Некоторым людям нельзя быть родителями.

По его тону ясно, что он имеет в виду не только моих, и после этого я каким-то образом понимаю, что мы станем друзьями. Не просто приятелями, которым только позависать, а настоящими друзьями, которые реально понимают друг друга. Для меня это новое ощущение. Даже с Заком не совсем так.

Мы проводим вчетвером и все воскресенье. Днем заходит разговор про «От A до Z».

– На самом деле, они обречены, такие маленькие магазины, как у меня, – говорит Зак. – Их почти вытеснили из бизнеса крупные сети, которые теперь на каждом углу.