«Новая академия» жила особняком от этой массы экспериментаторов от искусства и располагалась на четвертом этаже. У Тимура всегда бывало много гостей и занимающихся студентов, но сегодня было особенно многолюдно - «Новая академия» открывала выставку Георгия Гурьянова, и сам Георгии, строгий и импозантный, как главный герой собственных произведений, стоял, окруженный улыбающимися друзьями и почитателями его таланта. Протолкавшись среди гомонящих знакомых к маленькому кабинету, Ольга увидела Тимура и поздоровалась со всеми присутствовавшими. Небольшая комната гудела голосами, и, улучив момент, девушка завладела вниманием хозяина кабинета

— Все вышло, как вы говорили, — я получила грант от этого Сороса.

— Мои поздравления! — просветлев лицом, воскликнул Тимур.

— Очень хотела начать новую серию, но возникло одно обстоятельство. Я описывала в проекте пять фотографических работ, а сейчас решила в корне изменить весь проект.

— Так в чем же дело? — удивился Тимур. - Гранты на то и даются, чтобы их тратили на проекты.

— Да, но если этот Сорос решит проверить, как я потратила деньги, а у меня совершенно альтернативный проект?

Тимур радостно засмеялся и на удивление легко вывел Ольгу из одолевавших ее сомнений:

— Ольга, поймите, этот господин Сорос - совсем недобрый старичок в кресле-качалке, и занимается он вовсе не искусством. Людям искусства просто перепадают листочки с огромного денежного дерева, которое трясут такие тузы, как Форд, Сорос и Картье. Деньги, которые они позволяют тратить на культуру, — это капля из того моря денег, которые они прокручивают через свои фонды по всем странам, занимаясь политикой, скупкой сырья и мозгов. Вы вольны делать с вашим грантом что пожелаете. Могу вас успокоить — что бы вы ни сделали — все будет искусством, так уж вы устроены.

Поблагодарив Тимура, счастливая Ольга выбралась из выставочных помещений и уже на лестнице повстречалась с добрым другом Викентием. Они давно не виделись и, испытывая взаимную симпатию, стали рассказывать друг другу интересные новости. Ольга увидела у Викентия висящий на плече фотоаппарат, призадумалась и отвела его в сторонку. Они долго шушукались, а после лицо Викентия расплылось в улыбке, и, взявшись под ручку, они куда-то ушли.

Уже через полчаса веселая парочка появилась в Фонде Сороса Ольга довольно быстро получила свои деньга, а уходя, нежно поблагодарила за хлопоты Катю Андрееву. После этого они с Викентием вышли на проспект и направились к метро. Подземка домчала их до конечной станции, и они оказались за городом.

— Какая тебе больше нравится? — с восторженным интересом допытывалась Ольга у Викентия. — Эта, которая облизывается? Или вон та, с белым пятном на лбу?

Викентий стоял рядом с ней и ошарашенно тер лоб рукой. По растерянному выражению его лица можно было сказать, что он впервые так сомневается в выборе.

— Как, ты говоришь, их зовут?

— Вон та, черная, — это Личинка, — со смехом повторила Ольга. — Вот эта, с пятном, — Румба, а та, побольше, — Ракета. Во, видишь, как смотрит! Голодная.

— Му-у! — томно замычала одна из коров, переминаясь с ноги на ногу и обмахиваясь от слепней хвостом.

— Вот эта, которая сейчас замычала, мне кажется самой симпатичной, — сформулировал свои наблюдения Викентий.

— У той, что Личинка, мне просто имя не нравится, а эта Ракета какая-то криворогая.

— Мы с тобой мыслим, как одна голова! — радостно сказала Ольга. — Все, мы выбрали. Вот эту. Румбу! Румба, Румбочка! Хорошая. Видишь, на нас смотрит!

— Лишь бы она нас не съела по дороге.

К загончику, где стояли коровы, подошла женщина в рези новых сапогах и синем халате. Ольга отдала ей деньги, а женщина с улыбкой открыла воротца.

— Постойте! — заволновался Викентий. — А вы на нее никакой сбруи не наденете? Как же мы ее поведем?

Женщина вытащила из сапога свежесломаную хворостину и с улыбкой передала ее городскому чудаку:

— Вот тебе сбруя!

За тот час, что они гнали Румбу из местечка Ручьи в деревню Мурино, Викентий выучился заправски управляться с покорным животным. Покачивая при ходьбе необъятным чревом и тряся розовым выменем, черно-белая Румба неспеша шагала вдоль асфальтовой дорога. Вела она себя во время перегона очень прилично, и лишь раз громко выпустила злого духа из-под болтающегося хвоста. Машины притормаживали, и водители, смеясь, кричали им что-то одобрительное, Ольга всю дорогу хохотала, а Викентий деловито тряс хворостиной. Когда они вышли к самой деревне и проходили зеленое поле с лесным пейзажем на горизонте, Ольга понудила Румбу остановиться и попросила Викентия приготовить камеру.

— Пора делать проект! Румба! Ты будешь моей моделью. Ты — как символ надежды! Понимаешь? Все, делай задумчивое лицо.

Румба послушно хлопала своими коровьими глазами, «делала лицо» и с надеждой смотрела вперед. Викентий отснял эту постановку, и довольные друзья погнали животное на родительский двор.

Посмотреть на диво дивное, чисто сказочное явление коровы-кормилицы на двор семьи деда Федора собрались многие старики. Виданное ли дело, средь бела дня явилась к деду его внучка и подарила своей плачущей от счастья матери корову. Еще долго после этого случая, всколыхнувшего дремотную скуку, ходили по деревне россказни про какого-то жида Сараса, который от своих щедрот дарит всем художникам по корове. Сказки эти со временем переплелись с отчаянными враками, но все желающие узнать истину всегда могли пообщаться с дремлющим на завалинке дедом Федором, и уж он-то вносил ясность:

- Это сам Саросос подарил моей Олечке.

Детское счастливое настроение, умывшее душу безмятежным покоем, охватило Ольгу, когда они возвращались в город. Викентий всю дорогу рассказывал забавные истории, она смеялась, все представлялось ей теперь живым и ясным. Ольга вспомнила свой растопленный ярким солнцем утренний сон и поняла, что сама судьба привела ее за руку к этой корове. Она отдала долг совести, и теперь с легким сердцем может приниматься за работу — кончилась ее черная полоса, она все сделала правильно и за свое терпение получит в награду вдохновение. Когда друзья добрались до Захарьевской улицы и поднялись в мастерскую, за дверью завывала голодная Майя, а в самой двери торчала записочка:

Оленька, жду тебя па свой день рождения, семь вечера, на Фуриках. Егор

— Успеваем! — радостно воскликнула Ольга, показывая записку Викентию.

Он и прихватили собаку и скорым шагом отправились к «Речникам».

«Клуб речников» или, как по-свойски именовали его друзья, «Речники» обретался в свежеотвоеванном сквоге. Веселая компания «Речников», свято чтя традиции художнического самозахвата, нашла эту пустующую квартиру и после непродолжительного зондирования почвы энергично внедрилась. Стародавний роскошный дом с тихим двором и каретными сараями углом стоял в том месте, где улица Фурманова упирается в шумящую машинами набережную Невы. Квартира располагалась на втором этаже и имела пять разновеликих комнат. Состав проживающих в ней друзей все время менялся, но основными поселенцами были: Роман Грузов, Егор Остров, Тимофей Абрамов, Максим Полищук, Стас Макаров, Линас Петраускас и найденный на улице палевый дог, прозванный за прыть и гигантский размер Котиком. С недавних пор в мастерскую к «Речникам» поселился еще и Юрнс Лесник. Таким вот мужским монастырем эти достойнейшие представители авангардного искусства, перформанса и поэзии сложили свои усилия и оживили самый примечательный в городе сквот. Свет никогда не гас в немытых окнах их мастерской. Днем и ночью, как на явочную квартиру, сюда приходили вереницы гостей, перед домом выгружались грузовики с любопытнейшими грузами, иногда из квартиры слышался тяжелый грохот, но чаще всего визг шлифовальных машин и треск сварочного аппарата В предельно короткое время мастерская заполнилась всевозможным металлическим ломом. «Речники» выискивали на свалках куски от распиленных вертолетов, стаскивали на «Фурики» трубы, баллоны, пружины и прочие замысловатые механизмы, а после кромсали их на части и делали из всего этого всевозможные арт-объекты, движущиеся пневматические механизмы и работавшие под музыку огнеметы.