Но, Боже, что, если бы мужчина не заслуживал этого? Что, если бы Буну на пути встретился невиновный?

Он хотел верить, что ничего бы не сделал. Хотел верить, что прошел бы мимо, дальше, пока не нашел бы лессера или тень.

Но он действительно не доверял себе, и оттого задумывался, может, Элания знала о нем что–то, чего не знал он сам. Может, поэтому она не хотела его ребенка.

Подойдя к «Мерседесу», он покачал головой, когда Фритц вышел из–за руля.

– Нет, я сам разберусь с дверью спасибо.

Лицо дворецкого опечалилось, словно Бун оскорбил его мамэн.

– О... – Бун потер раскалывающуюся от боли голову. – Да. Конечно.

– Прошу вас, сюда.

Для пожилого человека дворецкий передвигался слишком резво... с другой стороны, он много что делал быстро. По пути сюда он вел машину так, словно ПДД и ограничение скорости зависели от наличия или отсутствия людей на его пути.

– Где ваша женщина? – вежливо спросил дворецкий, открывая заднюю дверь.

Не знаю, куда она исчезла, подумал Бун про себя. Хотя видел ее только что.

– Сейчас выйдет.

Будем надеяться.

И она вышла спустя мгновение. Он только устроился на заднем сидении, как Элания вышла через главный вход в здание. Она помедлила, заметив дворецкого в униформе и «Мерседес S65», но потом расправила плечи и направилась к ним по чищенному тротуару. Она была в джинсах и парке, которые надевала в «Рэми», в поношенных ботинках высотой до икры. С собранными волосами и без макияжа Элания выглядела свежо и естественно.

И, казалось, нуждалась в его защите... но он знал, что она ее не хочет.

– Добрый вечер, Госпожа, – сказал дворецкий с широкой улыбкой. Потом низко поклонился. – Я рад служить вам. Меня зовут Фритц Перлмуттер.

– Эм... спасибо, – пробормотала она.

– Прошу, присаживайтесь, – сказал он дружелюбно. – И мы поедем.

Когда Элания села в машину, Бун сказал:

– Это не займет много времени.

Фритц запрыгнул за руль и повернулся к ним.

– А сейчас я подниму перегородку. Прошу вас пристегнуть ремни перед началом поездки.

Поднялась черная перегородка, не только между пассажирской и водительской зоной, но и по периметру на окнах, блокируя обзор. Замечательно. Он не сможет притвориться, что разглядывает снежный ландшафт. Но это – часть системы безопасности Братства. Когда–нибудь может ему и другим новобранцам дадут свободный доступ. Но пока этого не произошло, и Элании запрещено знать местонахождение учебного центра.

Пытаясь занять чем–то руки... и не хрустеть при этом компульсивно суставами... Бун перетянул ремень через свою грудь и с щелчком застегнул его, а после небольшого рывка взревел мотор.

– Кстати, Бутч оформил комнату с уликами в учебном центре. После того, как мы закончим, он хотел переговорить с тобой.

– Хорошо.

Когда телефон завибрировал в кармане кожаной куртки, он поблагодарил Деву Летописецу за возможность отвлечься, но достав мобильный, Бун нахмурился. Ему написала Рошель, но он прочитает сообщение позже. Сейчас он не мог собрать мысли в кучу.

– Ты смог остаться в своем доме на день? – спросила Элания. Сердце Буна гулко забилось, он не ожидал услышать ее голос, и посмотрел на ее отражение на гладком стекле перегородки.

– Да. Я спал там. Король дал мне четырнадцать дней, прежде чем я смогу съехать.

– Где ты останешься после?

– Крэйг и Пэрадайз предложили мне свободную комнату. Но я найду свое жилье.

Чуть больше суток назад он еще думал, что сможет переехать к ней. Но такая возможность была обрублена на корню. И, как она сама сказала, он не знал, как вернуться назад.

– Я сожалею о твоем отце...

Бун перебил ее, повышая голос.

– Ладно. Нужно завязывать с этой хренью. Мы с тобой слишком далеко зашли, чтобы ты комментировала таким образом мою жизненную ситуацию или гребаного мертвого отца. Я понимаю, что плохо справляюсь с этим, но, честно говорю, я не понимаю, что не так. Правда, не понимаю. Не понимаю твоего настроя, но по правде, это – очередное напоминание о том, что я тебя совсем не знаю. Между нами сумасшедшая химия, и я хотел развивать наши отношения... столько, сколько нам отведено быть вместе. Но я не понимаю происходящее и не понимаю тебя, и это сводит меня с ума. Поэтому извини, но сейчас я не в состоянии поддерживать дружескую беседу, особенно о существенных событиях в моей жизни.

Он ожидал, что она закричит на него. Обвинит в эмоциональной черствости. Опять начнет спорить из–за беременности...

Вместо этого она кивнула.

– Это честно. Ты прав.

Бун отвел взгляд от тонированного окна. Почувствовав, как машина сделала поворот, и, вжавшись в сидение при разгоне, Бун понял, что они выехали на северное шоссе.

– Я надеялся, что ты будешь кричать в ответ, – услышал он себя.

– Не хотела разочаровывать тебя.

Спустя мгновение он ощутил легкое прикосновение к своей руке и перевел взгляд на Эланию.

– Что.

– Если я не в состоянии позаботиться о себе, то как я смогу позаботиться о ребенке?

Бун моргнул.

– Что?

Элания убрала руку и засунула ее под свое бедро.

– Я не хотела осмотра в клинике, потому что боюсь узнать, что беременна. А я не хочу беременности потому, что в ужасе от ответственности за ребенка.

Открыв рот, чтобы ответить, он захлопнул пасть, когда Элания сбито продолжила:

– У меня нет навыков развития дружеских отношений. Я пугаюсь при поездках в супермаркет. Живу в страхе того, что люди надо мной подожгут здание, и я не смогу скрыться от солнечного света. Я плохо сплю последние восемь месяцев, ненавижу жить одна. И постоянно переживаю из–за того, что у меня нет никого близкого, к кому бы я могла обратиться за помощью. – Она покачала головой, посмотрев на свои руки. – Ребенку не нужна такая мать. Такая личность недостаточно сильна, чтобы стать мамэн.

Элания снова посмотрела на него.

– И ты прав. Я в ужасном состоянии. Может, играют гормоны, влияя на мое настроение, но даже если так, фертильность не изменила моей ситуации. В смысле... Боже, я все еще не знаю, кто убил мою сестру... все, чего я добилась на этом фронте – еще одна убитая женщина, вероятно погибшая от рук того же преступника. Я просто... Бун, я все запорола, абсолютно все... включая себя, я везде лажаю. В современном мире правят сильные женщины, но знаешь что? Я – полная противоположность сильной, выносливой женщины, и мне ненавистно это. Ненавижу это и не могу изменить.

Бун снова моргнул. Потом прокашлялся.

– Думаю, ты сильно себя недооцениваешь. Не так много людей – и мужчин и женщин, кто каждую ночь бы ходил в «Возрождение» с твоей целью.

– Я не успела спасти ту женщину.

– Но ты и не навредила себе в процессе. И ты привлекла Братьев. Ты оказалась там, где должна была.

– Этого недостаточно, – сказала Элания, и ее голос надтреснул. – Я не смогла спасти ту женщину. Я не смогла спасти Изобель.

Протянув руку, Бун погладил ее по щеке, желая обнять Эланию.

– Ты делаешь все, что в твоих силах. Ты помогаешь с расследованием.

– Я вернусь в клуб. Хочу, чтобы ты знал.

Бун склонил голову.

– Я знаю. Я в этом не сомневался.

– Даже если я беременна.

Его внутренности скрутило, но он постарался не показать своего страха... и волну агрессивной нужды защищать ее. Он прекрасно знал, каково это – жить под гнетом кого–то, кто якобы лучше тебя знает, как тебе жить. Он не станет делиться этим знанием с Эланией просто потому, что он мужчина и физически сильнее ее.

– Пока нет медицинских противопоказаний, я не стану останавливать тебя, – сказал он.

– Ты, правда, так думаешь?

– Да. – Бун наклонился к ней, жалея, что не может взять ее за руку. Он не хотел напирать на нее. – Настолько я тебе доверяю. Настолько я в тебя верю. Ты храбрее, чем думаешь, и сильнее, и я поддержу тебя во всем.

Сказав это, он осознал, что говорит правду. И порой, чтобы обрести веру в себя, нужно, чтобы кто–нибудь осветил тебе этот путь. Он узнал это благодаря Братьям. Своим друзьям.

– Я думала, ты захочешь, чтобы я сидела дома, – прошептала Элания.

– Тогда ты подведешь свою сестру.

Ее глаза заблестели от слез.

– Я и так едва справляюсь с чувством вины. Я не могу еще бросить поиски ее убийцы.

– Логично. – Бун покачал головой, думая о своем прошлом. – Слушай, я видел, во что Глимера превращает женщин. Я жил в этом кошмаре. Я бы не хотел, чтобы кто–то помыкал мной... почему–то я уверен, что и ты не хочешь? Как я сказал, если медицинских противопоказаний нет, у меня нет прав превращать тебя в предмет мебели просто потому, что ты беременна... я и не захочу этого.

Ее взгляд начал смягчаться, враждебность и отстраненность исчезала из ее глаз. А потом ее лицо расслабилось, а за ним и ее плечи и руки, скрещенные на груди.

– Спасибо, – прошептала Элания.

– Я просто говорю известную мне правду. – Он хотел притянуть ее в свои объятия, но заставил себя остаться на месте. – У меня будет лишь одна просьба.

– Какая?

– В следующий раз поинтересуйся моим мнением, а не додумывай за меня. Обещаю, я всегда буду честен с тобой, тебе может не понравиться моя позиция, но, по крайней мере, мы будем обсуждать реальные разногласия, а не гипотетические.

Элания сделала глубокий вдох.

– Помнишь, как пригласил меня в «Рэми»?

– Это было три дня назад, – Бун коротко рассмеялся. – Так что да, помню. Но даже три года спустя, будь уверена, я бы помнил каждую секунду.

Элания покраснела, и румянец был ей к лицу.

– Когда я сказала, что не опытна в этом... – Она обрела рукой расстояние между ними. – Я говорила честно. Я не умею строить отношения с людьми.

Бун пожал плечами.

– Как будто кто–то в этом подкован. Особенно если замешаны чувства.

– Не знаю. Пэрадайз и Крэйг, кажется, живут душа в душу.

– Боже, ты встретила их сейчас. А в начале у них был конфликт на конфликте.

– Правда?

– Да. И, хэй, ты можешь спросить их об этом, но они не передадут рассказ должным образом. Настоящая любовь стирает подробности. Конфликты и трудности на пути к счастливым отношениям забываются, когда пара добирается до тихой гавани. – Бун пожал плечами. – Но кто я, чтобы с уверенностью говорить об этом.