Мои дела –

как зола – дотла.

Флорентийские факелы

3. Богуславской

Ко мне является Флоренция,

фосфоресцируя домами,

и отмыкает, как дворецкгьй,

свои палаццо и туманы.

Я знаю их. Я их калькировал

для бань, для стадиона в Кировске,

спит Баптистерий, как развитие

моих проектов вытрезвителя.

Дитя соцреализма грешное,

вбегаю в факельные площади,

ты – калька с юности, Флоренция!

брожу по прошлому!

Через фасады, амбразуры,

как сквозь восковку,

восходят судьбы и фигуры

моих товарищей московских.

Они взирают в интерьерах,

меж вьющихся интервьюеров,

как ангелы или лакеи,

стоят за креслами, глазея.

А факелы над черным Арно

необъяснимы –

как будто в огненных подфарниках

несутся в прошлое машины!

Ау! – зовут мои обеты,

Ау! – забытые мольберты,

и сигареты,

и спички сквозь ночные пальцы,

Ау! – сбегаются палаццо, –

авансы юности опасны! –

попался?!

И между ними мальчик странный,

еще не тронутый эстрадой,

с лицом, как белый лист тетрадный,

в разинутых подошвах с дратвой –

здравствуй!

Он говорит: «Вас не поймаешь!

Преуспевающий пай-мальчик,

Вас заграницы издают.

Вас продавщицы узнают.

Но почему вы чуть не плакали?

И по кому прощально факелы

над флорентийскими хоромами

летят свежо и похоронно?..

Я занят, Я его прерву.

Осточертели интервью.

Сажусь в машину. Дверцы мокры.

Флоренция летит назад.

И как червонные семерки

палаццо в факелах горят.

1962

Прощание с Политехническим

Большой аудитории посвящаю

В Политехнический!

В Политехнический!

По снегу фары шипят яичницей.

Милиционеры свистят панически.

Кому там хнычется?!

В Политехнический!

Ура, студенческая шарага!

А ну, шарахни

по совмещанам свои затрещины!

Как нам мещане мешали встретиться

Ура вам, дура

в серьгах-будильниках!

Ваш рот, как дуло,

разинут бдительно.

Ваш стул трещит от перегрева.

Умойтесь! Туалет – налево.

Ура, галерка! Как шашлыки,

дымятся джемперы, пиджаки.

Тысячерукий, как бог языческий.

Твое Величество –

Политехнический!

Ура, эстрада! Но гасят бра.

И что-то траурно звучит «ура».

12 скоро. Пора уматывать.

Как ваши лица струятся матово.

В них проступают, как сквозь экраны,

все ваши радости, досады, раны.

Вы, третья с краю,

с копной на лбу,

я вас не знаю.

Я вас люблю!

Чему смеетесь? Над чем всплакнете?

И что черкнете, косясь, в блокнотик?

Что с вами, синий свитерок?

В глазах тревожный ветерок...

Придут другие – еще лиричнее,

но это будут не вы –

другие.

Мов ботинки черны, как гири.

Мы расстаемся, Политехнический!

Нам жить недолго. Суть не в овациях.

Мы растворяемся в людских количествах

в твоих просторах,

Политехнический.

Невыносимо нам расставаться.

Я ненавидел тебя вначале.

Как ты расстреливал меня молчанием!

Я шел как смертник в притихшем зале.

Политехнический, мы враждовали!

Ах, как я сыпался! Как шла на помощь

записка искоркой электрической...

Политехнический,

ты это помнишь?

Мы расстаемся, Политехнический.