«Хороший день, — подумала она уже за завтраком. — Вот только сон какой-то странный. Закат или восход, не поняла».

Майя мигом слопала предложенный ей бутерброд с маслом и деловито заглянула в пустое мусорное ведро.

— Ничего нет. Мы по-прежнему на мели, — беззаботно сообщила ей хозяйка. — Протянем как-нибудь. А ты и так толстенькая.

Заслышав голоса на кухне, из темного чулана деловито примчался мохнатый попрыгунчик, хорек по имени Шур-Шур. Этот независимый и шустрый зверек был куплен Ольгой для съемок в фильме, а когда кинопроцесс закончился, так и остался жить в ее огромной мастерской. Были еще два кенара-певуна, но те, выпущенные из клетки, напрочь заплутали в двенадцати комнатах и, сдохнув с голода, неизвестно где завалились за шкафы.

Квартира была настолько необъятна, что молодая художница сама ее побаивалась, особенно темными зимними вечерами. В такие вьюжистые ночи, когда за окнами крутилась снежная метель, старый дом, казалось, вымирал, и безмолвная квартира наполнялась подозрительными шорохами. Скорее всего виноват в этом был помоечный разбойник Шур-Шур, орудовавший в мусорных пакетах, но Ольга все равно трусливо забиралась в кровать, звала Майю, и вдвоем они дружно тряслись от страха. В такие моменты Ольге чудилось, что она заколдованная принцесса, которую поселил в этом страшном замке злой волшебник, и она горячо молилась, чтобы когда-нибудь ее спас от одиночества и страха благородный рыцарь на белом гривастом коне. А злой волшебник, который поселил ее в этом замке, звался Надеждой Васильевной.

Это была бодрая духом, неунывающая русская женщина, проработавшая тридцать лет и три года за рулем такси. Они познакомились, когда Ольга, разыскивавшая для себя мастерскую, позвонила по объявлению и пожелала снять за пятьдесят долларов предлагаемую в газете комнату. Показывая художнице эту самую комнату, Надсжда Васильевна почувствовала к ней симпатию, разговорилась с девушкой и поведала ей историю квартиры. Заколдованный замок давно поджидал свою пленницу — еще за год до этой встречи на шестом этаже знаменитого Египетского дома на Захарьевской случился пожар. Огнеборцы, не скупясь, вылили на пламя двадцать тонн воды, все перекрытия промочило, потолки почернели, и жильцов срочно расселили. Барские квартиры, располагавшиеся по одной на этаж, опечатали, и тут, казалось бы, делу конец, но спустя месяц после пожара с югов вернулась Надежда Васильевна. Бравая таксистка наотрез отказалась выселяться и осталась одна, без надоевших соседей в четырехсотметровой квартире. Вскоре, однако, ее забрали к себе дети, и она подала объявление о сдаче своей комнаты внаем.

Где-то далеко и очень настойчиво звонил телефон. Когда Ольга только купила этот удобный аппарат-трубку, она очень радовалась современной штуковине, но с тех пор как поселилась в этих комнатах, все время его теряла и целыми днями разыскивала. Телефон обнаружился в кабинете под кипой бумаг и рисунков.

— Оля, здравствуйте! — приветствовал ее на другом конце линии приятный мягкий голос. — Это Катя Андреева Как вы поживаете? Хорошо? У меня для вас приятные новости. Ваша заявка побелила в конкурсе, и вы получите грант. Пятьсот долларов. Если располагаете временем, приходите сегодня к нам на Чайковского, в наш маленький особнячок.

Оглушенная нежданной вестью Ольга заголосила от радости и, захлебываясь словами, стала благодарить любезную Катю. Закончив разговор, она уже без всякого стеснения заверещала от счастья и, схватив меланхоличную Майю за передние культяшки, пошла вальсировать. Жизнь художника не сахар, а всего лишь жизнь художника, и посему он часто бывает просто голоден. Ольга голодала уже несколько дней.

Финансовый кризис начался три месяца назад и свирепствовал этой весной как никогда раньше. Сначала он уничтожил одну неделю ее жизни, потом вторую, потом и месяц. Чтобы хоть как-то засыпать ночью, они с Майей ходили по гостям, те кормили их чем могли, но все больше чаем с пряниками. Вскоре столоваться у таких же безденежных художников стало совершенно неудобно, и тут судьба прислала им кормилицу. Странная история — осунувшаяся и неугомонная Ольга стала ходить в казино. Не затем, чтобы играть, а потому что в казино на столах всегда были бесплатные сигареты и крекеры. Флегматичная Майя ждала на привязи, а хозяйка жадно курила и набивала карманы печеньем. За этим занятием ее однажды поймал наблюдавший за залом строгий господин с черной бабочкой и дорогам перстнем на пальце. Допросив смущенную девушку и узнав, что она не игрок, а оголодавшая художница, он неожиданно проникся милосердием и, не желая более неволить ее гордость, положил в корзинку с крекерами пластмассовый кружочек.

Десять долларов, предложенные кассиршей казино за эту фишку, были большой суммой. Получив их, Ольга поспешила домой, но спустя минуту вернулась и обменяла обратно. Кассирша задорно ей подмигнула. Игра, фортуна, миг, удача - все эти силы подхватили ее фишечку и трижды прокатили по зеленому сукну. Через пять минут на улице красная от счастья Ольга показывала голодной Майе двести долларов.

Они кое-как расплатились за квартиру и стали жить на оставшиеся деньги. Именно тогда, в начале лета, Тимур Новиков и дал Ольге один совет. Выслушивая знакомых, как пастырь прихожан, Тимур многое знал о жизни каждого из них и, желая помочь, щедро дарил друзьям свои мудрые советы. Видя бедственные трудности и лишения на пути молодой художницы, Тимур посоветовал Ольге не тратить на создание дорогостоящих произведений собственных денег, тем более что таковых и не имелось.

— Мы с вами дожили до того времени, — воодушевленно творил Тимур, — когда в нашу страну устремились институции, которые хоть как-то поддерживают современную культуру. Придумайте художественный проект, опишите его и подайте в Фонд Сороса. Техника, в которой вы работаете, сложна, и для создания новых произведений требуются известные средства. Если ваш проект примут, фонд возьмет на себя все расходы. Иными словами, укажите в заявке нужную сумму и ждите ответа.

Воодушевленная перспективой работы над новыми картинами, Ольга не спала две ночи и сочиняла текст. Когда пять мелко исписанных листиков и ворох эскизов были переданы в фонд, она с волнением начала ждать. День тянулся за днем, полетели недели, прошел месяц. Вскоре она совсем махнула рукой и позабыла о фонде, и вот сегодня раздался этот звонок.

— Сорос, Сорос. Кто же такой этот добрый Сорос? - с ликованием вопрошала себя Ольга. — Не важно, кто он, срочно к нему.

Но тут ее ликование вдребезги разбилось об одну-единственную мысль. Ольга села на стул и призадумалась. Растерянность и грусть одновременно сжали ей сердце — она вспомнила о матери. Последний раз она навещала родителей в их муринском доме ранней весной. Тогда, обнимая деда Федю, отца и подросшего брата Сашу, она была рада, но почему-то запомнила только усталые глаза своей мамы. Отец бросил свой завод и стал тихонько попивать, дед болел, Сашка пропадал на работе, одна она билась там как рыба о лед, сбиваясь с ног на этом средневековом хозяйстве. Магазин, в котором она отработала двадцать лет, продали «новым русским», мама осталась без средств и, не прося помощи, тащила на себе всех мужиков и весь этот заваленный хламом двор, подтопленный огород, стирку, воду и готовку.

«Как же ей дальше жить? — раздумчиво спросила себя Ольга. - Ведь им есть нечего».

Виляя хвостом, к Ольге подошла печальная Майя. Вдвоем они посидели, подумали, и верное решение пришло. Ольга снова счастливо улыбнулась, оделась и отправилась на выставку.

Царство Тимура, «Новая академия изящных искусств», располагалось в доме № 10 по Пушкинской улице. Этот известный своими акциями и творческими мастерскими дом постоянно воевал с городской администрацией и жадными инвесторами, мечтавшими выгнать художников и продать их квартиры. Отбиваясь от нечисти, истерзанная, но все еще не сломленная, Пушкинская, 10 являлась последним прибежищем для сотен музыкантов и художников, обитавших в бездонной глубине ее двора.