– Ох, у меня отпуск на этой неделе.

Я сглатываю кислоту, поднимающуюся к горлу из желудка, и просто киваю.

– Мило. Было бы куда милее, если бы я знала, что ты в отпуске. Может, мы могли бы заняться чем-нибудь вместе.

Он ерзает на сиденье.

– Мы с Кристи скоординировали наши графики так, чтобы провести эту неделю с мальчиками.   

– Ах, с мальчиками.

Папа бросает на меня взгляд и вздыхает.

– Ладно тебе, Грэйс. Сделай мне поблажку. Тебе семнадцать лет. Мальчики еще маленькие и…  

– И им не нужно проводить время с их сестрой-шлюхой.

– Проклятье, Грэйс. Так не честно. Я…

– Высади меня здесь. Я дальше сама дойду. – Сигнал сменяется на зеленый; он проезжает мимо школы.

– Грэйс…

– Слушай, я понимаю, пап, ладно? Ты хотел начать с чистого листа, – кричу я. – Извини, что "заглянула в гости", не дождавшись письменного приглашения. Просто высади меня здесь. – Отец сворачивает на Главную улицу, внезапно тормозит у тротуара и просто смотрит вперед, в то время как я подхватываю свою сумку и открываю дверцу.

Захлопнув ее за собой, слышу скрип покрышек, когда он делает резкий поворот на 180 градусов. Остаток пути преодолеваю пешком, мой гнев тлеет подобно пропитанной маслом тряпке вблизи от открытого пламени. Поверить не могу. Папа берет неделю отпуска и даже словом не обмолвится. "Эй, Грэйс, мы ведем мальчиков туда-то. Хочешь с нами?". Подумал ли он, что у меня, возможно, выдалась абсолютно отвратительная неделя, и мне бы не помешало нечто большее, чем пятиминутный разговор по телефону раз в неделю? Черт, нет. Я пинаю входную дверь, отчего та ударяется о стену прихожей. Шагаю на второй этаж, в свою комнату, бросаю сумку на кровать, моргаю, стараясь избавиться от режущего ощущения в глазах.

В доме тихо, если не считать единичных скрипов и стонов. Слишком тихо.

Поднимаю тяжелый пояс-цепь, который больше не ношу, потому что он… ну, тяжелый… крепко сжимаю его обеими руками. Проверяю мамину комнату, за всеми дверьми, даже ванну, но там никого нет.

Я одна.

Дом испускает очередной жуткий звук. Почему он делает это только тогда, когда я остаюсь одна? Почему он не стонет, не скрипит, не вздыхает, когда здесь полно людей, способных уверить меня, что серийный убийца-психопат не прячется в шка…

О, Боже. Я не осмотрела шкаф.

Медленно крадусь обратно в свою комнату, распахиваю дверцы шкафа; цепь у меня в руке задевает несколько вешалок, сбивая три пары брюк на пол.

 – Господи, я схожу с ума.

Бросив тяжелую цепь возле стола, запускаю пальцы в волосы. Всегда найдется невыполненное домашнее задание, полагаю. Или можно посмотреть телевизор и попытаться заглушить зловещие звуки закадровым смехом. Обычно в это время я бы гуляла с Мирандой и Линдси – слонялась бы по школе, фотографировала или делала покупки в торговом центре.

Тянусь к своей сумке, достаю камеру, подсоединяю шнур к ноутбуку. Одна за другой фотографии, снятые сегодня, загружаются с карты памяти на жесткий диск. Индикатор выполнения отсчитывает количество: остается двенадцать… остается одиннадцать… десять. Звук начинает напоминать шаги – тяжелые бутсы опускаются на ступеньки, ведущие на второй этаж… в мою комнату. Двенадцать ступеней – по одной на каждую фотографию.

Дом стонет; я резко разворачиваюсь на стуле, сердце бешено колотится, но тут никого нет. Еще шесть снимков остается. Подхватив цепь, спускаюсь вниз. В кухне нагребаю в руки консервы из кладовой, устанавливаю их перед дверью, проверяю, все ли замки заперты. Наверно, нож будет лучше ремня, поэтому я вытягиваю один из подставки, держу перед собой, словно меч. К тому моменту, когда возвращаюсь к себе в комнату, все снимки загружены. Сглотнув неприятный привкус, появляющийся у меня во рту всякий раз, когда вижу Зака МакМэхона, листаю фотографии и нахожу одну – ту самую. Фотографию, которая вернет мне мою жизнь обратно.

Йен

В районе двух часов с улицы доносится визг покрышек. Я бросаю резиновые перчатки на тележку и подхожу к окну, посмотреть, в чем дело. Какой-то мужик выпрыгивает из минивэна и быстро шагает в сторону игрового поля. Не знаю, что происходит, только это интересней личных шкафчиков, поэтому я спешу на улицу. Выхожу именно в тот момент, когда к мужчине подходит тренер.

– Сэр, чем могу помочь?

– Джереми и Кайл. Которые из них Джереми и Кайл?

– Пожалуйста, покиньте поле, иначе мне придется вызвать охрану, – предупреждает тренер Брилл рассерженного мужика.

– Да, вызывайте. Я хочу поговорить с Джереми и Кайлом, сейчас же.

Ох, черт. Я знаю, кто это.

Тренер Брилл делает шаг вперед.

– Сэр, это закрытая тренировка. Я снова повторю. Уходите, или я позову охрану.

– Я не уйду до тех пор, пока не поговорю с Джереми и Кайлом. – Мужчина расхаживает вокруг, злобно смотрит на всех. Когда я вижу его лицо, мои губы плотно сжимаются. Ясные глаза. Прям как у Грэйс.

– Рассел! Что ты сделал? – выкрикивает Джереми.

Поднимаю руки.

– Не я, чувак.

Мужчина оборачивается кругом, указывает на меня.

– Ты кто?

– Йен Рассел.

– Ты знаешь Джереми и Кайла?

Тренер Брилл, листая список контактов в своем телефоне, качает головой, поэтому я молчу. Мужчина мечется по полю, пытается прочитать имена на футболках.

– Не уйду отсюда, пока кто-нибудь не скажет… – Он меняет направление, сосредотачивается на Джереми, чьи рыжие волосы торчат из-под шлема. – Ты. Рыжий. Ты Джереми, да, мелкий паршивец?

Глаза мужчины, так похожие на глаза Грэйс, сужаются за его очками в тонкой металлической оправе, лицо краснеет. Он кидается на Джереми, и мы гурьбой встаем между ними.

– Эй, отвали, мужик!

Тренер Брилл звонит в службу 911. Зак наблюдает с расстояния нескольких метров, ничего не говоря. Кайл выглядит так, будто навалял в шорты, а Джереми парализован.

Мистер Колье пытается вырваться из хватки парней, оттащивших его от Джереми.

– Подойдешь к моей дочери еще раз, и я тебя вырублю, слышишь?

Ропот проносится в толпе парней, когда они начинают понимать, кем является рассерженный мужчина. После этого позы меняются. Ребята снимают шлемы, опираются на клюшки, передвигаются ближе к Заку. Довольные улыбки возникают на лицах, однако мышцы напряжены в готовности к потасовке. Это шоу. Проклятая постановка. Я на периферии, и часть меня знает, что я должен подойти ближе. Разве не там мне место? Бок о бок с Заком?

Тренер Брилл медленно приближается к мистеру Колье, держа руки на виду, словно к бешеному псу.

– Полиция уже в пути. Не знаю, в чем дело, но если вы не хотите попасть под арест, вам следует уйти сейчас.

– Дело в моей дочери. Держите этих животных подальше от нее, черт побери, пока она находится здесь. Вы взрослый. Если с ней что-нибудь случится, вы за это ответите.

– Сэр, я не знаю, кто вы или кто ваша дочь, но могу поручиться – мои парни не покидают это поле без моего прямого надзора. Даю вам слово.

Мистер Колье пристально смотрит на тренера Брилла и, наконец, кивает.

– Надеюсь, вы научите их уважать юных девушек. Один из них уже достаточно сделал, чтобы причинить ей боль. – Он пронизывает Зака взглядом, но ежусь и ерзаю я сам, потому что ощущение такое, будто он говорит со мной.

– Кто ваша дочь?

– Грэйс Колье.

Кто-то произносит это слово. Кому-то действительно хватает смелости пробормотать: "Шлюха!".

Мистер Колье оборачивается кругом.

– Видите? Вот, о чем я говорю! – Он взмахивает рукой в общем направлении, откуда донеслось оскорбление.

Тренер Брилл распрямляет плечи.

– Кто это сказал? Кто это сказал?

Парни переминаются с ноги на ногу, пинают землю. Тренер делает шаг вперед.

– Я слышал. Я хочу знать, кто это сказал. И я хочу знать сию секунду, или вся команда пропустит турнир.

Звуки отвращения и негодования разносятся над командой.