Леонид вернулся на свой диван, лег, натянул одеяло на голову и закрыл глаза. Через пять минут он уже спал и видел сон.

За городом лютая зима, низко нависло серое небо. Свищет северный ветер, вздымая снежную пыль вдоль полей; в городе тепло, как в мае. Он гуляет в легком костюме, без шляпы по сказочному саду. Вдоль дорожек, посыпанных красным песком, цветут розы. Большие пунцовые розы. В мраморных бассейнах высоко бьют фонтаны и изумрудные капли воды, распыляясь, увлажняют воздух. Откуда-то раздаются звуки Знакомой музыки. На скамейках, окрашенных в белый цвет, сидят на солнышке и греются старики и старухи. Играют дети. Молодые пары, поравнявшись с ним, показывают на него глазами и шепчутся: «Видели? Леонид Иванович Косарев, тот, кто первый изобрел искусственное солнце и осчастливил человечество».

На концерт опоздали. Милочка обещала заехать за ними в девять, но пробило десять, а она еще не появлялась.

Сергей, в синем, заботливо отглаженном костюме и в новом галстуке, сидел хмурый, то и дело прислушиваясь, к шуму, доносившемуся с улицы.

—      Не беспокойся, все в порядке, она просто опаздывает,— сказал Леонид.— У тебя не было сестры, и ты не знаешь повадок девушек. Прежде чем выйти из дома, ей нужно десять раз поправить прическу, минут сорок повертеться перед зеркалом, трижды попудриться, покрасить губы. В самую последнюю минуту окажется, что она забыла прицепить брошку, и все начинается сначала... Погоди, женишься — натерпишься горюшка!

—      Подумаешь, какой опытный! Давно ли серебряную свадьбу отпраздновал? Можешь отправляться один, если спешишь...

Вот и звонок! Увидев разрумянившуюся от мороза Милочку, Сергей мигоМ4 забыл о своем беспокойстве,

—      Ну как, мальчики, готовы?— Милочка подошла к зеркалу.

—      Мы-то давно готовы, да вот стоит ли ехать, не знаю!— проворчал Леонид.— Концерт скоро окончится. И все из-за тебя. Обещала ведь в девять!

—      Подумаешь, концерт! На танцы успеем — и то хорошо.

— У меня идея,— сказал Сергей.— Давайте на скорую руку проводим старый год и тогда уж отправимся в клуб. Там в буфете, наверно, ничего уж и не осталось. Леня, пошевеливайся, тащи из кухни закуски, а я займусь вином.— Он открыл дверцы буфета.— Милочка, сладкое вино или шампанское, что лучше?

—      Все равно...

—      Тогда шампанское! Мама тоже выпьет с нами. Думаю, один бокал ей не повредит.

Танцы были в полном разгаре, когда они втроем вошли в большой, ярко освещенный зал, украшенный бумажными флажками. Недалеко от дверей стояли красильщики и наблюдали за танцующими. Увидев Сергея, ведущего под руку стройную, модно одетую девушку, они зашептались. Рябой промывщик в черном праздничном костюме сказал:

—      Ай да Серега, не зевает парень! Смотрите, какую красавицу привел!

—      Нашел тоже красавицу! Надень я такое шикарнее платье с бисером, может, первый приз по красоте взяла бы!—Самолюбие лаборантки Гали было задето. Она надеялась провести этот вечер с Сергеем.

—      Ты бы и так взяла приз, Галочка, жаль— нос курнос!— пошутил отмойщик.

С другого конца зала вошедших заметил Никитин и вместе с Наташей и Забелиной пошел к ним навстречу.

—      Вот приятная неожиданность! Здравствуйте, Милочка, поздравляю вас с наступающим... Совсем забыл, вы ведь не знакомы с Анной Дмитриевной,— спохватился Николай Николаевич. — Это Милочка, сестра Леонида.

Леонид подхватил Наташу под руку и увел танцевать.

—      У 'Них теперь начнутся возвышенные разговоры о наилучшем способе крашения шерстяных тканей и о других веселых предметах. Мы уж лучше потанцуем вволю!— говорил он ей.

Пророчество Леонида не оправдалось, Сергей пригласил Милочку, а Забелина закружилась в вальсе с Николаем Николаевичем.

—      Кто эта женщина, с которой познакомил меня Николай Николаевич?— спросила Милочка.

—      Большая умница, научный работник. Красивая, да?

—      Ничего...

—      Смотри, Алексей Федорович тоже здесь.

—      Кто?-

—      Директор наш, Власов

—      Покажи. Вот этот, высокий? Я его совсем другим представляла. Не такой уж он строгий...

Директор клуба, он же распорядитель вечера, долговязый малый с модной прической, без конца объявлял все новые и новые танцы. Молодые пары самозабвенно кружились по натертому до блеска паркету. Дождем сыпалось конфетти, бумажные ленты серпантина легкой разноцветной паутиной падали на плечи танцующих.

В этот новогодний вечер пожилые текстильщики чувствовали себя неплохо. Уютно устроившись за столиками буфета, они вели шумные разговоры. Мастер Степанов то и дело поднимал пенящуюся кружку и, разглаживая усы, произносил тосты.

Все веселились, как умели. Одна лаборантка Галя со скучающим видом бродила по залу, изредка окидывала Милочку недобрым взглядом и отказывала всем кавалерам, приглашавшим ее танцевать...

Заметив идущего по коридору директора, Степанов окликнул его:

—      Алексей Федорович, не побрезгуйте выпить с нами кружечку пива! Угостили бы вас чем покрепче, да вот не продают. Была у нас одна поллитровочка, да мы ее давно раздавили...

—      С удовольствием!— Власов подошел к столику и поднял наполненную кружку.— Поздравляю вас с Новым годом, желаю здоровья и успехов!

—      И мы желаем тебе успехов!— растроганный Степанов перешел «а «ты».— Не думай, мы в людях хорошо разбираемся и уважаем не каждого, имей он какие хочешь чины и ордена... Тебя уважаем потому, что ты свой, за производство душой болеешь, а еще за то, что ты сын Матрены Дементьевны! Припомни мои слова, Алексей Федорович: не пройдет и года, как наша красилка станет лучшей по всей республике! Люди со всех концов будут приезжать к нам учиться, опыта набираться. Про нас в газетах будут писать...

—      Может, и про тебя напишут?— шутя спросил закадычный друг Степанова, ремонтник Ненашев.

—- Очень даже просто! Товар красить — не гайки завинчивать, это понимать надо. Если хочешь знать, красильщик самый важный человек в нашем деле. Недаром до революции хозяева выписывали красильных мастеров из-за границы — немцев, англичан,— большие деньги им платили. Нашему брату, русскому, эту премудрость не доверяли. Чудно получалось, ей-богу: машины— иностранные, мастера — немцы, а рабочие — русские!

—      Зато теперь все ваше, народное! Итак, за успехи, за процветание нашей Родины! — Власов осушил кружку до дна, пожал протянутые ему руки.

Во втором часу ночи он разыскал Никитина и пригласил к себе на ужин.

—      Позовите всех: Полетова с его девушкой, Леонида, Анну Дмитриевну, Наташу — и поскорее приезжайте. Я побегу предупрежу мать!

Не прошло и часа, как столовая Власовых наполнилась веселым шумом. Матрена Дементьевна хлопотала возле стола, угощая проголодавшихся гостей:

—      Берите огурчики, капусту, сама насолила! Николай Николаевич, почему ничего ме кушаете? Анна Дмитриевна, еще кусочек рыбки. Сережа, бери салат, очень вкусный,— соседке своей положи. Кушайте, дорогие, кушайте! Нынче пироги у меня особенные, во рту тают!..

Выпили за Новый год, за успехи. Николай Николае-1 вич предложил тост:

—      За славных текстильщиков, украшающих жизнь людей.

Анна Дмитриевна села за пианино и заиграла старин; ную русскую песню про молодую пряху.

Гости подхватили знакомую мелодию:

В низенькой светелке огонек горит.

Молодая пряха под окном сидит.

Молода, красива, карие глаза,

По плечам развита русая коса...

—      Эх, тряхнуть стариной, что ли?— Власов встал.— Мама, где мой баян?

—      В моей комнате, на сундуке.

Власов принес баян, сел и, по-молодецки растянув мехи, запел приятным низким голосом:

Во субботу,- день ненастный...

Э-эх! Нельзя в поле,

Нельзя в поле работать...

Лицо его преобразилось, непривычная, мягкая улыбка скользнула по помолодевшему лицу.

Матрена Дементьевна, вытирая украдкой слезы, негромко сказала: