Я бегу из школы так, словно за мной гонится вся команда по лакроссу. Оглядываюсь через плечо в двенадцатый раз, но Джереми и Кайла там нет. Зака тоже.

И Йена.

Я никогда не видела его таким – настолько холодным и полным ненависти. Дрожь пробегает вдоль позвоночника, я ускоряю темп. Он знает, чем я занималась со школьной камерой. Гадаю, когда Йен разболтает Заку. Зак, скорее всего, добьется моего ареста за преследование, или домогательства, или вроде того. О, мой Бог, почему все это происходит? Давление в груди нарастает, поднимается, будто расплавленная лава в вулкане. Я ничего плохого не сделала! Почему меня все время наказывают? Я потираю грудь, боль в которой стабильно усиливалась последние две недели после ударов ржавыми лезвиями, нанесенными столькими людьми. Как бы я хотела оказаться дома. Как бы хотела просто моргнуть или щелкнуть пальцами и исчезнуть с улицы, где каждый звук – угроза.

Дует холодный ветер, я плотнее укутываюсь в свою куртку. Не знаю, когда приняла решение прийти домой к папе (он до сих пор на работе), но вот я стою на пороге. Пышный зеленый газон, лепные цветочные горшки, в которых уже цветут весенние цветы, баскетбольное кольцо над гаражом – от всего этого хочется вырвать на подъездную дорожку, идеально вымощенную плиткой. Мне здесь не место. Я это знаю, но, тем не менее, я тут.

– Грэйс?

Я оборачиваюсь кругом, моя челюсть отвисает. Это мой папа, в брюках Докерс и футболке, с граблями в руках.

Не знаю, почему он дома посреди дня, но я рада, так чертовски рада. Все напряжение, все эмоции вскипают и выплескиваются из меня одиночным надрывным всхлипом.

– Папочка.

Секунду спустя я заключена в его объятия, плачу... из-за чего? Из-за всего, наверно. Я достигла переломной точки. Не могу так больше. Не могу быть стойкой.

– Милая, что случилось?

Я качаю головой, не в силах произнести ни слова, даже если бы и нашла правильные.

– Идем. Пошли в дом. – Положив руку мне на плечо, он ведет меня по дорожке, но я колеблюсь.

– Все в порядке, Грэйс. Проходи. На улице холодно.

Через несколько минут папа укутывает меня в одеяло на диване в гостиной; на столике передо мной стоит упаковка салфеток. Детали от конструкторов Лего, которые собирает Коди, разбросаны по полу рядом с игровой приставкой Кита. Фотографии мальчиков украшают стены, полки. Фотографии папы и Кристи расставлены на приставном столике.

Моих – ни одной. Я невидимка… если только дело не касается секса. Тогда я легкодоступна.   

– Теперь ты готова поговорить? – Он убирает волосы с моих глаз, мимолетно улыбнувшись.

Когда папа улыбается, я вижу, почему мама и Кристи не устояли перед ним. Как я не устояла перед Йеном.

– Парни – козлы.

Улыбка сползает с его лица.  

– Какие парни?

– Все.

Папа смеется.

– Да. Но какие в особенности?

Глубоко вздохнув, рассказываю ему все.

– Друзья Зака приставали ко мне сегодня. Команда на этой неделе посещает тренировочный лагерь по лакроссу. Я пнула одного из них за то, что он мне наговорил и дотронулся до меня. Ну, попытался дотронуться, во всяком случае.

– Умница. Как я тебя учил?

Кивнув, хватаю новую салфетку.

– Прямо в солнечное сплетение. Я в последний момент вспомнила, что он, скорее всего, в защитной раковине, поэтому, ну, знаешь, передислоцировалась. – Подавляю улыбку. – Его лицо стало таким же пунцовым, как его волосы.

Все еще обнимая меня одной рукой, папа одобрительно пожимает мое плечо.

– Пап, я не понимаю тех, кто называет меня шлюхой. Ведь шлюхам должен нравиться секс, должно нравиться спать со всем, что дышит? Будь я действительно такой, разве я не должна была стать самой популярной девушкой в школе, а не наоборот.

Приподняв руку, он похлопывает меня по голове.

– Ты этого хочешь?

– Нет, нет, я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое. Я не понимаю, почему им нужно окружать меня, обзывать, угрожать, знаешь?

– Как они тебе угрожали? – Слышать резкий тон в его голосе приятно. Это внушает мне чувство… безопасности. Впервые за несколько недель я чувствую себя… практически хорошо.

– Друзья Зака. Джереми Линз и Кайл Морэн. Они окружили меня, словно стервятники, по очереди пытались облапать. Только я отбивалась от одного, подступал другой. Кайл сказал, что девушки вроде меня не достойны серьезных отношений. Потом Джереми сказал, что я бы хорошо смотрелась с его… – О, Боже, это мой папа. Я не могу это повторить. Не могу произнести те слова перед ним. Поэтому показываю жестом.

Папа сдавленно стонет, будто задыхается, и садится прямее.

– Почему парни думают, что это нормально?

Он долго молчит, опустив взгляд на свои руки. Они больше не обнимают меня за плечи. Сейчас они сжаты в кулаки.

– Грэйси, некоторые мальчики считают секс соревнованием. Конкурсом. Спортом. Девочки – всего лишь очки, которые нужно собрать. А некоторые девушки… – Внезапно папа хлопает ладонями по своим бедрам. – Ну. Именно так к тебе отнесся Зак.

– Папочка, он…

Он поднимает руку, чтобы перебить меня.

– Не имеет значения, что случилось на самом деле, Грэйс. Это невозможно доказать. Полиция не арестует Зака. Его не исключат из школы. Ты ничего не сможешь с ним сделать. Ты можешь только контролировать свою ответную реакцию. – Осмотрев меня, папа улыбается. – Думаю, это отличный старт. Одеваться, как полагается хорошей девочке…

Я резко поднимаю взгляд. Он действительно только что сказал это?

– Ого. Что это значит, черт возьми?

– Ну, милая, ты носишь слишком много кожаной и обтягивающей одежды с шипами, а это говорит мальчикам…

– Говорит им что? "Вот она я, мальчики, налетайте!"?

– О, я бы не так выразился.

– Как бы ты выразился? – Я откидываю одеяло, встаю, скрещиваю руки на груди. – Ты думаешь, это моя вина. Ты всерьез думаешь, что во всем виновата я, разве не так?

– Проклятье, Грэйс, ты облегчила дело! Ты была ночью в лесу, пьяная, и вырядилась как… как…

– Как шлюха.

Папины губы плотно сжимаются.

О, Боже. Я смотрю на него. Я унаследовала его глаза, его ДНК, его кровь, и он стыдится меня. Прежде чем успеваю что-нибудь сказать, входная дверь распахивается, из прихожей в комнату доносится топот маленьких ног.

– Папочка!

– Привет, пап!

Коди и Кит прыгают на своего папу…

Их папу.

Прижимаю ладонь к груди, потому что боль вернулась, на сей раз с компанией.

– Привет, Грэйс! – Мальчики набрасываются на меня следом. Я улыбаюсь через силу.

Входит Кристи, неся в руках несколько пакетов с продуктами, переводит взгляд с меня на отца. Температура в комнате падает на десять градусов.

– Ох. Я не знала, что ты заглянешь к нам в гости сегодня, Грэйс.

Загляну в гости? О, ясно. Мне нужно приглашение, чтобы прийти домой к моему отцу.  

– Кирк, почему ты не сказал мне, что Грэйс придет. Я купила продукты с расчетом только на нас. – Кристи строит фальшивую гримасу, будто говорящую: "Ох, незадача", которая на самом деле маскирует злорадное ликование: "Как жаль, какая печаль", и мне хочется придушить ее этими долбанными фальшивыми жемчугами.

– Да, Кристи, я понимаю. Я не приглашена на ужин. – Можно подумать, мне кусок в горло полезет.

– Грэйс, ничего подобного. Просто…

– Грэйс, – перебивает ее папа. – Идем. Я отвезу тебя домой.

Домой. Конечно, ладно, какая разница.

В машине папа прочищает горло.

– Извини. Кристи любит все планировать и…

– Я понимаю, пап. – В моем имени нет буквыК, поэтому, полагаю, мне не место в Клубе. Словно меня это хоть Как-то волнует.

Мы с мамой живем не очень далеко от папы и Кристи. Я могла бы дойти пешком, только ему, наверно, нужно было почувствовать себя отцом, или вроде того. Мы останавливаемся на светофоре. Судя по часам на приборной панели, еще и двух нет.  

– Почему ты дома в разгаре дня?