Она не дает мне шанса сказать, что ответ меня ни черта не интересует, и продолжает с напором:  

– Потому что он нехороший человек, Йен. Когда я заметила это в первый раз, подумала, дело во мне. Может, я неправильно поняла, поэтому дала ему еще один шанс. Но дело было не во мне. Просто Зака не волнует никто, кроме него самого, а вы, парни, не обращаете на его характер внимания, поскольку он хорош на поле.

Смеюсь на выдохе, хожу вокруг нее, пока она просматривает фотографии, проверяя, не удалил ли я чего. Если бы Грэйс хоть что-то знала про нашу команду, то поняла бы, насколько ее слова неверны. Тренер Брилл выступает за формирование чести, характера и уважения. Говорит, он предпочтет проиграть целый сезон достойно, чем выиграть один матч грязными методами. Он сажает игроков на скамейку запасных за вещи вроде… ну, за оскорбления в свой адрес. Зак проследил, чтобы я благополучно добрался до дома вчера. Когда Джереми, Мэтту и мне понадобилась помощь с математикой, Зак сам занимался репетиторством с нами после заявления тренера Брилла о том, что мы не сможем играть, пока не исправим оценки.

– Когда я сказала ему, что больше не буду с ним встречаться, знаешь, что он ответил? Зак разозлился, осыпал меня ругательствами, сказал, полдюжины девчонок куда красивее меня в очередь выстроятся, чтобы… переспать с ним. – Она презрительно усмехается, и я прихожу к выводу, что в действительности Зак подобрал более живописный термин.

Это тоже правда. Парню, который может трахнуть любую девчонку, какую захочет – где угодно, когда угодно – нет нужды заставлять ее силой.

– Вот, чего я не знала о Заке МакМэхоне. Он не умеет проигрывать достойно, Йен. Совершенно не умеет проигрывать. – Грэйс встречается со мной взглядом, не моргая. – Я напилась и была рассержена. Думала, он вел себя любезно и старался утешить меня из-за того, на какой ноте мы расстались. Но я ошиблась. Боже, как же я ошиблась. Зак планировал отомстить. Ему было необходимо доказать мне, что он никогда не проигрывает. Это лицо, это выражение – последнее, что я помню. – Она тыкает пальцем в камеру, поворачивает ее, чтобы я увидел снимок.

Все, что я вижу – Зак в ударе.

– Я видела это выражение раньше. Ты тоже. На игривом поле всякий раз, когда он получает пенальти.   

Качаю головой, но не могу отвести глаз от фото на дисплее. Даже замершее в пикселях, это выражение – ехидный изгиб губ, то, как челюсти Зака сжаты, а взгляд сосредоточен на враге – оно дикое, будто лев выслеживает добычу.

– Теперь я вижу его каждый раз, когда закрываю глаза.

Холодок пробегает по позвоночнику; я отталкиваю камеру.

– Ничего не доказывает. – Отхожу на несколько шагов назад.

– Оно доказывает все, – резко возражает Грэйс. – Почему ты его защищаешь? Ты знаешь, что я права. Помнишь матч против школы Холтсвилла? Он отправил одного из их нападающих в больницу, Йен.

Отхожу назад, продолжая качать головой.

– Это был честный прием. Тот парнишка развернулся в последнюю минуту.

Она вскидывает руки вверх.

– Ладно. Верь, чему хочешь. С меня хватит. – Грэйс пихает фотокамеру обратно в сумку, закидывает лямку себе на плечо, направляется к двери. – Я все утро убирала одна. Ты можешь поработать остаток дня сам. – Подходя к лестнице, она оборачивается для последнего удара. – Я думала, ты другой.

Этот задевает за живое, и я отворачиваюсь, чтобы она не заметила. Дверь на первом этаже захлопывается; я иду к окну, наблюдая, как Грэйс шагает через стоянку с такой силой, будто асфальт ее оскорбил и теперь должен умереть. Когда она пересекает полосу для автобусов, ее догоняют Джереми и Кайл. Быстро перевожу взгляд на поле. У команды перерыв. Тренер Брилл держит папку-планшет. Он не видит Джереми и Кайла, потому что его окружили другие ребята, наблюдающие за тем, как он планирует игровую схему.

Зак хлещет воду, Мэтт двигает плечами, разрабатывая напряженные мышцы. Никто не замечает, как один здоровый парень и один не очень здоровый парень окружают девушку. Никто не видит, что Кайл трогает ее, или как она уворачивается. Никто не видит, как Джереми двигает кулаком, изображая грубый жест, за который ему бы надрали задницу, сделай он это перед моими сестрами. Никто не видит. Никто не слышит. И я не сдерживаюсь, думая над глупой загадкой – если на девушку напали в лесу, но этого никто не видел и не слышал, случилось ли все на самом деле? Даже отсюда я замечаю ужас в ее ясных глазах, который она так чертовски усердно пытается скрыть за тонной макияжа и острым языком.

Я вижу.

Бормоча ругательства, спускаюсь по перилам основной лестницы, распахиваю дверь и подбегаю к ним как раз в тот момент, когда Грэйс пинает Джереми коленом в живот. Он сгибается пополам, судорожно пытаясь втянуть воздух. Я хватаю своих друзей обеими руками и оттаскиваю в сторону.

– Отвалите от нее к черту.

Джереми оборачивается кругом.

– Рассел, она…

– Прибереги отговорки, Линз. Я видел, как вы приставали к ней. Вам повезло, что тренер Брилл этого не заметил, или вас обоих вышвырнули бы из команды. Тащите свои задницы внутрь и помочитесь, или что там вам положено делать, пока он не увидел. – Я отпускаю их. Они злобно смотрят на меня, уходя в здание.

Поднимаю сумку Грэйс, отдаю ей. Она забирает ее, долго изучает меня с хмурым выражением на лице, словно размышляя над вопросом в тесте, который не может решить, после чего, наконец, уходит. Я смотрю ей вслед до тех пор, пока Грэйс не скрывается из виду.

Почему-то после этого мне становится лучше.

К тому времени, когда возвращаюсь в здание школы, Джереми и Кайл плюются от бешенства.

– Чувак, какого хрена, что это было? – Джереми подходит ко мне практически вплотную, поэтому я наклоняюсь вперед, не отступая.  

– Это я остановил вас, потому что вы вели себя как говнюки. – Отталкиваю его на шаг назад, затем поворачиваюсь к Кайлу. – У вас мозги отказали, или что? Вы серьезно думали, что она спустит подобное с рук вам обоим? Вам повезло, что Грэйс не пошла прямиком к тренеру Бриллу.

– И что бы она ему сказала? Мы просто разговаривали.

Закатив глаза, отвешиваю Джереми подзатыльник.

– Просто разговаривали. Ты всегда разговариваешь своей правой рукой?

– Боже, расслабься. Это шутка была…

– Это не простые разговоры и не просто шутки. Вы ее окружили. Загнали в угол. Вы лапали ее, а потом начали болтать всякую хрень, чтобы ее напугать. Зачем?

Брови Джереми взметаются вверх.

– Зачем?

– Да. Зачем?  

Он смотрит на Кайла, но тот, состроив гримасу, смотрит на него.

– Эээ…

– Кайл, если бы кто-нибудь попытался так обращаться с Вал или Клаудией, как думаешь, что бы я сделал?

Кайл чешет затылок, но у него больше нет ирокеза, поэтому он опускает руку и отводит взгляд.

– Взбесился бы и надрал им задницы.

– Чертовски верно.

– Чувак, я бы никогда не стал вести себя так с твоими сестрами, – уверяет меня Джереми.

– Тогда почему ты вел себя так с Грэйс?

Они обмениваются взглядами, чем говорят мне, что им кажется, будто я слишком долго нюхал апельсиновое чистящее средство. Вероятно, они правы.

– Потому что Грэйс…

Я резко поднимаю руку.

– Грэйс – девушка. И все. Хочешь приклеить любые другие ярлыки – валяй. Но никогда не забывай, что она в первую очередь девушка, а мы так с девушками не обращаемся. Сечешь?

Джереми поднимает руки в знак поражения.

– Да, да, ладно.

Напряжение нарастает, пока мы втроем пронизываем друг друга взглядами. Я жду, чтобы один из них озвучил это, задал очевидный вопрос, но они оба слишком злы на меня, чтобы сказать, какой я лицемер, обличить меня.

С каких пор?

Пока они возвращаются на поле, посылая мне хмурые взгляды через плечо, я поднимаю баллончик чистящего средства и драю шкафчики с такой силой, что они бы начали кровоточить, окажись на месте металла кожа моих друзей.

Грэйс