как листья в окне,

и скажет мне:

«Что ж я? Художник, утешь.

Мне страшно, художник!.. Я сыну– отец...»

И слезы стоят, как стакан первача,

В неистово синих глазах снохача.

1960

Вечер на стройке

Меня пугают формализмом.

Как вы от жизни далеки,

Пропахнувшие формалином

И фимиамом знатоки!

В вас, может, есть и целина,

Но нет жемчужного зерна.

Искусство мертвенно без искры,

Не столько божьей, как людской, –

Чтоб слушали бульдозеристы

Непроходимою тайгой.

Им приходилось зло и солоно,

Но чтоб стояли, как сейчас,

Они – небритые, как солнце,

И точно сосны – шелушась.

И чтобы девочка-чувашка,

Смахнувши синюю слезу,

Смахнувши – чисто и чумазо,

Смахнувши – точно стрекозу,

В ладоши хлопала раскатисто...

Мне ради этого легки

Любых ругателей рогатины

И яростные ярлыки.

1960

Баллада 41-го года

Партизанам Керченской каменоломни

Рояль вползал в каменоломню.

Его тащили на дрова

К замерзшим чанам и половням.

Он ждал удара топора!

Он был без ножек, черный ящик,

Лежал на брюхе и гудел.

Он тяжело дышал, как ящер,

В пещерном логове людей.

А пальцы вспухшие алели.

На левой – два, на правой – пять...

Он

опускался

на колени,

Чтобы до клавишей достать.

Семь пальцев бывшего завклуба!

И, обмороженно-суха,

С них, как с разваренного клубня,

Дымясь, сползала шелуха.

Металась пламенем сполошным

Их красота, их божество...

И было величайшей ложью

Все, что игралось до него!

Все отраженья люстр, колонны...

Во мне ревет рояля сталь.

И я лежу в каменоломне.

И я огромен, как рояль.

Я отражаю штолен сажу.

Фигуры. Голод. Блеск костра.

И как коронного пассажа,

Я жду удара топора!

Мое призвание – не тайна.

Я верен участи своей.

Я высшей музыкою стану –

Теплом и хлебом для людей.

1960

Рублевское шоссе

Мимо санатория

Реют мотороллеры.

За рулем влюбленные –

Как ангелы рублевские.

Фреской Благовещенья,

Резкой белизной

За ними блещут женщины,

Как крылья за спиной!

Их одежда плещет,

Рвется от руля,

Вонзайтесь в мои плечи,

Белые крыла.

Улечу ли?

Кану ль?

Соколом ли?

Камнем?

Осень. Небеса.

Красные леса.

1962

Кроны и корни

Несли не хоронить,

Несли короновать.

Седее, чем гранит,

Как бронза – красноват,

Дымясь локомотивом,

Художник жил,

лохмат,

Ему лопаты были

Божественней лампад!

Его сирень томилась...

Как звездопад,

в поту,

Его спина дымилась

Буханкой на поду!..

Зияет дом его.

Пустые этажи.

В столовой никого.

В России – ни души.

Художники уходят

Без шапок,

будто в храм,

В гудящие угодья

К березам и дубам.

Побеги их – победы.

Уход их – как восход

К полянам и планетам

От ложных позолот.

Леса роняют кроны.

Но мощно под землей