— Эта лазанья была потрясающей, — Боб прижимает руку к животу. — Поблагодаришь Мэри за нас?

— Она будет рада услышать, что вам понравилась её стряпня, — говорит Тиффани.

— Хорошо, давай мы приберёмся, раз ты накормила нас, — Боб встаёт, поднимая свою тарелку.

— Нет, всё в порядке, — машет ему рукой Тиффани.

Но я понимаю, что из-за своего состояния она не сможет стоять у раковины и мыть посуду.

— Это не проблема. И моя жена отвесила бы мне тумаков, если бы узнала, что я не предложил убраться, — я встаю, собирая оставшиеся тарелки, и отношу их к раковине.

— Боб, почему бы вам с Тиффани не посидеть в гостиной, пока мы со Штормом будем мыть посуду?

Шторм переводит взгляд на меня. С минуту он выглядит так, будто собирается спорить, но затем, кажется, успокаивается.

— Конечно. Иди, отдыхай, мама, — Шторм встаёт. Подойдя к раковине, он начинает наполнять её водой, добавляя жидкость для мытья посуды.

— Я помою, — говорю я ему, закатывая рукава. Понятия не имею, куда нужно складывать посуду, поэтому так будет проще.

Шторм приносит остальные тарелки, и я начинаю их мыть.

После того, как я помещаю первую вымытую тарелку в посудомоечную машину, он берёт её и начинает вытирать полотенцем.

— Не совсем рок-н-ролл, — говорит он. — Никогда бы не подумал, что настанет тот день, когда я увижу Джейка Уэзерса стоящим на моей кухне и моющим посуду. У меня такое чувство, что я должен сфотографировать вас, — хихикает он.

— Нет, не надо, — смеюсь я. — Том и Ден никогда не дадут мне забыть об этом.

Он снова усмехается, а затем между нами воцаряется тишина, и мы просто моем посуду.

— Каким он был? — его мягко произнесённые слова застают меня врасплох. В них есть боль, которая будто лезвиями пронзает мою грудь.

Я поворачиваюсь к нему лицом и обнаруживаю, что он уже смотрит на меня.

— Джонни? — я осторожен, не называя Джонни его отцом. Не хочу подливать бензин в уже горящее пламя Шторма.

— Да, — произносит он, разглядывая пол.

Я опускаю взгляд на мыльную воду, в которую погружены мои руки. Он был буйным, импульсивным и упрямым. Но он был верным, талантливым и чертовски умным. Улыбка играет на моих губах.

— Он мог играть на гитаре, как ты в жизни не видел. И... он был моим лучшим другом, — в моём горле образуется комок. Я поворачиваюсь, прижимаясь спиной к стойке. — Ты выглядишь в точности, как он в твоём возрасте.

— Вы знали его, когда он был молодым?

— Да, — я печально улыбаюсь ему.

Шторм отворачивается. Подойдя к шкафу, он убирает тарелку и закрывает дверцу шкафа. Всё ещё отвернувшись, он говорит:

— Я читал кое-что в Интернете... о Джонни. Там говорится... ну, там говорится, что... он покончил с собой.

Я напрягаюсь всем телом.

Шторм поворачивается ко мне лицом, прислоняясь к стойке.

Я смотрю ему в глаза.

— Джонни не покончил с собой, — я стараюсь сохранить свой голос ровным. — У него было столько всего, ради чего стоит жить. Он просто... принял очень плохое решение той ночью, когда сел в свою машину. Это был несчастный случай. Трагический несчастный случай.

Я хочу сказать Шторму, что Джонни никогда бы не оказался в такой ситуации, если бы знал о нём, но это прозвучит так, будто я обвиняю Тиффани в решении, которое она приняла, а я не хочу этого.

Он переступает с ноги на ногу, уставившись на них.

— Слушайте... я знаю, что была вероятность того, что вы могли быть моим отцом, — его взгляд возвращается ко мне.

Я не могу скрыть удивление на своём лице.

— Однажды я подслушал разговор мамы и Мэри.

— Ох.

— Я знаю, что в прошлом мама была буйной.

Я не знаю, что сказать. Что он хочет от меня услышать?

Чёрт. Я не готов к этому.

Шторм оборачивает руки вокруг своего живота.

— Готов поспорить, что вы почувствовали облегчение, когда узнали, что я не ваш ребёнок, — произносит он. — Я знаю, что у вас есть эта идеальная семья. Вы бы не хотели, чтобы кто-то вроде меня пришел и испортил всё.

Я выдыхаю, сжимая край стойки руками.

— Послушай, Шторм, я не могу отрицать, что если бы ты был моим ребёнком, то это ненадолго усложнило бы всё для меня. Но если бы ты был моей кровью, не было бы и секунды, когда я бы не хотел тебя.

Я хочу, чтобы он почувствовал себя лучше. Я знаю, что ему больно, и хочу унять эту боль.

И это не ложь. Если бы он был моим сыном, независимо от того, насколько это могло бы причинить боль Тру, причинить боль всем нам, я бы никогда не отказался от него.

— И я не сомневаюсь, что Джонни поступил бы точно так же, будь он здесь, — пылко говорю я.

— Но его здесь нет.

— Да, его нет. Но есть я, и Боб тоже. И мы хотим... — замолчав, я втягиваю воздух, убеждаясь, что эти слова правильные. — Мы тоже хотим быть твоей семьёй.

Выражение его лица становится непроницаемым, и он отворачивается от меня, бросая полотенце на прилавок.

— Всё нормально, если вы закончите здесь? Меня ждёт несделанное домашнее задание, — говорит он, не глядя на меня.

— Да, — говорю я, сдерживая разочарование в голосе. — Всё в порядке. Иди.

После чего Шторм выходит из кухни, не произнося ни слова, оставляя меня стоять, понимая, что мне всё же предстоит преодолеть с этим парнем тот ещё адский путь.

Глава 15

Я заканчиваю мыть посуду и направляюсь в гостиную. Тиффани и Боб сидят на диване, и она показывает ему детские фотографии Шторма.

— Всё в порядке? — с некоторым беспокойством в голосе спрашивает Боб.

Может быть, выражение моего лица беспокоит его. Или, возможно, отсутствие со мной Шторма.

— Да, всё в порядке. Шторм ушёл делать домашнее задание.

— Добровольно? — улыбается Тиффани. — Это впервые.

— Он спрашивал о Джонни.

— Ох, — говорит она. — Он не... не спрашивал у меня ничего о нём. Что... что он хотел знать?

— Каким был Джонни. И... — я бросаю взгляд на дверь, затем, понизив голос, говорю: — Он знает о вероятности того, что он мог быть моим.

— Ох, — её глаза расширяются.

— Он сказал, что подслушал твой разговор с Мэри.

— Дерьмо, — говорит она. — Мне следует пойти поговорить с ним?

Я качаю головой.

— Он казался не слишком расстроенным из-за этого.

Она смотрит на дверь и говорит:

— Всё же, я поговорю с ним об этом. Завтра. Сегодня, наверное, лучше этого не делать.

— Ещё я сказал ему, что мы хотим быть его семьёй, — я перевожу взгляд на Боба.

Он поднимает брови.

— И каков был его ответ?

— Он ничего не сказал. Именно тогда он и пошёл делать домашнее задание, — тихо говорю я. — Может быть, я зашёл слишком далеко, и мне не следовало так торопиться?

У Боба приподнимаются уголки губ

— Тебе всегда недоставало терпения, Джейк.

С этим не поспоришь.

Я чувствую взгляд Тиффани на себе. Обратив свой взгляд на неё, я замечаю её беспокойство.

— Слушай, я не знаю, чего именно ты ждёшь от нас. Если это деньги на обеспечение будущего Шторма, то это само собой разумеющееся. Всё, что ему понадобится, он получит.

— Деньги Джонни, — говорит Боб. — Я собираюсь положить их на доверительный счёт Шторма.

Боб не обсуждал это со мной, но я не удивлён.

— Ему не нужны все эти деньги, — говорит она ему.

— Я стар. Это мне они не нужны, — отвечает Боб.

— Послушайте, — она прижимает свои руки к коленям, — нам просто нужно обсудить это. Я знаю, что людям не нравятся разговоры о смерти, но такова жизнь. Мы все однажды умрём. К сожалению, мой день наступит раньше, чем мне бы хотелось. Я хочу увидеть, как растёт Шторм и как он обзаведётся собственными детьми, но этого не случится.

Её глаза тускнеют от печали, и в моём животе возникает тянущее чувство.

Боб тянется к Тиффани и берёт её за руку. Она благодарно улыбается ему.

— Конечно же, я хочу, чтобы Шторм был обеспечен финансово. И я знала, что рискую, выясняя, был ли он ребёнком Джонни, когда его больше не было в живых, и я понимала, что, так или иначе, вне зависимости от результата, был он ребёнком Джейка или Джонни, это в любом случае финансово обеспечило бы Шторма. Но кроме денег... больше всего на свете, я хочу, чтобы у него была семья. Мэри предложила взять его к себе, и это было бы здорово, потому что он знает её... но... — она прикусывает губу. — Я знаю, что он похож на Джонни... но большая часть меня надеялась... Мне очень жаль... — она переводит свои наполненные слезами глаза на Боба. — Но я хотела, чтобы Шторм был сыном Джейка, чтобы он не остался один, когда я умру.

Дерьмо.

Это пробивает дыру в моей груди размером с кратер.

— Я не хочу, чтобы он остался один после моей смерти. Я не хочу, чтобы он был сиротой. Ему нужна семья.

— У него есть семья, — твёрдо говорит ей Боб.

— У него есть мы, — говорю я. — И Том, и Денни. Все мы — мы его семья.

Я провожу рукой по своим волосам и решаю просто рискнуть. Как сказал Боб, терпение действительно не мой конёк.

— Слушай... — я предпочитаю не смотреть на Боба, когда говорю это, вместо чего просто фокусирую внимание на Тиффани. — Боб и я поговорили, и мы оба согласны. Если ты тоже согласишься, то... мы хотим, чтобы вы с Штормом переехали жить в Лос-Анджелес. Боб переезжает ко мне и моей семье, и я могу помочь тебе со всем, что потребуется. Ты можешь прожить оставшееся время там же, и у Шторма появится время, чтобы узнать нас и обосноваться с твоей помощью. Затем, когда придёт время, — когда тебя не станет, — Шторм переедет к нам: ко мне и моей семье.

Глаза её расширяются, в них стоят слёзы.

— А как твоя жена относится к этому?

— Поверьте мне, если бы у меня не было её поддержки, я бы не говорил такие вещи прямо сейчас.

— Ты хочешь принять Шторма, как своего собственного, позволишь ему жить с тобой? Почему?

Я удивлён, что она вообще спрашивает об этом.

— Он плоть и кровь Джонни. Это делает его моим — нашим, — я мельком смотрю на Боба, который едва заметно кивает, одобряя. — Джонни сделал бы то же самое для меня, если бы меня здесь не было. Он бы позаботился о моём ребёнке. И я хочу позаботиться о его.

После этого она начинает рыдать, и я, честно говоря, не знаю, что делать.

Я бросаю панический взгляд на Боба.

— Вот, не плачь, — он достаёт из кармана платок и отдаёт его ей.

Она вытирает лицо.