– Ты не обязана готовить мне чай.
Бун посмотрел на Рошель, стоявшую в другой части кухни. Она была у плиты на шестнадцать конфорок, ставила медный чайник на открытый огонь. Он стоял в оконном алькове, у стола, за которым обедали доджены. Больше никого не было. Марквист объявил всему персоналу о смерти хозяина, и сейчас слуги удалились, чтобы соблюсти положенный траур.
Тем временем дворецкий омывал слезами ботинки Элтэмэра.
Черт, их отношения были весьма неоднозначными.
– Все, что я умею на кухне – так это кипятить воду, – ответила Рошель.
Его друзья ушли сразу же после ее появления, словно надеялись, что Бун захочет побыть наедине с Рошель. С приходом ночи, когда он отправится на работу, нужно будет прояснить этот вопрос.
Он даст всем понять, что между ними ничего нет.
– И даже тогда, – пробормотала она, – я могу умудриться сжечь чайник.
– Не беспокойся, из меня тоже неважный повар, – пробормотал он, разминая плечо и инспектируя предел для движений.
– Где чайные чашки? – Она повернулась и окинула взглядом длинные ряды шкафчиков. – Столько вариантов для поиска.
Бун пожал плечами.
– Давай помогу. Вместе точно найдем.
Он собрался уже встать, но Рошель подкачала головой.
– Не стоит. Я займусь розыском.
Она начала заглядывать в шкафчики, открывая двойные дверцы, изучая всевозможные специи, чашки и кухонные принадлежности. В конечном итоге она нашла пару кружек над одной из трех посудомоечной машин. Из хорошего фарфора, с ручной росписью золотого и красно–коричневого цветов. Но их нечасто использовали. Элтэмэр считал их непростительно аляпистыми.
Говорил это таким тоном, словно само существование этих кружек нарушало законы природы.
– Эти сойдут? – спросила Рошель. – Блюдец к ним нет, но других я не вижу.
– Идеально.
– Я даже чай нашла. – Она с улыбкой вернулась к плите. – Выбираешь сахар или мед?
По крайней мере, приправы можно найти без проблем. Их составили на серебряный поднос, таким образом, как любил хозяин особняка...
Стоп, она задала ему вопрос?
– Не могу вспомнить, – ответил он.– Это было так давно.
Он не представлял, что вылетало из его рта. Но Рошель не проявляла настойчивость, и следующее, что Бун осознал, – что перед ним поставили горячую ароматную чашку, и Рошель села за стол напротив него.
– Ну, как у тебя дела? – спросил Бун, сделав пробный глоток. – Как у тебя с твоим любимым?
Он пытался завести простой разговор, но когда ее глаза наполнились слезами, сразу пожалел о своей попытке.
– О, Рошель. – Бун покачал головой. – Что произошло?
– У нас ничего не вышло. Несмотря на твою отважную попытку помочь нам.
Она аккуратно, чтобы не смазать макияж, промокнула уголки глаз мизинцем, и Бун прикоснулся к ее руке.
– Мне очень жаль.
– Ничего страшного. – Рошель сделала глубокий вдох. – Нам просто не суждено быть вместе.
Было так сложно видеть боль на ее лице, и в это мгновение он ненавидел аристократию. Без сомнений, мужчина узнал о разорванной помолвке и не захотел иметь дело с последствиями.
– Глимера – мерзкое место,– пробормотал Бун.
– Я сожалею о твоем отце, – хрипло выдохнула она.
Он открыл рот, чтобы сказать что–то аналогичное, но... не смог соврать.
– Спасибо. Это было так неожиданно.
– Жизнь полна неожиданностей.
– Это верно.
Если бы кто–нибудь сказал ему год назад, что они будут сидеть здесь, без присмотра, после смерти его отца, он, ставший солдатом, и она – до сих пор не замужем? Он бы сказал, что это бред собачий.
Молчание затянулось, Бун хотел спросить у Рошель про ее мужчину, и него возникло ощущение, что она хотела узнать, что случилось с его отцом. Но они оба были охвачены каждый собственной скорбью, и горе, совершенно лишнее здесь, заняло все пространство для разговора.
Они просто сидели друг напротив друга, чай в их кружках, оставшийся нетронутым, терял свое тепло.
Пока окончательно не остыл.
Рассвет медленно подползал к Колдвеллу, солнечные лучи означавшие начало трудового дня для людей, знаменовали конец дня – для вампиров. Тот факт, что сияющий ублюдок появлялся так медленно – единственная хорошая фишка зимы, по мнению Ви.
Он вернулся на территорию Братства из клуба косплееров, и когда Ви принял форму перед парадным входом кафедрального особняка, глаза уже слезились, а кожу под одеждой пощипывало. Небо над головой было затянуто облаками, но это не играло никакой роли, учитывая, насколько высоки ставки. Останешься на улице? Одна прореха в небосводе, и можно готовить соус барбекю и урну для праха.
Открыв тяжелую дверь в вестибюль, он вошел внутрь и подставил свою рожу под камеру. Фритц открыл замки с другой стороны, и морщинистое лицо дворецкого растянулось в широкой улыбке.
– Господин, вы вернулись!
Так значит, Ви ненавидел жизнерадостных людей. Задорных людей. Тех, кого можно описать словами «бойкий», «веселый», «живой» и/или «энергичный».
Энергичных ублюдков – особенно.
Но Фритц, заведующий хозяйством Братства, – это другая история. Старый дворецкий просто пребывал в постоянном восторге от окружающих его людей. Цель его жизни – служить хозяевам, и разве можно было не любить парня? Даже такому мизантропу как Ви. В конце концов, тот факт, что 99% жителей особняка не толерантны к солнечному свету, не значит, что этому дому помешает свое персональное солнце. Фритцу стоило только войти в помещение, и доджен приносил с собой тепло и оптимистический настрой.
– Как дела, дружище? – спросил Ви, закрывая за собой дверь в вестибюль.
– Сэр, я могу предложить вам «Грей Гуз»?
– Не, я в норме…
Когда на лице доджена отразилась вселенская печаль, Ви замолк. Господи Иисусе, он словно пнул щенка.
– Да, было бы здорово. Спасибо. Мне двойной.
Яркая улыбка вернулась на это лицо.
– Я сделаю для вас самую лучшую порцию! Одну секунду!
Фритц вприпрыжку устремился к бильярдной, так, словно забыл выигрышный лотерейный билет возле бара, а Ви оставалось только покачать головой. Он не планировал задерживаться здесь, но, практикуя садо–мазо долгую жизнь, он так и не научился расстраивать этого доджена.
Дворецкий был его криптонитом[16].
В противоположном конце роскошного разноцветного фойе, в столовой, в самом разгаре была Последняя Трапеза. Жители дома расселись за длиннющим столом, многочисленные доджены подавали им еду и напитки, оттуда доносились громкие голоса и низкий смех, наполняя все помещения в доме, насколько бы они ни были отдалены от столовой. В обычное утро Ви направился бы сразу за стол, но он достал телефон и проверил водящие СМС. Ага. Джейн заканчивала дела в клинике учебного центра, а потом они договорились поужинать в Яме, без посторонних.
Наедине.
М–м.
И нет, он думал не об искусно приготовленных блюдах и хорошем вине. Даже не о персиковом кобблере, который заказал на десерт.
Нет. Он думал о другом… персике.
Благодаря его нетерпеливой натуре… которая стала еще более нервной, подтачиваемая доброй дозой сексуальной нужды…
Ви повернулся к богатой лестнице, ведущей на второй этаж. Ему бы уже подниматься по ней. Он хотел сейчас стоять перед Королем со своим докладом. Уже быть на пути в Яму к своей очень, крайне, невероятно обнаженной шеллан…
– Сэр, а вот и я!
Фритц протягивал ему серебряный поднос, в центре которого стоял высокий стакан со льдом и шестью дюймами «Грей Гуза». На обод была нанизана лимонная долька, а под самим стаканом, подобно небольшому ковру, лежала коктейльная салфетка.
– Спасибо, дружище.
Ви рукой в перчатке взял стакан с салфеткой, поднес к губам и сделал пробный глоток… издав за ним стон, который отражал его правдивое мнение. Напиток был идеальным. Как он любил, и приготовлен с любовью и преданностью, которые он никогда не понимал, но определенно научился ценить.
Хотя в этой сопливости он никому не признается.
– Он изумителен.
Фритц засиял как рождественская елка, и нельзя было отрицать, что такая реакция радовала сердце. Но даже если бы Ви был любителем обнимашек… а он любил обнимать лишь в одном случае – в удушающем со спины… дворецкому разрешалось только пожать руку. Последний, кто умудрился обнять доджена… по слухам, это была Бэт, еще до того, как они все переехали сюда, до того, как ей сообщили правила. Фритц тогда чуть не скончался от шока. Да, он любил, когда его ценят, но если заявить ему в лицо о его значимости для тебя и жителей особняка? Или, Боже упаси, проявить это на физическом уровне? Дворецкий лишиться сознания у тебя на руках.
– Еще раз спасибо, – пробормотал Ви.
Фритц поклонился так низко, что едва не стукнулся челюстью о пол в фойе.
– Для меня искреннее удовольствие служить вам.
Ви шагнул на лестницу и к площадке второго этажа уже допил «Гуся». Двери в кабинет были открыты, и Великий Слепой Король, Роф, сын Рофа и отец Рофа, сидел на отцовском троне. За старинным столом размером с внедорожник.
– Очередные хорошие новости, да? – Король повел плечом, которое тут же хрустнуло. – Жду с нетерпением.
Да, несмотря на абсолютную слепоту Роф не испытывал проблем со слухом или обонянием.
– Стараюсь быть в тренде. – Зайдя в кабинет, Ви закрыл двойные двери. – Ну, в теме и все такое.
Дизайн комнаты с бледно–голубыми обоями и французской мебелью кардинально не вязался с внешностью последнего чистокровного вампира на планете, но ничего не поделаешь. Именно в этой комнате Братство и воины собирались после смены, двадцать тонн мяса протискивались в помещение, пытаясь присесть лишь одной ягодицей на хрупкое кресло времен Луи XIV или диваны. Но со временем, когда выработалась привычка, на этот абсурд перестали обращать внимание, и сейчас даже покажется странным – организовать собрание в другом месте.
– Значит, мертвая женщина – это не ложный вызов? – спросил Роф, когда Ви уселся возле камина.
– Нет. – Он покружил тающий лед в стакан и сделал еще один глоток. – Все подтвердилось.